Икона рубежа тысячелетий
Лекция Ирины Языковой (фрагмент об о.Зиноне)
Конечно, говоря об иконе XXI века и о становлении современной иконописной традиции, мы никак не можем обойти имя архимандрита Зинона (Теодора). Мы о нем вспоминали и в беседе об иконе в советское время, потому он одним из первых начал работать, еще в начале 1970-х годов. Многие современные мастера у него учились или работали вместе с ним, например, в Даниловом монастыре, или приезжали к нему на консультацию, когда он жил в Печерах. Этот мастер работает активно и сегодня. Дай Бог ему здоровья, чтобы он работал и впредь.
Если мы говорим о традиции рубежа веков, мне хотелось бы выявить в его творчестве несколько тенденций, проявившихся именно в это время. Отец Зинон был одним из первых, кто вывел русскую икону на международный уровень. Его уже в начале 90-х стали приглашать в разные страны. Вслед за ним и другие стали ездить и преподавать иконопись в разных странах. Сегодня уже по всему миру устраиваются иконописные курсы.
Икона - емкое искусство, через нее легко рассказать о православии. Простого человека, может быть, не так интересуют тонкости догматики или сложности богословия, но красота, которая явлена в иконе, мало кого оставляет равнодушным. В самом начале 1990-х годов отца Зинона пригласили расписывать Валаамский монастырь в Финляндии, затем он работал во Францию, Италии, Бельгии. В конце концов, было решено, что, раз существует большой интерес к иконе, нужно организовать под руководством архимандрита Зинона международную школу, такой международный иконописный центр, и для этого ему был отдан Мирожский монастырь в Пскове.
Древний Мирожский монастырь с его прекрасным храмом XII века с фресками греческих мастеров. Храм этот принадлежит музею, и он неприкосновенный. Конечно, никто из современных иконописцев и не посягает на него. А вот надвратная церковь св. Стефана Первомученика была отдана как раз иконописцам, должен был строиться новый корпус с современным оборудованием, под него уже были найдены международные средства. Но судьба этой школы была печальна. В 1994-м, если не ошибаюсь, этот монастырь был отдан Церкви, а в 1997 году архимандрит Зинон был оттуда изгнан правящим архиереем Евсевием за то, что дал возможность служить католикам, которые приезжали туда учиться, на праздник Успения в неосвященном храме.
Мы не готовы, видимо, к тому, чтобы устанавливать такие серьезные связи с нашими братьями на Западе. Тем не менее, в монастыре остался замечательный иконостас, который создан архимандритом Зиноном. Это каменный иконостас в Стефановском храме построен по типу византийских каменных тут темплонов, отец Зинон написал здесь замечательные иконы в ранневизантийском стиле. В тот период он очень ориентировался на раннюю Византию, на традиции первого тысячелетия. Это традиция, которая близка и западным нашим братьям, и для Руси была основой.
Например, образ Христа Ника - необычный, пришедший к нам из VI века. И рядом прекрасная и нежная Богородица. И вторым рядом - круглые медальоны с образами святых. Святой Стефан, святой Исаак Сирин и еще ряд святых. Такой скромный, аскетичный, настойщий монашеский иконостас. Братия этого монастыря составляла человек пять-шесть, но все они были либо иконописцами, либо теми, кто делает доски, в общем связаны были с иконописным искусством. Предполагалось, что этот монастырь будет служить развитию иконописной традиции. Увы, не получилось.
А вот еще один интересный пример творчества о. Зинона: «Беседа Пушкина и митрополита Филарета». Это не икона, а миниатюра. Не знаю, можно ли создать такую икону? Отец Зинон создал ряд миниатюр для жития митрополита Филарета (Дроздова). Все помнят известную поэтическую переписку митрополита Филарета и Пушкина, когда он ответил на знаменитое стихотворение «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана…». И мы видим тут интересное решение этого эпизода. Как вообще рождаются современные иконографии? Они не рождаются «от ветра головы своея», когда этим занимается человек, овладевший иконописным языком и свободно говорящий на нем. А иконописный язык - это сложнейший язык! Для иконописца просто перерисовать древнюю икону - это все равно, что переписать текст с другого языка, если вы копируете текст, но не понимаете его содержания, он не будет вашим высказыванием, и ошибки тут неизбежны. А в этой миниатюре хорошо видно, что, мастерски владея иконописным языком, архимандрит Зинон выстраивает новую иконографию совершенно в традиции византийской миниатюры.
Если вы посмотрите на миниатюры Минология императора Василия Второго (а он ориентировался именно на этот памятник), то увидите там подобные миниатюры, например беседа Иоанна Дамаскина и Космы Маюмского, они также сидят и беседуют между собой. У каждого из них какие-то атрибуты их творчества, они ведь гимнографы. Вот и на миниатюре отца Зинона мы тоже видим святителя Церкви, прославленного в лике святых, поэтому у него нимб, а Пушкин - признанный поэт, у него золотой лавровый венец, он увенчан земной славой. И здесь иконописец ничем не прегрешает против канонов. В руках у Филарета книга, он учитель Церкви, он переводил Новый Завет. В руках у Пушкина лира, «Я лиру посвятил народу своему…».
И тут иконописец не прегрешает против иконописной традиции. У Филарета учительский жест, он учит, собственно говоря, свою проповедь, свое учительство он и зашифровал в своем стихотворном ответе поэту. У Пушкина же слушающий жест, он внимает митрополиту. В одном из вариантов его стихотворения были такие строки: «И внемлет лире Филарета в священном трепете поэт…». Потом он эту ассоциацию убрал, оставив: «И внемлет лире серафима в священном трепете поэт». Мне кажется, это очень интересно. В какой-то мере мы с вами тут прослеживаем кухню современного иконописца и вдумчивого богослова, каким является архимандрит Зинон. Кстати, именно в это время рождаются его «Беседы иконописца», небольшая книжечка, выдерживавшая несколько изданий. Из «Бесед» отца Зинона хорошо видно, что он и богослов, и философ. Очень интересный, во многом спорный, конечно, с ним можно не соглашаться, но он и не утверждает, что он истина в последней инстанции, он размышляет.
Вот еще одна его икона, написанная приблизительно в это же время для православного монастыря в Бюсси, во Франции.
А эта икона святого Максимилиана Кольбе, католического польского святого ХХ века. Отец Зинон пишет образы и православные, и не православные, в этом его свобода. Никто ему не может запретить писать иконы, даже правящий архиерей, который отправил его в запрет. Пять лет отец Зинон был в запрете, но, слава Богу, в 2002 году Святейший патриарх Алексий Второй снял с него все прещения. Я считаю, что свобода иконописца - это необходимое условие для творчества. Многие из иконописцев, о которых я сейчас говорила, писали для западных православных и не православных храмов. Это нормально.
В Бельгии есть Крестовоздвиженский монастырь в местечке Шевтонь, сюда архимандрит Зинон был приглашен работать в середине 90-х. Это интересный монастырь, там два храма - в одном служат латинскую литургию, в другом - византийскую. Византийский храм был расписан еще русскими эмигрантами в 60-х гг., а латинский храм так и стоял нерасписанным. И отец Зинон написал здесь романскую фреску.
Его идея (и она правильная), что возрождение западной иконографии должно идти не через русскую и греческую традиции, а через возрождение собственных традиций, которые были на Западе в средние века. Иконописный канон в первом тысячелетии был общим, при всей разности стилей, это был общий язык неразделенной Церкви. Он был понятен всем от Испании до Грузии. Это был общий язык, понятный всей христианской ойкумене. Стиль мог был разным - утонченным в Константинополе, более гротескным в Испании, с романским вкраплением в Италии и Германии и так далее. И вот отец Зинон создал великолепную фреску в алтаре латинского храма, где Спас Вседержитель в окружении традиционных символов евангелистов, с раннехристианскими символами в орнаменте.
Как эффектно смотрится в перспективе лаконичного храма фреска, написанная русским иконописцем. Второй раз отец Зинон был приглашен в Шевтонь уже в год двухтысячелетнего юбилея христианства, и в нартексе этого же храма он написал образ Небесного Иерусалима, по стилистике уже более близкую к Византии. Это не алтарная часть, и потому здесь он счел возможным написать такой образ. Его свобода владения разными стилями - тоже один из признаков современной традиции. В конце 1980 - начале 1990-х годов была установка на более тесную связь к определенному стилю, но сегодня все меньше говорят о стилистической однородности иконописи, потому что сама традиция - и православного, и вообще христианского искусства - стилистически не однородна. И, конечно, в разных храмах могут быть использованы различные традиции.
Очень показательный пример - храм, который построен отцом Зиноном, вернее по его проекту, в ските, куда он удалился после изгнания из Мирожского монастыря. Это скит в деревне Гверстонь в Псковской области, почти у самой эстонской границы. Что такое скит? Это место уединения и молитвы. Отец Зинон купил (или ему отдали) полуразваленный деревенский дом, который он привел в порядок. На небольшом участке он построил крошечный храм. Мозаику сделал над входом. А внутри храма все очень строго, просто и очень эстетично. Этот храм я считаю выражением одной из современных тенденций, за которой будущее.
Сегодня есть тенденция к декоративизму, мы ее видели у Лавданского, мастерская «Киноварь» делает очень декоративные вещи, красивые, но не везде уместные. А есть поиски выразительности в минимализме. Вот так выглядит идеальный монашеский храм, где все минимально, всего две энкаустические иконы - Богородицы и Спасителя, низкие, аскетичные Царские врата. Это все особенно оживало во время богослужения.
К сожалению, архимандрит Зинон в Гверстони уже не живет, поэтому я говорю в прошлом времени, но там остались два его монаха. Пели здесь всегда знаменным греческим распевом. Интерьер очень соответствует строгой монашеской литургии. Мы в нашей современной церковной жизни больше привыкли к эклектике. Это своего рода церковный постмодерн, когда всё друг на друга наслаивается: в барочном храме ставят иконы, написанные под Рублева, хор поет синодальный партес, священники служат в современной интерпретации. Это наслоение неорганично, но именно это отражает дух нашего времени. Не случайно Бродский говорил, что эстетика - мать этики. От того, как мы понимаем красоту, многое зависит. Здесь же красота продиктована аскетичностью и молитвенностью жизни самого отца Зинона и его монахов.
Руководствуясь желанием идти вглубь церковной традиции, отец Зинон первым начал экспериментировать с древними техниками, стремился писать, как писали ранние христиане. Когда он был запрещен в священстве, он ходил в простой холщевой рубахе, как крестьяне ходили. Ему нельзя было служить, но к нему приезжали служить другие священники. Потому что христианину без литургии жить нельзя. Естественно, его братия не оставляла, но сам он не мог служить пять лет. И все это время он посвятил иконописи. За этот период он сделал так много, сколько он не мог сделать, когда занимался организацией иконописной школы, когда преподавал, учил других. Он невероятно много написал за эти пять лет своего вынужденного затвора. Это человек, который, действительно, видит свое служение в иконописи.
Достаточно взглянуть на один из его рисунков, чтобы понять, какого уровня он мастер. Когда-то давно, отец Зинон сказал такую фразу (это есть в его «Беседах»), что в иконописце художник должен умереть. Это он сказал в самом начале 1990-х годов, когда многие иконописцы только начинали, иные уходили в плакатность, в стилизацию, другие писали вычурно, словом, самовыражались через икону, как могли, пытаясь показать, что они великие мастера. Это было характерно для многих, и тогда он произнес эту фразу, потом ее все цитировали.
Я как-то спросила его: «Отец Зинон, что же вы такое сказали, что теперь все на вас ссылаются, не желая учиться по-настоящему художественному ремеслу? Почему же художник в иконописце должен умереть?». Он посмотрел внимательно и говорит: «Но ведь художником-то надо быть, чтобы он в тебе умер!» Вот это честность и бескомпромиссность мастера. Отец Зинон вообще считает, что раньше пятнадцати лет учебы и постоянной работы человек не может браться за самостоятельную икону. Представляете, какая высокая планка?! По его рисункам видно, что он сам - настоящий художник, потрясающий рисовальщик. И, конечно, он не просто иконописец, а богослов, его «Беседы иконописца» ничуть не устарели.
Еще одна из значительных его работ: иконостас храма преподобного Сергия Радонежского в мемориальном комплексе на месте убийства отца Александра Меня в Семхозе. Это пригород Сергиева Посада. Здесь проходит тропа, которая всегда в народе называлась сергиевской, по ней ходил преподобный Сергий, и сегодня можно пройти из Хотьково в Лавру. Именно на этой тропе был убит 9 сентября 1990 года отец Александр Мень. Сначала здесь поставили небольшую часовню, потом ее сделали храмом, около нее стоит крест, где было совершенно это страшное нападение на батюшку. А потом поставлен и Сергиевский храм, который в 2004 году украсил отец Зинон. Он создал здесь каменный иконостас с фресковыми иконами. Он специально для этого привез псковский камень. Написал образы Христа и Богородицы, святых в византийском стиле.
Но говоря «византийский стиль», мы не имеем в виду, что есть прямой аналог этих образов, хотя часто иконописцы просто берут и копируют византийские образцы. У отца Зинона этого нет, он даже если и смотрит на какой-то образец, то все равно передает его в авторской интерпретации. Просто перекопировать для него не задача. В свое время, в середине 1990-х годов, он сделал прекрасную копию иконы Владимирской Божьей Матери, она была подарена патриарху Алексею Второму. Несколько дней отец Зинон провел в Третьяковской галерее, копируя древний образ. Но все же икона не есть копия, икона есть молитва. И в храме в Семхозе это ярко выражено. Особенно мне нравятся два образа преподобных: Ефрем Сирин и Иоанн Дамаскин, они написаны так, будто мастер знал их лично. Не просто увидел их где-то на иконе, а знал в жизни. Абсолютно живые образы.
В 2006-2008 году под руководством отца Зинона были выполнены росписи Никольского собора в Вене. Тогда венским архиепископом был митрополит Иларион, а они хорошо знакомы, с тех пор как владыка еще юношей приезжал в Печерский монастырь. Он пригласил отца Зинона расписать огромный храм, построенный в конце XIX века, освященный в 1901-м году. Но он не был расписан, был поставлен только васнецовский иконостас. Когда разразилась Первая мировая война, было уже не до росписи, и вот в начале нового века отец Зинон храм этот расписал.
Никольский собор странный: снаружи - русский, а внутри - византийский. Вот так эклектично строили в начале XX века. И византийский стиль с его монументальным размахом очень хорошо лег на стены храма. Но я хотела бы обратить внимание и на нижний храм, где по проекту отца Зинона был создан мраморный иконостас. Здесь замечательный праздничный ряд, который сделан по синайскому образцу на одной доске. С одной стороны, хорошо угадываются образцы, с другой, они переработаны творчески и написаны в абсолютно авторской манере.
В 2008 году архимандрита Зинона пригласили работать на Афон. Греки нашли его в Вене и буквально уговорили приехать к ним и расписать храм в монастыре Симона Петра. Вообще это дорогого стоит. Мы знаем немало случаев, когда киприоты приглашают русских мастеров к себе расписывать храм, но на Кипре (он как мост между Грецией и Европой) всегда работало много иностранных мастеров, в частности, итальянцев, но когда на Афон приглашают русского мастера, то это высшее признание. Отец Зинон расписал небольшой храм в монастыре Симона Петра в характерном для него стиле, тут греки ничего не навязывали. Я считаю, что это великолепная роспись. Здесь как раз видно, что мастер владеет абсолютно свободно этим языком. Тут ни о какой копийности речи не может идти, это абсолютная музыка, свободное творчество внутри византийской традиции.
http://www.pravmir.ru/ikona-rubezha-tyisyacheletiy-lektsiya-irinyi-yazyikovoy-video/
Конечно, говоря об иконе XXI века и о становлении современной иконописной традиции, мы никак не можем обойти имя архимандрита Зинона (Теодора). Мы о нем вспоминали и в беседе об иконе в советское время, потому он одним из первых начал работать, еще в начале 1970-х годов. Многие современные мастера у него учились или работали вместе с ним, например, в Даниловом монастыре, или приезжали к нему на консультацию, когда он жил в Печерах. Этот мастер работает активно и сегодня. Дай Бог ему здоровья, чтобы он работал и впредь.
Если мы говорим о традиции рубежа веков, мне хотелось бы выявить в его творчестве несколько тенденций, проявившихся именно в это время. Отец Зинон был одним из первых, кто вывел русскую икону на международный уровень. Его уже в начале 90-х стали приглашать в разные страны. Вслед за ним и другие стали ездить и преподавать иконопись в разных странах. Сегодня уже по всему миру устраиваются иконописные курсы.
Икона - емкое искусство, через нее легко рассказать о православии. Простого человека, может быть, не так интересуют тонкости догматики или сложности богословия, но красота, которая явлена в иконе, мало кого оставляет равнодушным. В самом начале 1990-х годов отца Зинона пригласили расписывать Валаамский монастырь в Финляндии, затем он работал во Францию, Италии, Бельгии. В конце концов, было решено, что, раз существует большой интерес к иконе, нужно организовать под руководством архимандрита Зинона международную школу, такой международный иконописный центр, и для этого ему был отдан Мирожский монастырь в Пскове.
Древний Мирожский монастырь с его прекрасным храмом XII века с фресками греческих мастеров. Храм этот принадлежит музею, и он неприкосновенный. Конечно, никто из современных иконописцев и не посягает на него. А вот надвратная церковь св. Стефана Первомученика была отдана как раз иконописцам, должен был строиться новый корпус с современным оборудованием, под него уже были найдены международные средства. Но судьба этой школы была печальна. В 1994-м, если не ошибаюсь, этот монастырь был отдан Церкви, а в 1997 году архимандрит Зинон был оттуда изгнан правящим архиереем Евсевием за то, что дал возможность служить католикам, которые приезжали туда учиться, на праздник Успения в неосвященном храме.
Мы не готовы, видимо, к тому, чтобы устанавливать такие серьезные связи с нашими братьями на Западе. Тем не менее, в монастыре остался замечательный иконостас, который создан архимандритом Зиноном. Это каменный иконостас в Стефановском храме построен по типу византийских каменных тут темплонов, отец Зинон написал здесь замечательные иконы в ранневизантийском стиле. В тот период он очень ориентировался на раннюю Византию, на традиции первого тысячелетия. Это традиция, которая близка и западным нашим братьям, и для Руси была основой.
Например, образ Христа Ника - необычный, пришедший к нам из VI века. И рядом прекрасная и нежная Богородица. И вторым рядом - круглые медальоны с образами святых. Святой Стефан, святой Исаак Сирин и еще ряд святых. Такой скромный, аскетичный, настойщий монашеский иконостас. Братия этого монастыря составляла человек пять-шесть, но все они были либо иконописцами, либо теми, кто делает доски, в общем связаны были с иконописным искусством. Предполагалось, что этот монастырь будет служить развитию иконописной традиции. Увы, не получилось.
А вот еще один интересный пример творчества о. Зинона: «Беседа Пушкина и митрополита Филарета». Это не икона, а миниатюра. Не знаю, можно ли создать такую икону? Отец Зинон создал ряд миниатюр для жития митрополита Филарета (Дроздова). Все помнят известную поэтическую переписку митрополита Филарета и Пушкина, когда он ответил на знаменитое стихотворение «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана…». И мы видим тут интересное решение этого эпизода. Как вообще рождаются современные иконографии? Они не рождаются «от ветра головы своея», когда этим занимается человек, овладевший иконописным языком и свободно говорящий на нем. А иконописный язык - это сложнейший язык! Для иконописца просто перерисовать древнюю икону - это все равно, что переписать текст с другого языка, если вы копируете текст, но не понимаете его содержания, он не будет вашим высказыванием, и ошибки тут неизбежны. А в этой миниатюре хорошо видно, что, мастерски владея иконописным языком, архимандрит Зинон выстраивает новую иконографию совершенно в традиции византийской миниатюры.
Если вы посмотрите на миниатюры Минология императора Василия Второго (а он ориентировался именно на этот памятник), то увидите там подобные миниатюры, например беседа Иоанна Дамаскина и Космы Маюмского, они также сидят и беседуют между собой. У каждого из них какие-то атрибуты их творчества, они ведь гимнографы. Вот и на миниатюре отца Зинона мы тоже видим святителя Церкви, прославленного в лике святых, поэтому у него нимб, а Пушкин - признанный поэт, у него золотой лавровый венец, он увенчан земной славой. И здесь иконописец ничем не прегрешает против канонов. В руках у Филарета книга, он учитель Церкви, он переводил Новый Завет. В руках у Пушкина лира, «Я лиру посвятил народу своему…».
И тут иконописец не прегрешает против иконописной традиции. У Филарета учительский жест, он учит, собственно говоря, свою проповедь, свое учительство он и зашифровал в своем стихотворном ответе поэту. У Пушкина же слушающий жест, он внимает митрополиту. В одном из вариантов его стихотворения были такие строки: «И внемлет лире Филарета в священном трепете поэт…». Потом он эту ассоциацию убрал, оставив: «И внемлет лире серафима в священном трепете поэт». Мне кажется, это очень интересно. В какой-то мере мы с вами тут прослеживаем кухню современного иконописца и вдумчивого богослова, каким является архимандрит Зинон. Кстати, именно в это время рождаются его «Беседы иконописца», небольшая книжечка, выдерживавшая несколько изданий. Из «Бесед» отца Зинона хорошо видно, что он и богослов, и философ. Очень интересный, во многом спорный, конечно, с ним можно не соглашаться, но он и не утверждает, что он истина в последней инстанции, он размышляет.
Вот еще одна его икона, написанная приблизительно в это же время для православного монастыря в Бюсси, во Франции.
А эта икона святого Максимилиана Кольбе, католического польского святого ХХ века. Отец Зинон пишет образы и православные, и не православные, в этом его свобода. Никто ему не может запретить писать иконы, даже правящий архиерей, который отправил его в запрет. Пять лет отец Зинон был в запрете, но, слава Богу, в 2002 году Святейший патриарх Алексий Второй снял с него все прещения. Я считаю, что свобода иконописца - это необходимое условие для творчества. Многие из иконописцев, о которых я сейчас говорила, писали для западных православных и не православных храмов. Это нормально.
В Бельгии есть Крестовоздвиженский монастырь в местечке Шевтонь, сюда архимандрит Зинон был приглашен работать в середине 90-х. Это интересный монастырь, там два храма - в одном служат латинскую литургию, в другом - византийскую. Византийский храм был расписан еще русскими эмигрантами в 60-х гг., а латинский храм так и стоял нерасписанным. И отец Зинон написал здесь романскую фреску.
Его идея (и она правильная), что возрождение западной иконографии должно идти не через русскую и греческую традиции, а через возрождение собственных традиций, которые были на Западе в средние века. Иконописный канон в первом тысячелетии был общим, при всей разности стилей, это был общий язык неразделенной Церкви. Он был понятен всем от Испании до Грузии. Это был общий язык, понятный всей христианской ойкумене. Стиль мог был разным - утонченным в Константинополе, более гротескным в Испании, с романским вкраплением в Италии и Германии и так далее. И вот отец Зинон создал великолепную фреску в алтаре латинского храма, где Спас Вседержитель в окружении традиционных символов евангелистов, с раннехристианскими символами в орнаменте.
Как эффектно смотрится в перспективе лаконичного храма фреска, написанная русским иконописцем. Второй раз отец Зинон был приглашен в Шевтонь уже в год двухтысячелетнего юбилея христианства, и в нартексе этого же храма он написал образ Небесного Иерусалима, по стилистике уже более близкую к Византии. Это не алтарная часть, и потому здесь он счел возможным написать такой образ. Его свобода владения разными стилями - тоже один из признаков современной традиции. В конце 1980 - начале 1990-х годов была установка на более тесную связь к определенному стилю, но сегодня все меньше говорят о стилистической однородности иконописи, потому что сама традиция - и православного, и вообще христианского искусства - стилистически не однородна. И, конечно, в разных храмах могут быть использованы различные традиции.
Очень показательный пример - храм, который построен отцом Зиноном, вернее по его проекту, в ските, куда он удалился после изгнания из Мирожского монастыря. Это скит в деревне Гверстонь в Псковской области, почти у самой эстонской границы. Что такое скит? Это место уединения и молитвы. Отец Зинон купил (или ему отдали) полуразваленный деревенский дом, который он привел в порядок. На небольшом участке он построил крошечный храм. Мозаику сделал над входом. А внутри храма все очень строго, просто и очень эстетично. Этот храм я считаю выражением одной из современных тенденций, за которой будущее.
Сегодня есть тенденция к декоративизму, мы ее видели у Лавданского, мастерская «Киноварь» делает очень декоративные вещи, красивые, но не везде уместные. А есть поиски выразительности в минимализме. Вот так выглядит идеальный монашеский храм, где все минимально, всего две энкаустические иконы - Богородицы и Спасителя, низкие, аскетичные Царские врата. Это все особенно оживало во время богослужения.
К сожалению, архимандрит Зинон в Гверстони уже не живет, поэтому я говорю в прошлом времени, но там остались два его монаха. Пели здесь всегда знаменным греческим распевом. Интерьер очень соответствует строгой монашеской литургии. Мы в нашей современной церковной жизни больше привыкли к эклектике. Это своего рода церковный постмодерн, когда всё друг на друга наслаивается: в барочном храме ставят иконы, написанные под Рублева, хор поет синодальный партес, священники служат в современной интерпретации. Это наслоение неорганично, но именно это отражает дух нашего времени. Не случайно Бродский говорил, что эстетика - мать этики. От того, как мы понимаем красоту, многое зависит. Здесь же красота продиктована аскетичностью и молитвенностью жизни самого отца Зинона и его монахов.
Руководствуясь желанием идти вглубь церковной традиции, отец Зинон первым начал экспериментировать с древними техниками, стремился писать, как писали ранние христиане. Когда он был запрещен в священстве, он ходил в простой холщевой рубахе, как крестьяне ходили. Ему нельзя было служить, но к нему приезжали служить другие священники. Потому что христианину без литургии жить нельзя. Естественно, его братия не оставляла, но сам он не мог служить пять лет. И все это время он посвятил иконописи. За этот период он сделал так много, сколько он не мог сделать, когда занимался организацией иконописной школы, когда преподавал, учил других. Он невероятно много написал за эти пять лет своего вынужденного затвора. Это человек, который, действительно, видит свое служение в иконописи.
Достаточно взглянуть на один из его рисунков, чтобы понять, какого уровня он мастер. Когда-то давно, отец Зинон сказал такую фразу (это есть в его «Беседах»), что в иконописце художник должен умереть. Это он сказал в самом начале 1990-х годов, когда многие иконописцы только начинали, иные уходили в плакатность, в стилизацию, другие писали вычурно, словом, самовыражались через икону, как могли, пытаясь показать, что они великие мастера. Это было характерно для многих, и тогда он произнес эту фразу, потом ее все цитировали.
Я как-то спросила его: «Отец Зинон, что же вы такое сказали, что теперь все на вас ссылаются, не желая учиться по-настоящему художественному ремеслу? Почему же художник в иконописце должен умереть?». Он посмотрел внимательно и говорит: «Но ведь художником-то надо быть, чтобы он в тебе умер!» Вот это честность и бескомпромиссность мастера. Отец Зинон вообще считает, что раньше пятнадцати лет учебы и постоянной работы человек не может браться за самостоятельную икону. Представляете, какая высокая планка?! По его рисункам видно, что он сам - настоящий художник, потрясающий рисовальщик. И, конечно, он не просто иконописец, а богослов, его «Беседы иконописца» ничуть не устарели.
Еще одна из значительных его работ: иконостас храма преподобного Сергия Радонежского в мемориальном комплексе на месте убийства отца Александра Меня в Семхозе. Это пригород Сергиева Посада. Здесь проходит тропа, которая всегда в народе называлась сергиевской, по ней ходил преподобный Сергий, и сегодня можно пройти из Хотьково в Лавру. Именно на этой тропе был убит 9 сентября 1990 года отец Александр Мень. Сначала здесь поставили небольшую часовню, потом ее сделали храмом, около нее стоит крест, где было совершенно это страшное нападение на батюшку. А потом поставлен и Сергиевский храм, который в 2004 году украсил отец Зинон. Он создал здесь каменный иконостас с фресковыми иконами. Он специально для этого привез псковский камень. Написал образы Христа и Богородицы, святых в византийском стиле.
Но говоря «византийский стиль», мы не имеем в виду, что есть прямой аналог этих образов, хотя часто иконописцы просто берут и копируют византийские образцы. У отца Зинона этого нет, он даже если и смотрит на какой-то образец, то все равно передает его в авторской интерпретации. Просто перекопировать для него не задача. В свое время, в середине 1990-х годов, он сделал прекрасную копию иконы Владимирской Божьей Матери, она была подарена патриарху Алексею Второму. Несколько дней отец Зинон провел в Третьяковской галерее, копируя древний образ. Но все же икона не есть копия, икона есть молитва. И в храме в Семхозе это ярко выражено. Особенно мне нравятся два образа преподобных: Ефрем Сирин и Иоанн Дамаскин, они написаны так, будто мастер знал их лично. Не просто увидел их где-то на иконе, а знал в жизни. Абсолютно живые образы.
В 2006-2008 году под руководством отца Зинона были выполнены росписи Никольского собора в Вене. Тогда венским архиепископом был митрополит Иларион, а они хорошо знакомы, с тех пор как владыка еще юношей приезжал в Печерский монастырь. Он пригласил отца Зинона расписать огромный храм, построенный в конце XIX века, освященный в 1901-м году. Но он не был расписан, был поставлен только васнецовский иконостас. Когда разразилась Первая мировая война, было уже не до росписи, и вот в начале нового века отец Зинон храм этот расписал.
Никольский собор странный: снаружи - русский, а внутри - византийский. Вот так эклектично строили в начале XX века. И византийский стиль с его монументальным размахом очень хорошо лег на стены храма. Но я хотела бы обратить внимание и на нижний храм, где по проекту отца Зинона был создан мраморный иконостас. Здесь замечательный праздничный ряд, который сделан по синайскому образцу на одной доске. С одной стороны, хорошо угадываются образцы, с другой, они переработаны творчески и написаны в абсолютно авторской манере.
В 2008 году архимандрита Зинона пригласили работать на Афон. Греки нашли его в Вене и буквально уговорили приехать к ним и расписать храм в монастыре Симона Петра. Вообще это дорогого стоит. Мы знаем немало случаев, когда киприоты приглашают русских мастеров к себе расписывать храм, но на Кипре (он как мост между Грецией и Европой) всегда работало много иностранных мастеров, в частности, итальянцев, но когда на Афон приглашают русского мастера, то это высшее признание. Отец Зинон расписал небольшой храм в монастыре Симона Петра в характерном для него стиле, тут греки ничего не навязывали. Я считаю, что это великолепная роспись. Здесь как раз видно, что мастер владеет абсолютно свободно этим языком. Тут ни о какой копийности речи не может идти, это абсолютная музыка, свободное творчество внутри византийской традиции.
http://www.pravmir.ru/ikona-rubezha-tyisyacheletiy-lektsiya-irinyi-yazyikovoy-video/