Кафе "Моцарт" - 1.
Из моей книги "Повести, рассказы, истории"
В Австрию мы прибыли прямиком из Швейцарии, о которой расскажу потом.
Но вначале вернулись в Германию, в Мюнхен.
И сходу двинули в Зальцбург. В Австрию. К Моцарту.
От Мюнхена до Зальцбурга всего-то ничего.
Каких-то пару часиков на электричке типа RE или RB - и ты на месте.
Конечно, по сравнению с нормальным поездом вроде ICE, которым я добирался из Маннгейма до Мюнхена никакого сравнения - тот скоростной, с аэродинамическим корпусом, а этот прост, как правда, но ехать можно.
Конечно, никаких табло с информацией, ориентация в пространстве - только по многословному трепу машиниста, глотающего слова и целые фразы на хохдойче - высоком немецком.
Да еще заглушаемому детскими воплями, визгливыми женскими криками и басовитым толковищем с матюками на великом и могучем...
Оглянувшись, я понял, что меня угораздило забраться в вагон с российскими туристами из Тьмутаракани, о чем свидетельствовали не только темы полупьяных бесед, но и спортивные голубые штаны с тройными лампасами на мужиках и серо-синие блузки с мятыми до пят юбками мадонн с орущими детишками, зачем-то притянутыми к данной поездке.
Точно.
Орали они до самого Зальцбурга, где и выгрузились под строгие команды: «Не расходиться! Растеряетесь к свиньям!» некоего командира с чёлкой на стриженной полубоксом голове.
Выйдя из помещения вокзала, значительно, кстати, уступающего по размерам и модерновости Мюнхенскому, я продолжил наблюдение за другой, более обширной количественно, но идентичной качественно, группой, живописно расположенной в сквере рядом с вокзалом.
На скамейках, на камешках, просто на земле пили, ели, спали и просто таращили глаза толпы подозрительных типов, по виду бомжей.
Но полиция лениво обходила их стороной.
Эти тихие граждане, как мне потом объяснили, слетаются сюда, в Зальцбург попрошайничать у богатых туристов со всего света, которых тут немерянно.
Моцарт - вот главная наживка города - рая для почитателей гения.
Площадь Моцарта.
Скульптура Моцарта.
Дом, где родился Моцарт по Getreidegasse 9 .
Тарелочки, вазочки, стаканчики, ложечки, где изображен Моцарт.
Магазины, магазинчики, лавочки, где все товары - с его изображением.
Отбоя от покупателей нет.
Моцарт!
Здесь родился Моцарт!
Здесь крестился Моцарт!
Здесь...
Но я мужик крепкий.
На дешевку не кидаюсь.
Пара фотоснимков, пара десятков метров видеоленты - и хватит.
Я - не музыкант.
Что мне Моцарт?
Путя... пути... путешественник я.
И только.
А потому просто пошатался по городу вдоль реки Зальцах, затем в сторону крепости Hohensalzburg одиннадцатого века, по площадям светского Зальцбурга - небольшим и уютным, как, например, Waagplatz или Alter Markt
Всего несколько шагов - и я в ином мире.
По Franziskanergasse от Соборной площади попадаю в фестивальный район, по Wiener Philharmonikerstrasse, бывшему рыночному переулку, - на Университетскую площадь
Гуляя по Getreidegasse, не пропускаю ни одного внутреннего дворика с магазинами сувениров, антиквариатом. На многих домах знаки гильдий - воспоминание о Средневековье.
На площади Моцарта посидел в кафе.
Оно - с красными зонтиками там, за памятником тому же Моцарту.
Расплата - в евро.
А вот, помню, в Цюрихе - только и исключительно во франках, змеи!
Даже в платном сортире в центре города при оплате в один франк шустрая бабка затребовала два еврика, тогда как курс, сами понимаете, строго наоборот!
Нихрена у нее не вышло.
В Макдональдсе отлил за так!
Хотя тоже там были свои заморочки: надо было куда-то засунуть чек покупки чего-нибудь этого заведения. Но не учли хозяева, что можно зайти в дверь, открываемую помочившимся товарищем.
Ладно.
Это я отвлекся. Хотя сортирные проблемы - это серьезно.
Особенно, когда не приготовил заранее нужную валюту!
Да. Так вот.
Сидим мы в кафе. Вдвоем.
Питаемся, чем бох послал, а именно, мороженым, соками и кофе, само собой.
Вокруг за столиками сидят люди, беседуют на немецком, английском, французском и других языках и едят и пьют, как и мы, мороженое, соки и так далее.
Метров со ста на наше кафе смотрит Моцарт.
Правда, не живой, а, наоборот, железный.
Серого такого цвета.
На белом таком пьедестале.
Смотрит, и презрительно так, искоса, через губу как бы говорит:
- Жрете, мол, чепуху всякую и говорите, мол, о всякой чепухе: дети, работа, семейные дела всякие, хоть и на разных языках, а ерунду плетете! Нет, чтобы обо мне, про симфонии мои или, скажем, про ре-минор или хотя бы про си-мажор. Уши вянут, уроды вы все! Про музыку говорить надо, засранцы!
Это как бы Моцарт с пьедестала обижается на публику в его родном городе…
Или это мне показалось?
И, главное по-русски!
Интересно девки пляшут, думаю…
Ан нет! В этом коловороте языков явственно различаю русскую речь. Оглянулся. Точно! Приближаются к нашему кафе двое.
Пожилые люди оба.
Один - покрупнее, толстый, с большими залысинами, седой, лет шестидесяти, а второй худощавый, морщинистый, суетливый какой-то, лет на пятьдесят плюс-минус трамвайная остановка примерно. И по-русски говорят. Подходят к нашему столику - у нас два свободных стула, а остальные столы перегружены под завязку.
Толстый обращается ко мне:
- Э-э, дайне…э-э-э, зайне платц, э-э-э…
Оборачивается к худощавому и просит подсказки:
- Толик, как сказать этому лабуху по-немецки насчет посидеть нам с ним и с его фифой, а то ж ноги у нас отвалятся нахер?
Толик открыл рот, но я любезно ответил сам:
- По фене, любезный, можете говорить со мной по-русски. На немецкий это не перевести. Я же, со своей стороны, могу у вас за «фифу» и моргала выставить и хлеборезку начистить. Вы, надеюсь, не возражаете?
Толстый окаменел. Как стоявший за его спиной Моцарт. И даже цвет лица у него стал серый, как у великого композитора на постаменте.
- Ох! - простонал он, - извините, пожалуйста! Я не хотел вас обидеть! Тем более, вашу красивую спутницу! Которую тоже прошу меня великодушно извинить! Прошу прощения, господа! Мне показалось, что вы иностранцы! Извините еще раз! Мы пойдем с Толей дальше.
- Да ладно, что уж там! Бывает. И на старуху, знаете….- примирительно сказал я, удовлетворенный его смущенным видом и вмиг покрасневшим простодушным русским лицом.
- …да, да, да, - зачастил он. - На старуху проруха, как говорится…да, да…
Толик пришибленно стоял рядом, глядя, как его приятель оправдывается. Мне даже показалось, что смотрел он на ужимки приятеля с чувством глубокого удовлетворения.
- А вы откуда? Из Москвы, наверно? Или из Питера? - начал знакомиться с нами толстяк, вытирая испарину и грузно присаживаясь на затрещавшее под ним пластмассовое кресло.- Меня вот Владимиром зовут. Как, знаете, Путина или того же Ленина, хе, хе. Но можете звать просто Володей или Вовой, а можно Владимиром Петровичем. Я из Новосибирска сам.
- Земляк, значит, - вставился я в бессвязный поток, и уточнил: - бывший.
- Да ну? - обрадовался Вова. - А вот Толик из Омска…, точнее, из Мюнхена, но раньше из Омска. Это теперь он в Мюнхене, а раньше из Омска.
Толик тоже подсел к столу и интеллигентно уточнил:
- Я уроженец Омска, но живу в Мюнхене уже семь лет. Анатолий Самуилович.
Кашлянул.
- С женой и сыном. Еврейская иммиграция в Германию, так сказать. А вы ведь тоже, кхгм, с пятым параграфом, так сказать? Как говорят…
- С ним, с самым. Только я не из российских столиц, а прямиком из Израиля. По делам я здесь, в Европе. Закончил дело, гуляю смело… в Зальцбурге.
- А-а-а, ясно, - протянул смышленый Толик, - так это можно обмыть, скажем, местным винишком или чем покрепче.
- Крепче! - втянулся в беседу Вова. - Водка-то у них есть? А, кстати, ваша…. ммм… подруга тоже будет пить? Ее как звать, простите?
- Фифа - ответила моя подруга. - Зовите меня Фифа. Это имя мне понравилось. И не краснейте, Вова. Экий вы лабильный! Аж испарина на лбу!
Так я познакомился с Толиком и Вовой в каких-то ста метрах от железного Моцарта серого цвета. На площади его имени. Моцарта имени, конечно. Вольфганга-Амадея.
В кафе его имени.
А, кстати, ликер его имени мы заедали конфетами также имени Моцарта.
Замоцардовали нас там, короче, в Зальцбурге.
Напрочь.
Но истории Вовы с Толиком в моей памяти остались.
О чем и докладываю ниже.
Как говорится.
От первых лиц, естественно. Так четче проступают контуры этих …э-э-э, фигур.
(Продолжение следует)