Зимзум
(из моих рассказов о новых репатриантах в Израиле)
Зимзум - в переводе с иврита означает шум, жужжание, дребезжание, свист.
Интересна история моего знакомства с этим зудящим словечком.
Давным-давно, в те стародавние времена, когда вода была мокрее, довелось мне поработать по инженерной части на одном, только что открывшемся, заводе по сборке телевизоров.
Купили мы тогда в Голландии конвейерную линию по сборке и настройке телепродукции, и давай клепать эти приборы на базе ТВ марки Филипс.
Клепали-клепали, клепали-клепали, сначала в одну смену, потом в две, а потом и вовсе в три!
Много заказов было.
Сначала мы гнали продукцию в Европу, во Францию да Германию, потом стали насыщать свой отечественный рынок в Израиле.
Вначале народ кинулся покупать со страшной силой эти аппараты, а потом, слегка опомнившись, стал сравнивать.
То с Сони сравнит, то с Тошибой, то ещё с каким-нибудь известным брэндом.
И стали придираться.
Как всегда.
Мы же как, покупатели? То нам это не так, то то - не то, верно?
И привязались, между прочим, к этому самому зимзуму!
У вас, говорят, зимзум имеется.
Зимзумит шибко.
Как включишь громкость на волиум сорок-пятьдесят процентов, так сразу и дребезжит, жужжит, шумит и свистит.
Уберите, мол, за ради бога, эту гадость, а то, мол, слушать тошно.
Мешает, мол, воспринимать того же Баха, к примеру, или даже Моцарта, как положено!
Вот чудаки!
Мы им и говорим: а вы чего это так громко слушаете этих выдающихся композиторов?
Их надо слушать потихоньку, под сурдинку, на громкости двадцать, от силы, тридцать!
И никак не громче, а иначе, воспринимается эта гениальная музыка неправильно.
Только на два уха. А надо задействовать и среднее ухо тоже, чтобы в результате можно было бы наслаждаться всеми фибрами, то есть, тремя ушами.
Так прописано где-то, не помним где, по музыкальной части!
Но покупатели - они же дураки, это всем известно, верно?
Давайте, говорят, за наши большие денежки, не вешайте нам лапшу на все три уха, а гоните звук на громкости аж в сто!
Ну, максимум, на восемьдесят! Ну, ладно, хотя бы шестьдесят-семьдесят, но никак не меньше!
Что делать?
И вот зовёт меня на ковёр самый важный начальник, и спрашивает:
- Слушай, чего это там гудит, жужжит и зимзумит, ты не знаешь? В нашей продукции. Народ, понимаешь, заелся, и хочет слушать громко, но без помех. А иначе не хотят покупать! А?
Я вначале хотел посоветовать начальству послать этих умников куда подальше, а потом сообразил, что за спиной у нас стоят такие бугры-конкуренты, как те же Сони и Тошиба, и сказал тихо, но твёрдо:
- Знаю. Жужжит и зимзумит там фигОвый пластик корпуса телевизора. Об экран.
- А чего так? - интересуется начальство.
- Так мы какой пластик ставим-то? - говорю, - дешёвый да фигОвый, тонкий да неровный. Вот он и бьётся в этих… в консульвиях, как говорил выдающийся в некоторых местах доцент Шахов из моей институтской молодости, то есть, в конвульсиях об этот экран.
Был бы потолще, да покачественней - не зимзумил бы!
Эх, как оно вскочило! Начальство, то есть.
Глаз красный, пена у рта белая, а лицо синее и трясётся!
- Как, то есть, едрёна шишка, пластик тонкий и неправильный? Ты забыл, что ли, откуда мы его получаем? Из Италии, из Милана! Там одна форма для литья этого пластика миллион долларов стоит! Мало тебе, что ли? Где я тебе больше денег достану? Из моего кармана, что ли?
И пошёл, и поехал…
Всё вспомнил, и маму и папу этих грёбаных покупателей, которым всё не так, и погоду, и природу, и меня со своими советскими выходками, и вообще всех на свете!
Потом, правда, остыл.
Глаз стал нормальным, карим, пена постепенно втянулась туда, откуда повылезла, а лицо приняло обычный, жёлтый оттенок.
- Чего делать, знаешь?
- А как же, - говорю, - знаю.
- Ну, скажи.
- Так послать надо этот Милан к ебеням…
Смотрю, начальник снова стал привставать из-за стола.
- …или, по-советски как раз поступить…- спохватился я.
- Как это?
- А вот увидишь, господин начальник. Я чего-нибудь придумаю! Ты же меня уже знаешь.
- Знаю, знаю, - проскрипел шеф. - Иди, думай.
На следующий день подходит он ко мне и спрашивает:
- Придумал?
- Ага, - говорю, - конечно. Зря я, что ли, советскую школу жизни прошёл? Пошли к конвейеру. Вот, смотри.
Подсел я к стоящему на ленте конвейера аппарату, врубил звук на полную катушку и приник ухом к трясущейся этой падле.
- Ага. Вот тут! - поднял я указательный палец и ткнул им в дребезжащий угол пластика.
Потом отрезал кусок мягкой резины с клейкой поверхностью и сунул в щель между пластиком и стеклом экрана.
Дребезг прекратился.
Начальство аж подпрыгнуло!
- Ну, ты даёшь! А ну, давай следующий!
Я дал.
Следующий тоже заткнулся.
И так далее.
Но.
Мы все знаем, что инициатива наказуема!
Что в Израиле, что в России, что в Гренландии.
С этого дня, в течение полугода, я сидел за лентой конвейера и, воткнув ухо в экран, слушал.
Это вместо того, чтобы сидеть у себя в кабинете.
Потому что уши у меня, как оказалось, музыкальные. И натасканные именно на зимзум.
Подчинённые путались, неправильно определяли тембр дребезга, совали не туда и не то. В общем, пришлось мне отдуваться за свою же придумку.
Вот так я начинал свой приход в израильский хай-тек.
Вы спросите, что было потом?
А ничего особенного не было.
Кроме того, что начальство так и не согласилось найти другого, более качественного поставщика пластика.
Методом тыка мы лечили этот самый зимзум ещё долго.
До той поры, пока по другим причинам, но идущим от того же подхода, завод не прикрыли за отсутствием рентабельности.
Народ разбежался кто куда.
Но недавно, а это уже прошло с тех пор лет пятнадцать, я увидел у приятеля телевизор этой самой моей первой в Израиле фирмы.
Работает, чёрт!
И звук отличный. Без зимзума.
Посмотрел я опытным глазом промеж пластика и стекла экрана.
Сидит!
Сплющенный, тоненький кусочек той самой резинки.
Работает!
Ну и ладненько.
Пусть себе служит.
Предохраняет. Как и всякая резинка...
От зимзума этого.