У озера Рам - 2.
предыдущее здесь:
http://artur-s.livejournal.com/1871016.html
Через неделю мы снова сидели за тем же столиком, но настроение в этот раз было более шаловливое.
Ну, сколько можно грустить, глядя на эту воду и прочие детали местного пейзажа?
По своим размерам озеро Рам больше походит на здоровенную лужу.
В самом деле, этот водоём невелик, даром, что пополняется фактически от редких дождей, от таяния снега на Хермоне, да из подземных источников.
Хотя рыбаки нет-нет, да появляются на своих лодочках и чего-то там вытаскивают.
Чтобы подойти от харчевни, где мы сидим, до берега Рама, надо пройти через лабиринт виноградника, примыкающего как к кабачку, так и к озерцу.
Если это сезон, заплати несколько шкалей, заходи и кормись виноградом до посинения, а если захочешь набрать домой, взвесишь, доплатишь - и питайся дома, он вкусный, этот виноград, как и все фрукты, растущие здесь, на крайнем израильском Севере.
По винограднику носятся два пацана лет восьми-девяти.
Мать покрикивает на них, зовёт, но куда там!
- Ага! Гляжу на пацанчиков и вспоминаю детство золотое.
Старик, по-моему, даже прослезился, хотя это на него не похоже.
- Вспомнил детские свои проказы, Старичок?
Друг потянулся на стуле, хрустнув суставами.
- Расскажи о них, Дед! Или забыл уже детали, только общее вспоминается?
Я присоединился к просьбе.
- А правда, ударимся в детство, мужики! На часок-другой. Мы ведь и вправду об этом ещё не беседовали за рюмкой чая. Я сейчас брызну в стопари, а ты, Дед, раскинь памятью! Ты, кстати, с какого возраста себя помнишь? Я, например, только с первой двойки по арифметике.
- С какого, говоришь, возраста? Не знаю, наверное, лет с шести.
Помню, как мы с Вовкой, соседом, ползали по их огороду, играя в партизан. Даже иногда запах картофельной ботвы чую.
Мы ползали между кустов картошки, переползали через грядки с луком и морковкой, прятались в кустах смородины от Вовкиной бабки, которая гонялась за нами с дрыном в руке, потому что мы портили зелень. Бабка была у нас эсесовкой и мы стреляли в неё из палок, представляя их ружьями.
Потом, помню, сидели в большой комнате, где стоял огромный рояль. На нём Вовка играл и, в конце концов, получил музыкальное образование, закончив музыкальную школу и училище.
Но параллельно музыке этот способный парень увлекался радиотехникой, ваял всякие приборы.
Помню случай.
Я брожу по огороду, выискивая то ли огурцы, то ли ягоды, вдруг слышу шум и стук падающего тела.
Бегу к приятелю.
Он лежит на земле без признаков жизни...
Потом встаёт, снова берёт в руки паяльник и продолжает молча свои заморочки.
Долбануло током. Обычное дело. Где-то вляпался в двести двадцать вольт!
Смешной парень. Еврей. Но страшно стеснялся этого и косил под русского человека. Получалось плохо. Повадки выдавали.
Так, говорят, до сих пор и живёт. Ни музыка, ни радиотехника не помогли. Торгует какой-то ерундой на барахолке.
Но это был большой кусок из моего детства. Связанный с этим жалким человеком.
Помню, орёт однажды:
- Пошли быстрее! Там, в Саду Сталина Монька с девкой целуется! Пойдём посмотрим!
И мы рванули к воротам Сада.
Сад был огорожен деревянным забором, а на воротах была касса.
Вход тридцать копеек. Большая сумма.
Нам ведь было лет по восемь!
Но в тот раз сад был закрыт и ворота наглухо.
Наверняка, на профилактику, хехе.
Смотрим через стальную решётку ворот, а Монька сидит на скамейке и держит на коленях здоровую толстую деваху.
Сам-то он худенький, а она раза в полтора крупнее его.
Потом повалил её за скамейку!
Мы тут же побежали.
Страшно!
А вдруг он её убивать будет?
Ну, а потом слышим на бегу, как девка завизжала!
Мы драпать сильнее!
А Монька вдруг появился недалеко от нас, махнув через забор! Идёт, лыбится и штаны застёгивает! Наверно, думаем, она ему пуговицу от штанов оторвала. Никому об этом не сказали! И у него не спрашивали.
Тайна! Тайна!
Это же интересно!
В восемь-то лет.
Потом помню, как Юрка Панкин зарезал Цыгана. Я вам об этом уже рассказывал.
Мне было, думаю, те же восемь-девять лет.
В школу я шёл поутру.
Никого народу.
Только впереди сосед Юрка да приятель его Цыган.
Вдруг Цыган провёл рукой по Юркиной шапке - она пополам и развалилась!
Цыган бежать, Юрка за ним!
Догнал, вижу, рукой в бок ударил.
Тот и упал.
Оказывается, Цыган полоснул бритвой по шапке, а Юрка вставил перо в брюхо! По тем временам, нормальные разборки между приятелями… Цыгана еле откачали, а Юрок сел на три года.
Вот такие детские у меня воспоминания.
А вы что помните?
- Вот помню, - начал Друг, - первые свои предсексуальные опыты…
- Ух, ты! - счёл нужным вставиться я, - какая красивая терминология! Предсексуальные - это как понять?
- Как, как! Как говорила на идише моя бабушка Сима в одна тысяча девятьсот лохматом году: как ин друсен, зол нит штинкен, что в просторечии означает: какай на улице, чтоб не смердило! Неужто не понятно?
- Чего ты взъелся? Сексуальные опыты - это ясно всем, а вот...
- Объясняю на пальцах тем, кто ещё не слез с дерева. Предсексуально - это ещё до того, как впервые попробовал. Так яснее?
- Ладно, не заводись! Валяй, рассказывай! Слез с дерева я. Уши, видишь, врастопырку! Весь внимание, как говорила моя тётя Соня.
- Итак.
Сексуальный вопрос - он всегда стоял!
Лет с тринадцати.
Стоит, собака, торчком - хоть лопни!
А отсюда и интерес, как оно у них там? Неясно в деталях.
Конечно, помню, что ещё в детском садике я подглядывал за девчонками из-за угла, но к тринадцати годкам капитально забыл строение этих самых штук. А, учитывая, что в те пионерские времена в кино показывали только полностью одетых комсомолок в необлегающих кофточках и просторных юбках, вопрос оставался тёмным и за семью печатями, как говорится…
- Нельзя ли ближе к телу? - проснулся Старик, лениво следя за официантом, нёсшим на поднятой руке поднос с питами, хумусом, зеленью, рюмками и бутылкой и с ловкостью фокусника проносящим его над головами гостей на расстоянии пяти-десяти миллиметров.
- Так вот, я к этому и веду! А вы мешаете!
Итак, сосредоточившись и игнорируя ваши хамские замашки, я продолжу!
Где, спрашивается, можно было подсмотреть эти самые женские штучки, не приближаясь на расстояние вытянутой руки на случай получения в морду с учётом каких-то там моих тринадцати лет?
Ответ ясен: в бане или другом общественном месте, где дамы обнажают свои прелести, например, через окно общественного сортира?
Идём далее.
Где может быть такое окно?
И тут ответ прост: в нашем городском театре!
Там как раз окна туалетов были на уровне глаз, надо только встать на приступочек, вытянуть шею - и наслаждайся до посинения яиц!
- Фуй. - Старик рассмеялся. - И что там ты увидел, Друг?
- Вот именно. Так сказать. Как говорится. Фуй.
Сортиры этого известного театра по сей день, как мне сказали, поражают своей непритязательностью и солдатской скромностью. То есть, дырка в полу и чугунные литые рифлёные подставки под ноги, чтоб не скользнуть в эту самую дыру.
И вот представьте, заходит дама, снимает исподнее и старается угнездиться на эти рифлёнки, целясь задним фасадом, чтоб не промахнуться!
Ой-ёй!
А почему ой-ёй?
А потому, что тебе даны лишь несколько секунд для лицезрения момента обнажения, ибо потом ты сможешь лишь увидеть сверху позу орла с распростёртыми слегка крыльями.
Скорость решала всё!
Да.
Насмотрелся я этого по самое нехочу.
До поры до времени.
- А что потом? - тут уж рассмеялся я.
- А потом, - заскучал Друг, - потом получился суп с котом! Одна красавица, нет, в самом деле, красотка, до сих пор помню её спокойное лицо, сигаретку в зубах и чёрный пояс для поддержки чулок, увидела меня в окне с вытаращенными лупетками, развернулась в мою сторону, показала всё, что меня интересовало, и затем смачно плюнула в разделяющее нас оконное стекло, снова индифферентно присела и продолжила своё дело, пуская одновременно дым сквозь зубы!
- У-а-ха-ха-ха! - мы со Стариком заржали. - Это пять! Красиво! В жопу послала, ха-ха!
- Ну, во-первых, в жопу - это грубо! Сейчас так не говорят.
- А как говорят?
- Интеллигентные люди говорят культурно: не в жопу, а по анальному вектору! Это я в Фейсбуке вычитал. До чего дошёл русский язык! Иди-ка, друг, по анальному вектору! Во-первых, это красиво...
А что касается девочки, то да-да. Доходчиво объяснила мне моё местонахождение в природе! После этого я завязал с театральными сортирами и перешёл на более благородный уровень!
- Уточни! - попросил я, утирая набежавшую от смеха слезу.
- А далее я переместился к окнам женской бани, о чём я вам, по-моему, уже докладывал?
- Давай-давай, не обижай, не заставляй напрягать воспоминаниями наши старые извилины, которые и без того распрямляются понемногу! - Старик явно был расположен выслушать приятеля. - Тем более, что стол у нас полностью экипирован и можно слушать тебя далее, невзирая на ароматы, навеваемые твоими детскими похождениями: сортир, баня и чёрт тебя знает, где ты ещё подглядывал за женским полом, обливаясь поллюциями!
- Ладно! Вздрогнули поначалу, а потом я коротенечко, на пару минут, завершу своё выступление. Лехаим!
Окна общественных бань, как в своё время было широко известно, находились на уровне глаза подростка от тринадцати до шестнадцати лет, что позволяло без особого труда и без лишнего сортирного антуража наблюдать за происходящим внутри помещения.
Должен сразу оговориться, что эта ступень порнографии находилась значительно ниже театральной, хотя бы потому, что здесь пропадал не только сортирный дух, но и дух индивидуальности!
И интима, как такового!
Там ты наблюдал даму-одиночку, здесь же сцена массовки на подиуме дамской раздевалки притупляла остроту восприятия и пагубно влияла на некие ощущения интима, что резко снижало как амплитуду торчка, так и угол его наклона, как к горизонтали, так и к вертикали!
Более того, обилие тел и их лицезрение, с учётом разного возраста, телосложения и прочих параметров, иногда даже отталкивало, нежели притягивало.
В моей юной душе происходила некая борьба противоположностей.
С одной стороны, сами понимаете, глаз не оторвать, с другой, временами подташнивало от слишком уж натурализованного действа с противными жировыми складками или уж совсем скелетообразными действующими лицами.
Короче.
Кончилось всё это вскоре после того, как меня тоже засекли и вызвали милицию!
- О как! - выдохнул я, - Это становится интересно!
- И не говори!
Дело было зимой.
Шёл второй сезон данной постановки.
Смотрю в окно.
Должен сказать, что мне тогда было уже лет пятнадцать-шестнадцать, и был я здоровым, спортивно сложенным дрочилой.
Свисток за моей спиной!
Смотрю, молодой милиционер, парень лет двадцати, не старше.
Я на него буром попёр, он отшатнулся, я в сторону и - через забор!
Он успел даже за ногу меня схватить, но я отлягнулся и был таков!
- Убежал-таки?
- Ага. Убежал. Должен отметить следующий факт. Это важно, друзья мои. Характер! Вот, что важно. Другой бы на моём месте от вида милицейской формы сник бы, пустил нюни и сопли. А я, имея врождённый характер бойца, кинулся на него! Подумайте, братцы, я не шучу. Представьте ситуацию и оцените характер ваших действий в данной ситуации! Дело говорю!
Но с тех пор отшибло у меня желание шастать по окнам заведений!
И тем более, я вскоре познакомился с Люськой.
Но это уже не входит в сферу наших сегодняшних воспоминаний.
Как-нибудь, потом расскажу.
А сейчас Дока, твой выход!
Давай про детство золотое!
(продолжение следует)
http://artur-s.livejournal.com/1871016.html
Через неделю мы снова сидели за тем же столиком, но настроение в этот раз было более шаловливое.
Ну, сколько можно грустить, глядя на эту воду и прочие детали местного пейзажа?
По своим размерам озеро Рам больше походит на здоровенную лужу.
В самом деле, этот водоём невелик, даром, что пополняется фактически от редких дождей, от таяния снега на Хермоне, да из подземных источников.
Хотя рыбаки нет-нет, да появляются на своих лодочках и чего-то там вытаскивают.
Чтобы подойти от харчевни, где мы сидим, до берега Рама, надо пройти через лабиринт виноградника, примыкающего как к кабачку, так и к озерцу.
Если это сезон, заплати несколько шкалей, заходи и кормись виноградом до посинения, а если захочешь набрать домой, взвесишь, доплатишь - и питайся дома, он вкусный, этот виноград, как и все фрукты, растущие здесь, на крайнем израильском Севере.
По винограднику носятся два пацана лет восьми-девяти.
Мать покрикивает на них, зовёт, но куда там!
- Ага! Гляжу на пацанчиков и вспоминаю детство золотое.
Старик, по-моему, даже прослезился, хотя это на него не похоже.
- Вспомнил детские свои проказы, Старичок?
Друг потянулся на стуле, хрустнув суставами.
- Расскажи о них, Дед! Или забыл уже детали, только общее вспоминается?
Я присоединился к просьбе.
- А правда, ударимся в детство, мужики! На часок-другой. Мы ведь и вправду об этом ещё не беседовали за рюмкой чая. Я сейчас брызну в стопари, а ты, Дед, раскинь памятью! Ты, кстати, с какого возраста себя помнишь? Я, например, только с первой двойки по арифметике.
- С какого, говоришь, возраста? Не знаю, наверное, лет с шести.
Помню, как мы с Вовкой, соседом, ползали по их огороду, играя в партизан. Даже иногда запах картофельной ботвы чую.
Мы ползали между кустов картошки, переползали через грядки с луком и морковкой, прятались в кустах смородины от Вовкиной бабки, которая гонялась за нами с дрыном в руке, потому что мы портили зелень. Бабка была у нас эсесовкой и мы стреляли в неё из палок, представляя их ружьями.
Потом, помню, сидели в большой комнате, где стоял огромный рояль. На нём Вовка играл и, в конце концов, получил музыкальное образование, закончив музыкальную школу и училище.
Но параллельно музыке этот способный парень увлекался радиотехникой, ваял всякие приборы.
Помню случай.
Я брожу по огороду, выискивая то ли огурцы, то ли ягоды, вдруг слышу шум и стук падающего тела.
Бегу к приятелю.
Он лежит на земле без признаков жизни...
Потом встаёт, снова берёт в руки паяльник и продолжает молча свои заморочки.
Долбануло током. Обычное дело. Где-то вляпался в двести двадцать вольт!
Смешной парень. Еврей. Но страшно стеснялся этого и косил под русского человека. Получалось плохо. Повадки выдавали.
Так, говорят, до сих пор и живёт. Ни музыка, ни радиотехника не помогли. Торгует какой-то ерундой на барахолке.
Но это был большой кусок из моего детства. Связанный с этим жалким человеком.
Помню, орёт однажды:
- Пошли быстрее! Там, в Саду Сталина Монька с девкой целуется! Пойдём посмотрим!
И мы рванули к воротам Сада.
Сад был огорожен деревянным забором, а на воротах была касса.
Вход тридцать копеек. Большая сумма.
Нам ведь было лет по восемь!
Но в тот раз сад был закрыт и ворота наглухо.
Наверняка, на профилактику, хехе.
Смотрим через стальную решётку ворот, а Монька сидит на скамейке и держит на коленях здоровую толстую деваху.
Сам-то он худенький, а она раза в полтора крупнее его.
Потом повалил её за скамейку!
Мы тут же побежали.
Страшно!
А вдруг он её убивать будет?
Ну, а потом слышим на бегу, как девка завизжала!
Мы драпать сильнее!
А Монька вдруг появился недалеко от нас, махнув через забор! Идёт, лыбится и штаны застёгивает! Наверно, думаем, она ему пуговицу от штанов оторвала. Никому об этом не сказали! И у него не спрашивали.
Тайна! Тайна!
Это же интересно!
В восемь-то лет.
Потом помню, как Юрка Панкин зарезал Цыгана. Я вам об этом уже рассказывал.
Мне было, думаю, те же восемь-девять лет.
В школу я шёл поутру.
Никого народу.
Только впереди сосед Юрка да приятель его Цыган.
Вдруг Цыган провёл рукой по Юркиной шапке - она пополам и развалилась!
Цыган бежать, Юрка за ним!
Догнал, вижу, рукой в бок ударил.
Тот и упал.
Оказывается, Цыган полоснул бритвой по шапке, а Юрка вставил перо в брюхо! По тем временам, нормальные разборки между приятелями… Цыгана еле откачали, а Юрок сел на три года.
Вот такие детские у меня воспоминания.
А вы что помните?
- Вот помню, - начал Друг, - первые свои предсексуальные опыты…
- Ух, ты! - счёл нужным вставиться я, - какая красивая терминология! Предсексуальные - это как понять?
- Как, как! Как говорила на идише моя бабушка Сима в одна тысяча девятьсот лохматом году: как ин друсен, зол нит штинкен, что в просторечии означает: какай на улице, чтоб не смердило! Неужто не понятно?
- Чего ты взъелся? Сексуальные опыты - это ясно всем, а вот...
- Объясняю на пальцах тем, кто ещё не слез с дерева. Предсексуально - это ещё до того, как впервые попробовал. Так яснее?
- Ладно, не заводись! Валяй, рассказывай! Слез с дерева я. Уши, видишь, врастопырку! Весь внимание, как говорила моя тётя Соня.
- Итак.
Сексуальный вопрос - он всегда стоял!
Лет с тринадцати.
Стоит, собака, торчком - хоть лопни!
А отсюда и интерес, как оно у них там? Неясно в деталях.
Конечно, помню, что ещё в детском садике я подглядывал за девчонками из-за угла, но к тринадцати годкам капитально забыл строение этих самых штук. А, учитывая, что в те пионерские времена в кино показывали только полностью одетых комсомолок в необлегающих кофточках и просторных юбках, вопрос оставался тёмным и за семью печатями, как говорится…
- Нельзя ли ближе к телу? - проснулся Старик, лениво следя за официантом, нёсшим на поднятой руке поднос с питами, хумусом, зеленью, рюмками и бутылкой и с ловкостью фокусника проносящим его над головами гостей на расстоянии пяти-десяти миллиметров.
- Так вот, я к этому и веду! А вы мешаете!
Итак, сосредоточившись и игнорируя ваши хамские замашки, я продолжу!
Где, спрашивается, можно было подсмотреть эти самые женские штучки, не приближаясь на расстояние вытянутой руки на случай получения в морду с учётом каких-то там моих тринадцати лет?
Ответ ясен: в бане или другом общественном месте, где дамы обнажают свои прелести, например, через окно общественного сортира?
Идём далее.
Где может быть такое окно?
И тут ответ прост: в нашем городском театре!
Там как раз окна туалетов были на уровне глаз, надо только встать на приступочек, вытянуть шею - и наслаждайся до посинения яиц!
- Фуй. - Старик рассмеялся. - И что там ты увидел, Друг?
- Вот именно. Так сказать. Как говорится. Фуй.
Сортиры этого известного театра по сей день, как мне сказали, поражают своей непритязательностью и солдатской скромностью. То есть, дырка в полу и чугунные литые рифлёные подставки под ноги, чтоб не скользнуть в эту самую дыру.
И вот представьте, заходит дама, снимает исподнее и старается угнездиться на эти рифлёнки, целясь задним фасадом, чтоб не промахнуться!
Ой-ёй!
А почему ой-ёй?
А потому, что тебе даны лишь несколько секунд для лицезрения момента обнажения, ибо потом ты сможешь лишь увидеть сверху позу орла с распростёртыми слегка крыльями.
Скорость решала всё!
Да.
Насмотрелся я этого по самое нехочу.
До поры до времени.
- А что потом? - тут уж рассмеялся я.
- А потом, - заскучал Друг, - потом получился суп с котом! Одна красавица, нет, в самом деле, красотка, до сих пор помню её спокойное лицо, сигаретку в зубах и чёрный пояс для поддержки чулок, увидела меня в окне с вытаращенными лупетками, развернулась в мою сторону, показала всё, что меня интересовало, и затем смачно плюнула в разделяющее нас оконное стекло, снова индифферентно присела и продолжила своё дело, пуская одновременно дым сквозь зубы!
- У-а-ха-ха-ха! - мы со Стариком заржали. - Это пять! Красиво! В жопу послала, ха-ха!
- Ну, во-первых, в жопу - это грубо! Сейчас так не говорят.
- А как говорят?
- Интеллигентные люди говорят культурно: не в жопу, а по анальному вектору! Это я в Фейсбуке вычитал. До чего дошёл русский язык! Иди-ка, друг, по анальному вектору! Во-первых, это красиво...
А что касается девочки, то да-да. Доходчиво объяснила мне моё местонахождение в природе! После этого я завязал с театральными сортирами и перешёл на более благородный уровень!
- Уточни! - попросил я, утирая набежавшую от смеха слезу.
- А далее я переместился к окнам женской бани, о чём я вам, по-моему, уже докладывал?
- Давай-давай, не обижай, не заставляй напрягать воспоминаниями наши старые извилины, которые и без того распрямляются понемногу! - Старик явно был расположен выслушать приятеля. - Тем более, что стол у нас полностью экипирован и можно слушать тебя далее, невзирая на ароматы, навеваемые твоими детскими похождениями: сортир, баня и чёрт тебя знает, где ты ещё подглядывал за женским полом, обливаясь поллюциями!
- Ладно! Вздрогнули поначалу, а потом я коротенечко, на пару минут, завершу своё выступление. Лехаим!
Окна общественных бань, как в своё время было широко известно, находились на уровне глаза подростка от тринадцати до шестнадцати лет, что позволяло без особого труда и без лишнего сортирного антуража наблюдать за происходящим внутри помещения.
Должен сразу оговориться, что эта ступень порнографии находилась значительно ниже театральной, хотя бы потому, что здесь пропадал не только сортирный дух, но и дух индивидуальности!
И интима, как такового!
Там ты наблюдал даму-одиночку, здесь же сцена массовки на подиуме дамской раздевалки притупляла остроту восприятия и пагубно влияла на некие ощущения интима, что резко снижало как амплитуду торчка, так и угол его наклона, как к горизонтали, так и к вертикали!
Более того, обилие тел и их лицезрение, с учётом разного возраста, телосложения и прочих параметров, иногда даже отталкивало, нежели притягивало.
В моей юной душе происходила некая борьба противоположностей.
С одной стороны, сами понимаете, глаз не оторвать, с другой, временами подташнивало от слишком уж натурализованного действа с противными жировыми складками или уж совсем скелетообразными действующими лицами.
Короче.
Кончилось всё это вскоре после того, как меня тоже засекли и вызвали милицию!
- О как! - выдохнул я, - Это становится интересно!
- И не говори!
Дело было зимой.
Шёл второй сезон данной постановки.
Смотрю в окно.
Должен сказать, что мне тогда было уже лет пятнадцать-шестнадцать, и был я здоровым, спортивно сложенным дрочилой.
Свисток за моей спиной!
Смотрю, молодой милиционер, парень лет двадцати, не старше.
Я на него буром попёр, он отшатнулся, я в сторону и - через забор!
Он успел даже за ногу меня схватить, но я отлягнулся и был таков!
- Убежал-таки?
- Ага. Убежал. Должен отметить следующий факт. Это важно, друзья мои. Характер! Вот, что важно. Другой бы на моём месте от вида милицейской формы сник бы, пустил нюни и сопли. А я, имея врождённый характер бойца, кинулся на него! Подумайте, братцы, я не шучу. Представьте ситуацию и оцените характер ваших действий в данной ситуации! Дело говорю!
Но с тех пор отшибло у меня желание шастать по окнам заведений!
И тем более, я вскоре познакомился с Люськой.
Но это уже не входит в сферу наших сегодняшних воспоминаний.
Как-нибудь, потом расскажу.
А сейчас Дока, твой выход!
Давай про детство золотое!
(продолжение следует)