- Какая-то смурная погода, вы не находите, друзья мои? - Старик выглядел скучным и тоскливым.
- Приболел, что ли? - Друг внимательно посмотрел на приятеля и, обратившись ко мне, попросил:
- Соблаговоли подплеснуть товарищу вон из той бутылочки!
Не видишь, что ли, человек скучает?
- Нет, правда. Что-то тошно мне смотреть на это мутное солнце, серое небо и на эту вашу капусту. Квашеная, что ли? Откуда она взялась? Кто заказал?
- Э-э-э, а вот это уже показатель, так сказать, натуральный...
Что с тобой, Дед?
Три столика, вынесенные хозяевами кабака наружу, с одной стороны практически чуть ли не упирались в стену заведения, а с другой граничили с подсохшими виноградными лозами, вьющимися по хлипкому заборчику из металлических столбиков и наброшенной сетке.
Вид на озеро Рам тоже был не ахти какой оптимистичный и своими серыми красками, видимо, угнетал возвышенную душу Старика.
Ещё бы!
Зима.
Не сезон.
Да и ветерок с Хермона не из приятных, хотя и весьма и весьма освежающ.
- Вообще-то можно зайти вовнутрь, там теплее, а? - попробовал я расшевелить друга, впавшего в уныние.
- Да не в этом дело, Дока! - строго пробормотал Старик. - Настроения нет.
Вот смотрю я на вас, весёлых и спрашиваю себя:
- Неужто мужики не знают, что такое одиночество?
Друг поперхнулся:
- Ты чего это? Давай подробности!
- А я вот что вспомнил. Хотите, настроеньице вам подпорчу враз?
- Не на тех напал! - я хорохорился, - а ну, попробуй!
- Я ведь, ребятки, никогда не был общительным. По молодости прыгал ещё, лаял, подобно годовалому щенку, бил в барабаны и заливался идиотским смехом.
А как женился, всё - подменили меня.
Как будто дубиной по башке схлопотал.
- Что так, Дед? Это ты о первом браке своём вспомнил? Плюнь!
- Да я уж пытался плевать. Ведро, наверно, наплевал уже. А, видишь, иногда нахлынет…
Вот чего это я так позорно влип тогда, понять не могу!
А потом сынишка вырос, у него своя житуха пошла, а я...
Сын где-то с приятелями по крышам сараев бегает, жена заплатки на носки подшивает, а я с ума схожу.
Тоска, печаль.
Не могу дома сидеть!
И не то, что она мне тогда уже обрыдла по горло, а просто чувствую, что один я на белом свете.
Один!
Семья...
Какая на хрен семья?
Женился по крайней необходимости, как большинство мужиков, то есть, когда брюхо на нос полезло. Надоело всё через полгода.
Пацан тоже пока что не поймёшь что, подросток, ни руля, ни ветрил.
И вот, помню, приду с работы, перехвачу на кухне что попало, она ведь не очень-то любила готовить, и на улицу!
Подальше от...
И иду и иду себе, куда глаза глядят, ей богу.
Любил я в те пакостные времена на вокзал ходить.
Это примерно полчаса ходьбы от дома.
И летом и зимой ходил!
Приду, бывало, зайду внутрь здания, а вокзал был гигантский, с огромными залами и высоченным потолком с лепниной.
Народ туда-сюда, туда-сюда, все торопятся, спешат, тащат сумки, чемоданы, ругаются, поторапливают, кричат на отставших.
А другая часть, это то ли опоздавшие, то ли приехавшие задолго до отправления своего поезда, то ли ещё что, сидят на длинных скамьях со своим скарбом.
Кто спит, кто газеты читает, кто просто таращится.
Короче, жизнь бьёт ключом!
Ага.
По моей бедной голове.
Приобщаюсь к жизненному ритму, называется.
Чтоб не сдохнуть от тоски и одиночества.
Чувствуешь себя не таким заброшенным, въезжаешь своими поломанными колёсами на общественную трассу, которая, авось, впряжёт и тебя в общий поток!
- Эк тебя крутило! - вставился я в длинную паузу, во время которой Старик доставал сигарету и прикуривал. - И сколько времени ты проводил так на вокзале?
- Бывало, часами. Пока не отойду душой. Пока не размякнет внутри ком ледяной… Частенько я там бывал. Но вокзал - это было временное решение. Иногда хотелось найти нечто более длительное…
- Женщина?
- Это само собой. Но иногда и с женщиной чувствуешь себя одиноким. Вам это знакомо?
- Само собой. Смотря какая женщина, конечно. Вот помню...- начал Друг.
- Погоди-ка! - перебил я его, увидев, что он хочет свести всё к шуточкам. - Дай Деду досказать!
Старик как бы не заметил, или действительно не слышал нас, и продолжил:
- Нет. Это не женщина. Это больница!
- Не понял.
Это я не выдержал и переспросил:
- Что, что?
- Чего ты не понял? Больница! Я рад был в эти времена загреметь в какую-нибудь клинику. Подлечить нервишки, отдохнуть, но и это не главное! Главное - это почувствовать, что о тебе кто-то заботится! Вот в чём фокус! То доктор внимательно слушает и даже чего-то там записывает, то сестра настаивает:
- Выпей то, скушай это.
О тебе кто-то помнит!
И чувствуешь внимание к себе.
В отличие от того, что было дома.
Жутко, да?
Но я с дрожью вспоминаю, что я рвался, просто рвался в больницу, где за тобой ухаживают и ты кому-то нужен не в качестве носителя зарплаты и редких утех, а хотя бы по долгу службы…
Тяжко говорить об этом, мужики, но из песни грустную мелодию не выкинешь!
Такие вот дела.
- Только вокзал и больница тебе помогали? - Друг уже не пытался подшутить.
Понял серьёзность момента…
- Почему? Кроме вокзала я и вне больницы частенько ходил на более длинную дистанцию. Врачи посоветовали мне в те времена больше двигаться, сердчишко стало пошаливать, как говорится. Доведут ведь бабы, ёлка-палка, до такой ручки! Хотя, при чём тут бабы? Сам виноват! Такую чёрствую бабу сам выбрал. Хотя и по большой нужде, кхе-кхе...
У нас там под городом огромный парк.
Хвойный лес.
Чистейший воздух.
Тишина и благолепие.
А до него от дома километров пять было.
И вот я каждое воскресенье налаживался топать туда пешкодралом.
Сначала идёшь по городу, вонища бензиновых испражнений душит, пыль и грязь, да ещё и асфальтовых дорог не было тогда в изобилии, так что по пыли шлёпаешь…
Но зато входишь в лес, и преображаешься.
Как конёк-горбунок в призового скакуна!
Красотища!
Кислород вливается в глотку, как вот этот коньяк в рюмку!
И главное, никого народу!
Все или спят, или пьянствуют или нюхают асфальтовые пары наполовину с пылью и радиацией - у нас там её тоже хватало.
А тут!
Идёшь не спеша по тропинкам, впитываешь полезные молекулы от хвои и думаешь о своём.
Самое интересное, что этот комплекс ходьбы, тишины и чистого воздуха успокаивал и расслаблял.
И забываешь понемногу, что работа задолбала, что дома ждёт наскучившая женщина, что жизнь должна продолжаться, несмотря на такие досадные помехи!
А одиночество?
Оно в такие минуты даже было в масть!
С кем делиться на эти темы?
С друзьями, которых раз-два и обчёлся?
С сотрудниками по работе?
С соседями?
Со случайными дамами, которых у меня в это время было немало?
Да нет уж!
Я его, это одиночество, с одной стороны, ненавидел, а с другой, лелеял.
Потому что оно помогло мне сохраниться, как индивидую!
Ходишь, ходишь, пинаешь травку, а потом вдруг раз! - и идейка какая-нибудь проскочит!
Например, бросить всё и уехать!
Куда глаза глядят. Потом начинаешь развивать идейку эту.
А куда, к примеру, глаза глядят?
И тут, под воздействием кислорода, озона и хвои, приходит мысль: а не кинуть ли к лешему эту жизнь, а не сменить ли для начала жену?
А потом работу?
А потом город?
А потом страну?
И вот думаешь, думаешь, думаешь...
- И надумал в конце-концов ведь?
- Так точно! Надумал, как задумал. Всё поменял, да и доволен по сей день. Вот только в такие пасмурные дни всплывает всё это в памяти.
Чего всплывает?
Зачем?
Так уж, видно, человек устроен…
Ладно, не буду сваливаться в философию.
Это всё музыкой навеяло, как сказал один дирижёр в почти аналогичной ситуации…
Давайте лучше выпьем за наших жён, дай бог им здоровья и вечной любви! К нам, естественно!
За соседний столик подсела шумная компания молодых ребят, два парня и две девочки.
Смех, крик, шум.
Громкий иврит перекрыл наш тихий русскоязычный разговор.
Интим растворился в крепкой, здоровой и кричащей бурливости.
Мы допили и доели и тихо двинулись к машине.
Старик обезоружил нас своей ностальгической нотой.
Почти весь путь назад мы промолчали.
Каждый думал о своём.
Все мы прошли через такие моменты.
Ну, или почти все.
(Продолжение следует)