Другие были времена...
предыдущее здесь:
http://artur-s.livejournal.com/2757421.html
- Может быть, ты помнишь, там есть ресторанчик, в котором теплыми крымскими вечерами завязывались или продолжались знакомства.
Был в то время в этом кабачке душевный сакс, звали его Витя.
Ну, просто душу выворачивал этот Витя в сопровождении фно, скрипки и ударника!
Да еще если принять за кадык чуть-чуть армянского коньячка, да закушать это дело чем-нибудь грузинским с зеленью!
В первый же вечер мы с Мишей, он из Николаева, сняли двух девиц.
Хорошие девки! Во-первых, кровь с молоком, во-вторых…, а впрочем, во-первых было достаточно.
Подружили мы с ними пару деньков, в Ялту их свозили, в Ласточкино Гнездо, то к себе их приведём, то к ним в гости сходим, все путём, как надо.
И вот на третий день гуляем по набережной вчетвером.
Воздух - чистейший, море шепчет чего-то душевное, небо все в крупных звездах, и на душе благодать и гармония.
Навстречу идут две девушки.
И сразу ко мне:
- Гоша! Привет!
Смотрю я - и чуть в обморок не свалился.
Вика и Нонна!
Вот так встреча!
Вдвоём! Вместе!
Извинился я перед девицами, которые кровь с молоком, попросил Мишу занять их чем-нибудь весёлым, и подключился к своим старым школьным подругам.
Пошли воспоминания, а потом слёзы и сопли.
Учились хорошо, достаточно сказать, что я и Нонна получили золотые медали, а Вика - серебряную.
То есть, были сливками класса.
А, кроме того, были у нас любови.
Я любил Вику, Нонна любила меня, Вика же любила Эдика из 10-го Б.
Такая была раскладка и диспозиция, понимаешь.
Должен тебе сказать, Дока, что Вика была маленькой, щупленькой, рыжеватой девочкой с нечистым лицом, то есть, кожа была такая, негладкая, что ли.
Глаза у нее светло-карие, умные, голосок негромкий, душевный.
К чему я это тебе говорю?
Неброская девочка, серенькая внешне, можно сказать.
Но это же первая любовь!
Которая слепа и глуха!
Поверишь, плакал я ночами, этакими чистыми и светлыми слезами, а в груди такое надуманное, знаешь, блаженство, детское, без всяких пошлостей.
Приятно вспомнить, что у меня когда-то были такие ощущения. Выбивал из головы даже мысли о, не дай бог, чем-нибудь неприличном, по тем далеким и смешным представлениям.
Чистым мальчишкой был я в юности, так-то вот! Неиспорченным.
Это потом уже…
Да ладно. И об этом расскажу.
Мы встали со скамейки, и пошли вдоль берега.
Гоша задумчиво поглядывал в сторону моря, а оно было спокойным, лишь легкий ветерок рябью проходил по его поверхности.
Белые барашки с тихим шорохом накатывались на береговой песок, и тотчас же с шипением ускользали обратно.
Почти до самого горизонта вода была изумрудно-зеленой и лишь вдали, по всей его линии, цвет её менялся на ультрамариновый, переходящий в прозрачную голубизну неба, с легкими перистыми облачками.
- Любил её я, конечно, по-детски, но она была влюблена в другого.
Я как-то даже поговорил с ним, с этим парнем, надрывно. Он спокойно сказал: пусть она сама выбирает.
И она выбрала его. Такое горе. Шучу, конечно.
А Нонна сверлила меня на всех уроках огромными карими очами. И все это видели. А мне было до фонаря, я глядел только в сторону Вики.
Однажды Нонна пришла ко мне домой.
Молча смотрела на меня просящим взглядом.
Потом расплакалась, говоря:
- Ничего, Гоша, ничего, я сейчас уйду, ты не волнуйся!
Какое там не волнуйся!
Я бегал по комнате, зажимая торчащий член обеими руками, засунутыми в карман!
Вот ведь интересно, как мы устроены, Дока!
Бабу не люблю, а её слёзы, её страсть передается мощным импульсом прямо в яйца!
Да.
Чистыми мы были ребятами! До поры, до времени…
Ч-чёрт!
Потом пошла большая жизнь.
Нас разбросало.
Я поступил в университет и пошло-поехало, общага, девочки, поллитровки, блядки.
Нонна училась в консерватории, стала концертмейстером, вышла замуж, родила раз, родила два…
Вика закончила универ в Питере, вышла замуж, родила, развелась.
Я женился неудачно, стал блядовать в поисках той единственной, которая смутно вырисовывалась в мечтах.
Конечно, не похожей ни на Вику, ни на Нонну.
Через восемь лет после окончания школы я случайно встретил свою первую любовь - Вику.
Она уже разошлась.
Я гулял вовсю, изменял жене только так, зная, что жить с ней не буду.
Мы сразу поехали ко мне и упали в койку.
Ужас.
Ты, Дока, видел тощую синюшную курицу?
Такой я увидел свою первую любовь и пришел в ужас: кого я любил? Почему? За глаза, которые уже не были такими привлекательными, как некогда?
Мы разбежались.
Нонну я встретил в командировке через лет десять в Днепропетровске, она была концертмейстером оперного театра.
Замужем вторично, блеклая, толстая, уставшая.
Поговорили за жизнь и разошлись.
И вот эта встреча в Крыму!
Обе! Вместе!?
Как это получается, я не знаю, но они сошлись.
Собрали в кучу детей, прогнали мужиков, зажили одной семьей!
Ты это в состоянии понять?
Я - нет!
Тогда, в Мисхоре, я исчез из их номера в пансионате на цыпочках, мелкими перебежками, потому что после рюмки-другой они вдруг стали смотреть на меня по-особому, хищно, что ли?
Я не слабак и не трус, но мне стало не по себе.
Противно. Гаденько.
И я слинял.
Что скажешь, Дока?
Я отвернулся и стал смотреть на море.
А оно было отрешенно-спокойным.
Красивым и величественным.
Что ему до нас, до наших дел, до наших бед?
Плевать оно на нас хотело.
Соленой своей слюной.
А рядом с нами уже совершенно весёлые от вина русскоязычные мужички пели все вместе, нестройно, но громко дурную песенку из репертуара шестидесятых годов прошлого столетия:
О море в Гаграх!
Покажи свой мокрый зад…
А я поеду в город Сан-Луи.
О, Сан-Луи…
Мы все за мир
И не хотим войны.
А кто пойдёт на нас,
Тому дадим пи@ды!
Смешные слова.
Видимо, это один из не совсем удачных переводов с американо-негритянского на матерно-русский одного из спиричуэлсов, бывших в ходу в середине двадцатого века в студенческих кругах в пору былого величия Союза…
http://artur-s.livejournal.com/2757421.html
- Может быть, ты помнишь, там есть ресторанчик, в котором теплыми крымскими вечерами завязывались или продолжались знакомства.
Был в то время в этом кабачке душевный сакс, звали его Витя.
Ну, просто душу выворачивал этот Витя в сопровождении фно, скрипки и ударника!
Да еще если принять за кадык чуть-чуть армянского коньячка, да закушать это дело чем-нибудь грузинским с зеленью!
В первый же вечер мы с Мишей, он из Николаева, сняли двух девиц.
Хорошие девки! Во-первых, кровь с молоком, во-вторых…, а впрочем, во-первых было достаточно.
Подружили мы с ними пару деньков, в Ялту их свозили, в Ласточкино Гнездо, то к себе их приведём, то к ним в гости сходим, все путём, как надо.
И вот на третий день гуляем по набережной вчетвером.
Воздух - чистейший, море шепчет чего-то душевное, небо все в крупных звездах, и на душе благодать и гармония.
Навстречу идут две девушки.
И сразу ко мне:
- Гоша! Привет!
Смотрю я - и чуть в обморок не свалился.
Вика и Нонна!
Вот так встреча!
Вдвоём! Вместе!
Извинился я перед девицами, которые кровь с молоком, попросил Мишу занять их чем-нибудь весёлым, и подключился к своим старым школьным подругам.
Пошли воспоминания, а потом слёзы и сопли.
Учились хорошо, достаточно сказать, что я и Нонна получили золотые медали, а Вика - серебряную.
То есть, были сливками класса.
А, кроме того, были у нас любови.
Я любил Вику, Нонна любила меня, Вика же любила Эдика из 10-го Б.
Такая была раскладка и диспозиция, понимаешь.
Должен тебе сказать, Дока, что Вика была маленькой, щупленькой, рыжеватой девочкой с нечистым лицом, то есть, кожа была такая, негладкая, что ли.
Глаза у нее светло-карие, умные, голосок негромкий, душевный.
К чему я это тебе говорю?
Неброская девочка, серенькая внешне, можно сказать.
Но это же первая любовь!
Которая слепа и глуха!
Поверишь, плакал я ночами, этакими чистыми и светлыми слезами, а в груди такое надуманное, знаешь, блаженство, детское, без всяких пошлостей.
Приятно вспомнить, что у меня когда-то были такие ощущения. Выбивал из головы даже мысли о, не дай бог, чем-нибудь неприличном, по тем далеким и смешным представлениям.
Чистым мальчишкой был я в юности, так-то вот! Неиспорченным.
Это потом уже…
Да ладно. И об этом расскажу.
Мы встали со скамейки, и пошли вдоль берега.
Гоша задумчиво поглядывал в сторону моря, а оно было спокойным, лишь легкий ветерок рябью проходил по его поверхности.
Белые барашки с тихим шорохом накатывались на береговой песок, и тотчас же с шипением ускользали обратно.
Почти до самого горизонта вода была изумрудно-зеленой и лишь вдали, по всей его линии, цвет её менялся на ультрамариновый, переходящий в прозрачную голубизну неба, с легкими перистыми облачками.
- Любил её я, конечно, по-детски, но она была влюблена в другого.
Я как-то даже поговорил с ним, с этим парнем, надрывно. Он спокойно сказал: пусть она сама выбирает.
И она выбрала его. Такое горе. Шучу, конечно.
А Нонна сверлила меня на всех уроках огромными карими очами. И все это видели. А мне было до фонаря, я глядел только в сторону Вики.
Однажды Нонна пришла ко мне домой.
Молча смотрела на меня просящим взглядом.
Потом расплакалась, говоря:
- Ничего, Гоша, ничего, я сейчас уйду, ты не волнуйся!
Какое там не волнуйся!
Я бегал по комнате, зажимая торчащий член обеими руками, засунутыми в карман!
Вот ведь интересно, как мы устроены, Дока!
Бабу не люблю, а её слёзы, её страсть передается мощным импульсом прямо в яйца!
Да.
Чистыми мы были ребятами! До поры, до времени…
Ч-чёрт!
Потом пошла большая жизнь.
Нас разбросало.
Я поступил в университет и пошло-поехало, общага, девочки, поллитровки, блядки.
Нонна училась в консерватории, стала концертмейстером, вышла замуж, родила раз, родила два…
Вика закончила универ в Питере, вышла замуж, родила, развелась.
Я женился неудачно, стал блядовать в поисках той единственной, которая смутно вырисовывалась в мечтах.
Конечно, не похожей ни на Вику, ни на Нонну.
Через восемь лет после окончания школы я случайно встретил свою первую любовь - Вику.
Она уже разошлась.
Я гулял вовсю, изменял жене только так, зная, что жить с ней не буду.
Мы сразу поехали ко мне и упали в койку.
Ужас.
Ты, Дока, видел тощую синюшную курицу?
Такой я увидел свою первую любовь и пришел в ужас: кого я любил? Почему? За глаза, которые уже не были такими привлекательными, как некогда?
Мы разбежались.
Нонну я встретил в командировке через лет десять в Днепропетровске, она была концертмейстером оперного театра.
Замужем вторично, блеклая, толстая, уставшая.
Поговорили за жизнь и разошлись.
И вот эта встреча в Крыму!
Обе! Вместе!?
Как это получается, я не знаю, но они сошлись.
Собрали в кучу детей, прогнали мужиков, зажили одной семьей!
Ты это в состоянии понять?
Я - нет!
Тогда, в Мисхоре, я исчез из их номера в пансионате на цыпочках, мелкими перебежками, потому что после рюмки-другой они вдруг стали смотреть на меня по-особому, хищно, что ли?
Я не слабак и не трус, но мне стало не по себе.
Противно. Гаденько.
И я слинял.
Что скажешь, Дока?
Я отвернулся и стал смотреть на море.
А оно было отрешенно-спокойным.
Красивым и величественным.
Что ему до нас, до наших дел, до наших бед?
Плевать оно на нас хотело.
Соленой своей слюной.
А рядом с нами уже совершенно весёлые от вина русскоязычные мужички пели все вместе, нестройно, но громко дурную песенку из репертуара шестидесятых годов прошлого столетия:
О море в Гаграх!
Покажи свой мокрый зад…
А я поеду в город Сан-Луи.
О, Сан-Луи…
Мы все за мир
И не хотим войны.
А кто пойдёт на нас,
Тому дадим пи@ды!
Смешные слова.
Видимо, это один из не совсем удачных переводов с американо-негритянского на матерно-русский одного из спиричуэлсов, бывших в ходу в середине двадцатого века в студенческих кругах в пору былого величия Союза…