дух антихриста в основании РКЦ и РПЦ
Христианская церковь на костре.
В ХI столетии Европа открывает для себя людей, формирующих мужские и женские общины, объединенные Евангелием и поиском апостольской жизни; *) их проповеди основаны на Святом Писании, они отбрасывали крещение для маленьких детей, таинство брака и Евхаристии; они практиковали исповедь, благословение хлеба и крещение путем наложения рук.
В 12 веке это возрождение апостольской жизни получило новый толчок, и кроме того, от того времени сохранилось больше документов, точнее излагающих факты. Самыми главными документами, конечно же, стали полемические обращения против них цистерианского монашеского мужского ордена, начиная от Бернара из Клерво, который еще тогда призывал к крестовому походу против них. Группы людей, которых обличали и преследовали св. Бернар и его единомышленники, отличались между собой, но все они были в то же самое время породнены фундаментальным евангелизмом; их современное название отражает стародавнее обращение к ним их противников: катары.
В середине 12 столетия на рейнских землях, в Южной Франции, а также в Ломбардии, Шампани, Бургундии, а потом во Фландрии и Эльзасе возникают еретические общины, характерные черты которых мы можем понять, лишь читая бесконечные досье репрессий против них. Эти группы были тесно связаны как между собой, так и со своими братьями по вере, восточными христианами - болгарскими и греческими богумилами. Среди многих документов того времени, наилучшим описанием образа жизни и веры этих людей является письмо аббата премонтранского ордена Эвервина де Стейнфелда, посланное из Кельна, и датируемое 1143 годом. В нем аббат поднимает эту тему в тревожном отчете Бернару из Клерво. Во-первых, Эвервин сам удивлен их знанием Святого Писания и схожестью с его идеалами: „ Они организованы вокруг епископа и делятся на три группы: слушатели, верующие и христиане; среди них есть и женщины, к которым они относятся по-братски, как к равным; они отпускают грехи и спасают души крещением через наложение рук. Они считают, что Христос по-настоящему не воплощался в человеческом теле; они благословляют хлеб, заменяя этим Евхаристию. Они говорят, что их ритуалы и жизнь есть истинно христианской Церковью, а что пышная и властная Римская Церковь есть Церковью мира сего, а не Церковью Божьей. Они называют себя истинными христианами, апостолами, или бедняками Христовыми.” Эвервин также жалуется Бернару: „Эти еретики переносят муки сожжения с мужеством первых христианских мучеников, и это вызывает великую смуту и волнения среди верующих, присутствующих при этом”. „Скажи мне, Святой Отец, - спрашивает Эвервин у святого Бернара - как такое возможно? Они поднимаются на место казни и переносят муки огня не только с терпением, но и с радостью. Я хочу твоего объяснения, как эти слуги дьявола могут держаться своей ереси с мужеством и стойкостью, которые редко можно найти у наиболее верных последователей веры Христовой?”
Катаризм 13 столетия документирован уже лучше, как их собственными трактатами и ритуалами, так и архивами инквизиции, но основная его суть точно отвечает этим ранним текстам. Это знаменитый катарский дуализм, открывающийся нам в оппозиции Бога и мира. Именно этот дуализм католическая Церковь, после уложения и кодификации своей доктрины под конец 12 века сделала главным своим врагом, против котрого была направлена основная ее полемика, и по которому оценивалось отступление от догмата. Именно он стал исходным пунктом для обозначения ереси, которую следовало уничтожать огнем и мечом. Но если смотреть с точки зрения чисто новозаветного слова, то, что для римского христианства представлялось как „темное манихейство”, на самом деле было скрытым дуализмом самого Святого Писания.
Фактически, рейнские еретики, противопоставлявшие свою истинную Церковь Божью узурпаторской мирской Церкви римских клириков, опирались на Евангелие от Иоанна, противопоставляющее Бога и мир. Притча, которая приводится в Евангелии от Матфея о дурных и хороших деревьях, которые познаются по их плодам, была для них символом примера Христа, по наследованию которого можно распознать истинных христиан. Все книги, написанные катарами и известные нам с 13 века, основываются на выражении „Царство Мое не от мира сего”, и ни в одной из них не сказано ничего иного.
Еретиков, которые по своему образу жизни и веры принадлежали к катарам, арестовывали и сжигали в разных местах Европы в 12 веке - особенно в Шампани и Германии. В 13 столетии на огромных просторах Средиземноморья - в Боснии, Италии, Южной Франции - уже пылали костры массовых казней. Но в середине 12 века, в Лангедоке (Южная Франция) им улыбнулась судьба, и по примеру своих рейнских братьев, они тоже организовали там свои епископства. В 1167 году Генеральная Ассамблея западных еретических общин собралась в замке Сан-Фелис де Караман на Юге Франции по инициативе Тулузской Церкви катарской и под руководством уважаемого богумила Никиты, специально приехавшего из Константинополя через Ломбардию, официально провозгласила себя Контрцерковью.
Окцитанский (провансальский) термин „Церковь” (Sancta Gleisa, Gleisa de Dio) - это наиболее верный термин, который следует употреблять относительно катаров, поскольку именно он звучит во всех их ритуалах. Церкви катарские были епископальными, и организовывались по принципу и по модели общин ранних христиан. Центральную роль в их администрации играли епископы; им принадлежало право ординации, то есть крещения, одновременно бывшего и посвящением; право наследования этого сакрамента передавалось ими по прямой линии от апостолов; именно это право было главным источником сакрального, и именно через это крещение-посвящение принимались новые члены этой Церкви. Христиане и христианки, прошедшие посвящение, вели жизнь, полностью посвященную Богу, фактически создав монашескую Церковь, жизнь которой регулировалось довольно суровыми правилами. Исходя из этих религиозных принципов, они жили общинами, придерживались жизни в целомудрии, бедности и покорности Богу, жизни, определяемой молитвами и ритуалами. Подобно апостолам, они должны были всю жизнь путешествовать. Диаконы этой Церкви отвечали за определенные общины, выслушивали публичные исповеди и налагали покаяния. Как монахи, живущие в миру, они не закрывались в монастырях или молитвенных домах, а группами или по двое, очень дружески расположенные и искренние, ходили по городам и селам, неся людям слово Евангелия и надежду на „счастливый конец”, обеспечивавший спасение души. За одно поколение они обратили тысячи. „Все больше людей становится добрыми христианами, и это даже перед инквизицией признают многие. Потому что добрые христиане имеют большую силу спасать души” (свидетельства современника 13 ст.)
Эти добрые христиане, как их называли люди, не желали признавать распятие как символ искупительной жертвы Христа, потому что смотрели на него как на орудие смерти, а не жизни. Они апеллировали к спасению через благодать, о котором говорится в Евангелии, и к истинному крещению, которое принес Христос. Они называли его consolamentum (утеха, утешение), и это был единственный сакрамент, который они практиковали. Он содержал в себе целый букет сакраментальных христианских функций: во-первых, он был одновременно и крещением, символизировавшим вступление в истинно христианскую жизнь, и которое иногда должно было подтвердить или дополнить крещение водой, которого самого по себе было абсолютно недостаточно; во-вторых, оно полностью отпускало грехи и в то же время открывало путь к фундаментальному покаянию; далее, тот, кто принял его, сам получал право отпускать или не отпускать грехи другим - право, которое Христос даровал своей Церкви; оно давало право тому, кто его принял, давать consolamentum умирающим, то есть обычным людям, не имеющим сил или желания вести святую жизнь, но которые перед смертью хотели спасти свои души; оно воссоединяло душу с Духом путем наложения рук; оно фактически было духовным или мистическим браком. Они не признавали Евхаристии. Катары благословляли хлеб на своем столе в память о Христе; это была тайная вечеря без преосуществления, по аналогии с тем, как сейчас делают протестанты.
Спасая души путем consolamentum, демонстрируя пример апостольской жизни как жизни достойной христиан, катарские проповедники несли Благую Весть - послания Евангелия, гарантировавшее оптимистическое, универсальное спасение - без Страшного Суда та вечного Ада, которые нельзя совместить с милосердием Божьим.
Проникая в самое сердце городов и сел Прованса и Лангедока, отпуская грехи и гарантируя „счастливый конец”, они привлекли к себе сердца не только простых людей, но и представителей местной аристократии, в том числе и великих дам из известных семей. Bonns Hommes (Добрые люди, как обращались к ним обычные верующие), эти монахи Церкви катарской сформировали Церковь, которая была очень эффективной, и в то же время привлекательной для населения. Занимаясь активной деятельностью в самой глубине народной, они обеспечивали их веру и социальную поддержку на этом глубинном, семейном уровне, и только преследования 13 столетия, ужасная атмосфера казней и репрессий, начиная с войны, сломала эти связи родства и защиты.
Когда говорять о крестовом походе против альбигойцев (термин этот, вообще-то, означает не столько сторонников Церкви катаров, сколько жителей города Альби, появился в середине ХIX ст. и принадлежит романисту Клоду Фарнелю), то говорят о войне королевского Севера Франции против свободного Юга графа Тулузского по экономическим и политическим причинам, то это слишком упрощает цели этой войны. Реальность, несомненно, намного сложнее. Это самая настоящая священная война, направленная отныне не только против внешних врагов христианства, которыми считали сарацинов, но и против пребывавших внутри христианской парадигмы, „внутренних врагов христианского мира”, как сказал в 1208 г. папа Иннокентий III своим цистерианским „соколам”. Король Франции Филипп-Август был против этого похода и не принимал в нем участие. Что же касается самого амбициозного из северных баронов, Симона де Монфорта, который так хорошо вешал, рубил головы, выкалывал глаза и основал новую династию в Лангедоке, то в его благочестии просто нельзя сомневаться: он поднял меч и повел свои армии во славу Христа и Девы Марии, а за свои кровавые подвиги получил полное отпущение грехов на том свете.
Вот лишь некоторые примеры из известного списка этих подвигов. 22 июля 1209 г. за отказ жителей города Безье выдать крестоносцам 200 Bonns Hommes, все население города в количестве 20 000 человек было уничтожено после сакраментального приговора цистерианского аббата Арнольда Амори „Убивайте всех, Господь своих узнает”. 7000 людей, нашедших приют в церкви Св. Магдалины были вырезаны, и их кости еще находили в XIX столетии во время реставрационных работ. Каждый крестоносец, принимавший в этом участие, получил папское благословение. Арнольд Амори хвалился в письме к папе: „Почти 20 000 жителей полегли от меча, несмотря на пол и возраст”.
22 июля 1210 года крестоносцам сдалась крепость Минерва. Каждый житель города должен был продемонстрировать верность католической Церкви и отречься от всякой другой веры. В городе жило около 140 Bonns Hommes. Если обычные верующие могли сделать это и принести присягу католической Церкви, то когда Bonns Hommes становились перед выбором, умереть или утратить свое крещение Духом Святым, то они фактически выбора не имели. Когда священник предложил Добрым Людям покаяться, они ответили ему: „Нет ничего в жизни или смерти, что заставило бы нас предать веру, которую мы приняли”. Католический хронист этих событий, Петр Сернейский, написал о том, что было дальше: „Поскольку еретики отказались обратиться в католическую веру, граф приказал вывести их за укрепление, их было 140 мужчин и женщин, если не больше. В яме был разложен большой костер, и всех их туда побросали. Вернее, нашим даже не было необходимости их туда бросать, ибо закоренелые в своей ереси, они сами в него бросались.”
3 мая 1211 года крестоносцы Симона де Монфорта штурмом взяли замок Лавор. Всех рыцарей, защищавших замок, повесили на его стенах, хазяйку замка, аристократку Геральду, бросили в колодец и забросали камнями до смерти, а 400 Bonns Hommes, которых она прятала, были все сожжены во время самой массовой казни Средних Веков.
Папство и в самом деле собиралось уничтожить ересь, которая слишком нравилась окцитанским графам и народу Лангедока, и которая стала неотъемлемым фактом их социальной жизни. Именно в это время католическая Церковь замкнула свои догматы, и вместо образца святости по принципу апостольской жизни ввела принцип жесткого соответствия только что созданной ортодоксии, где к диссидентским пропроведям не могло быть толерантного отношения: особенно к тем, которые бичевали претензии папства на светскую власть. Тем более это касалось Иннокентия III: как мог терпеть такое этот управитель христианства, подтвердивший свое верховенство над королями, баронами и императором, викарий Иисуса Христа и представитель Бога на земле? Католическая Церковь отказалась от идеи Царства Божьего, которое не от мира сего, и вместо этого создала систему методически налаженного насилия, где еретики выставлены в качестве подрывных элементов. Насилие и политика завершили дело, пробудив аппетит к новым завоеваниям. Крестовый поход 1209 року против средиземноморских князей, защищавших еретиков, и к которому папа призывал христианских баронов, в конце концов завершился поражением крестоносцев. Однако в 1224 году бароны все же решили уничтожить Лангедок как независимый край. Сам король Франции на этот разпровозгласил крестовый поход и перенял эстафету у папы. С того времени война и завоевания становятся систематическими и ведутся всеми возможными способами. В 1229 году ликвидируются остатки независимости Лангедока, граф тулузский покоряется, и французская корона захватывает эту когда-то свободную землю. Эту войну, вызванную и развязанную Церковью, завершает и выигрывает король Франции, а окцитанские феодалы исчезают с политической арены. Соотношение сил полностью изменилось: теперь у Церкви были развязаны руки.
После „пацификации” Лангедока военной силой, папство, начиная с 1233 г. создает религиозный трибунал, известный под названием „инквизиция”, доверенный новым монашеским орденам - доминиканцам и францисканцам, символизируя тем самым новое отклонение от христианских идей. Целью карательной роли инквизиции было запугать население новоприобретенных регионов и заставить его принять веру короля и папы.
Кроме того, следственный трибунал использовал для целей своей юстиции обязательные исповеди для информативных целей, но главной его целью было обезглавить катаризм, находящийся тогда в подполье, и полностью искоренить его посланцев и носителей - Bonns Hommes, на которых тогда шла настоящая охота. Демонтировав и полностью подорвав солидарность семей, городов и деревень, пробовавших защищать преследуемых, инквизиция задействовала методы террора и запугивания, основанные на систематических доносах. Был назначен целый пакет наказаний для простых верующих - от конфискации имущества и лишения чести до пожизненного заключения и сожжения. Для арестованных Bonns Hommes альтернатива была еще проще - пожизненное заключение для тех, кто отречется и покается, и сожжение для упорных. Но преобладающее большинство из избрало именно этот второй путь - крещение огнем.
В 1244 году непокорная крепость Монсегюр и верные катарам рыцари, защищавшие ее, опять возглавили сопротивление французской власти и католической Церкви. Эта крепость издавна была последними вратами приюта Церкви катарской. Еще в 1204 году они попросили тогдашнего властителя замка отстроить и укрепить его и отдать Bonns Hommes в пользование. Во времена владычества инквизиции Монсегюр превратился в символ последней надежды на защиту гонимых и преследуемых, религиозной столицей катаризма, откуда апостольськая деятельность - главная миссия Церкви катарской - распространялась по всему Лангедоку, і где верующие всегда могли найти у Bonns Hommes совет, поддержку и consolamentum. В Монсегюр приезжают Bonns Hommes из Італии и Франции, и епископы, живущие в Монсегюре, фактически координируют движение сопротивления, контролируют ситуацию на значительном удалении от крепости и руководят деятельностью катаров на всем Юге Франции. Они обходят с проповедями довольно отдаленные окраины под эскортом преданных им рыцарей. Монсегюр чем-то напоминал замок короля Артура, где всегда находилось 2-3 рыцаря, скучавших в ожидании приключений, в то время как другие отправлялись на помощь вдовам и сиротам или силой отбивали арестованных. 12 лет этот замок возвышался над всем Югом как библейский ковчег, где Церковь катарская в тишине и спокойствии продолжала свое поклонение духу и истине. Престиж замка среди верующих был настолько велик, что считалось за счастье умереть там, получив перед смертью духовное крещение. Если правда, что есть на свете места, которые содержат в себе что-то из наполнявшего их духа, то Монсегюр должен источать духовный свет, потому что много мужчин и женщин умерло там на самом деле «утешенных», то есть уверенных, что они избежали царства тьмы...
Эта крепость находилась на фактически неприступной скале, которую невозможно было взять военной силой. Но могла ли она выдержать предательство?
В мае 1243 года десятытисячная армия короля Франции окружила крепость, в которой жило 400-500 человек, среди них 200 Bonns Hommes, которые не могли брать оружие в руки и около 100 мирных жителей, в том числе женщин и детей. Но крепость держалась 10 месяцев, и только предательство гасконских горцев, показавших крестоносцам тайные пути на горные террасы, куда можно было поставить катапульту, решило дело. Жизнь в замке превратилась в ад. Военная машина бросала на тесный двор, где буквально кишели люди, огромные камни, и количество жертв, особенно со стороны мирных жителей, резко возросло. Стало понятным, что дело проиграно. Епископ катарский Бертран Марти, который на то время фактически возглвалял Церковь катарскую и был ее политическим и духовным лидером, решил вести переговоры о капитуляции, чтобы избежать ненужных жертв. Переговоры начались 1 марта 1244 года и были очень короткими. Акт капитуляции был подписан 2 марта. Его последствия были очень странными для того времени. Окруженные попросили две недели, чтобы подготовиться к капитуляции. Дайте нам эти две недели, и мы отдадимся в ваши руки, заявили лидеры Церкви катарской.
Историки и теологи спорят до сих пор, почему катары попросили эти две недели, и почему победители их дали. Возможно, это было связано с тем, что 13 марта выпадала Пасха, и Bonns Hommes хотели в последний раз отпраздновать ее вместе с верующими. Что касается католиков, то для них это была возможность подействовать на окруженных такой себе отсрочкой смертного приговора, возможность увидеть отрекшихся Bonns Hommes. Когда обсуждались условия капитуляции, католическая Церковь пообещала жизнь и свободу всем катарам, которые отрекутся. Но ни один из 200 Bonns Hommes не отступил. Ни к какому мученичеству не готовились так долго, как это делали катары в Монсегюре. На протяжении этих двух недель в замке происходило что-то похожее на Страшный Суд. С одной стороны становятся те, кто должен умереть - а с другой те, кто не хотел умирать - из страха, или не чувствуя себя готовыми предстать перед лицом вечности... Две недели обреченные на смерть в молчании готовятся к своему последнему путешествию. Они прощаются с теми, кто оставался жить, со своими детьми, братьями, сестрами и друзьями, благодарят их за то, что они так отважно их защищали и делили с ними все тяготы жизни и раздают им все, что имели - еду, одежду, деньги, книги... Все жители Монсегюра ходят к ним в кельи и надолго остаются там, пытаясь побыть как можно дольше с теми, кто скоро очистится огнем от этого мира зла...
13 марта 1244 года, за три дня до окончательной капитуляции, 25 людей, обычных верующих, в том числе солдаты гарнизона, крестьяне, ремесленники, купец, их жены и любовницы, жена и дочь владельца замка, итд., в той особенной атмосфере жертвенности, попросили Bonns Hommes о consolamentum для умирающих, тим самым решив присоединиться к Bonns Hommes в их страшной смерти и быть среди них в их последнюю минуту. Это самый сильный момент во всей печальной эпопее катаризма Это не было порывом отчаяния со стороны тех, кому нечего было терять. Гийом Акарт оставил жену с тремя детьми, Корба де Перейль - мужа, двух замужних дочерей, сына и внуков. Это был акт преданности, солидарности, мужества и прежде всего веры. Даже военные, которые посвятили свою жизнь защите Bonns Hommes, были среди тех, кто избрал „Царство не от мира сего” - рыцари Гийом де Лахиль, Бразильяк де Каилхавель, Гийом де Марсель, Бернард де Сан-Мартин, сержанти Гийом Гарньер, Арнод Теули де Лимуа, Понс Нарбонна и Арнод Домерже со своими любимыми женщинами Арсеной и Бруной и другие. Корба де Перейль вместе со своей 19-летней дочерью Эксклармондой де Перейль присоединилась к своей матери Маркизи де Лантар, и таким образом три поколения этой аристократической семьи избрали общество осужденных на смерть. Сделав это, они тем самым отказывались отрекаться, добровольно отдав свои тела пламени инквизиторов, а свои души - Богу.
В то время, как эти 225 человек готовились к смерти, католическая армия стороила огромный забор на поле под скалой, внутри которого должен был быть зажжен костер. Эти две недели превратили Монсегюр в символ как для преследователей, так и для преследуемых.
Утром 16 марта армия крестоносцев вошла в замок, чтобы отвести еретиков к месту казни. Не оказано им было ни почестей, ни уважения. Возглавлял эту процессию епископ Бертран Марти. Раньше, хотя бы в Лаворе, Холокост был еще страшнее, но и народная традиция и история согласны с тем, что „костер Монсегюра” значимее всех других, ибо никогда еще жертвы не поднимались на него с такой готовностью. В кандалах, в одних рубахах, босиком, их грубо выволокли по обледенелой тропке вниз, где по лестнице их заставили перелезть через забор на место казни - окруженную частоколом кучу хвороста. С четырех сторон за забор бросили зажженные факелы. Вот как пишет католический хронист - участник событий:
„Так более двухсот мужчин и женщин исчезли в пламени. Мы начали петь Veni creator, чтобы заглушить крики и стоны жертв, но через несколько минут рев геенны огненной, в которую превратилось пламя, сам заглушил все звуки. Это было знаком того, как Господь провел их (еретиков) из огня земного в вечное плямя ада...”
Этот ужасный костер 16 марта 1244 года уничтожил последние надежды, в том числе политические. Самое главное, что эти 225 сожженных представляли последнюю организованную катарскую общину Лангедока, и высшую иерархию катарской Церкви. Суровый свет, освещавший сопротивление Юга, угас с последними углями этого гигантского костра. После этого волна беженцев залила Италию. Но дальнейшие репрессии были слишком хорошо организованы, запуганные верующие все больше шли на компромисс с властью, а Bonns Hommes исчезали.
Остатки окситанских катарских Церквей, нашедшие приют в Италии, все еще пытались перестроиться и бороться. Но на Юге Франции монархия Капетингов уже торжествовала плоды победы. После 1271 года эти земли уже и формально принадлежали французской короне, народные восстания были подавлены, а последние Bonns Hommes погибли на кострах инквизиции.
В конце 13 века, после 20 лет войны, аннексии Лангедока французской короной и трех поколений, переживших инквизицию, после смерти от 500 000 до 1 000 000 людей, раздавленная вера катарская умирала. Но нашлись еще те, кто пытался раздуть ее угасавший огонь: это стало призванием Пьера Отье, бывшего нотариуса из графства Фуа, который вместе со своим Гийомом нашел убежище в Ломбардии, где учился и принял посвящение. Он мужественно возвращается в Лангедок в 1299 г. И на протяжении 10 лет, лишь с небольшой группой смелых Bonns Hommes ему удалось оживить огонь катаризма в старых катарских семьях. Но инквизиция не дала им ни одного шанса. Своими полицейскими методами, организованной охотой и облавами, куда входили „зачистки” целых сел и городков, а также систематическими репрессиями, инквизиторы Жоффре д’Абли и Бернард Ги уничтожили остатки подполья, схватили и сожгли, одного за другим всех Bonns Hommes. В 1310 году Пьера Отье самого живьем сожгли в Тулузе вместе с 17 верующими, отказавшимися отречься. Когда его спросили о последнем желании, он попросил прочитать проповедь просто на месте казни. «Я уверен, что все, кто здесь стоит, обратятся”. - сказал он. Ему отказали. Через 10 лет Жак Фурнье, инквизитор Памье, отлавливает последних верующих, которые слушали Пьера Отье, записывает их свидетельства и выносит приговоры.
Так исчез окситанский катаризм. Некоторым более простым диссидентским движениям, например, вальденсам, удалось выжить, несмотря на инквизицию. Но в день, когда в 1321 году был сожжен последний из Bonns Hommes, Гийом Белибаст, остатки веры жили лишь в сердцах верующих. Церковь катарская погибла: никого больше не осталось, кто бы от их имени мог претендовать на передачу и осуществление апостольской традиции consolamentum.
Войдя в повседневную жизнь, став ближайшим, привязав к себе тела, души и самое бытие людей, окситанский катаризм победил и сохранил до конца своей трагической истории неиспорченный характер родной и братской религии.
Нужно было задействовать огромную силу, чтобы заглушить их проповеди, грубое и кровавое насилие, чтобы подавить и запугать верующих, огонь, чтобы уничтожить христиан. Нужны были 20 лет войны и сто лет инквизиции, чтобы уничтожить катаризм, безусловную ересь. Есть две Церкви, сказал Bonnе Hommе Пьєр Отье - одна преследуемая, но прощающая, а вторая, та которая убивает и сдирает шкуру.
„Церковь, конечно, одержала практическую победу в начале 14 века. Но она проиграла свою партию перед судом истории”, - эхом отозвался медиевист Жак Ле Гофф.
И все же что-то осталось от веры и морали проповедей Церкви Друзей Божьих, какое-то послание на очень глубинном уровне. Оно слишком стойкое, слишком живучее. История неоднократно давала слишком пессимистический ответ относительно их действительных шансов на выживание. Катаризм вызывает неподдельный интерес вневременностью своей религиозной требовательности. Ведь осталось это послание любви, и по большому счету, свободы и толерантности. Его актуальность прежде всего в этом христианском послании, которое без всякого сомнения катаризм донес до нас - в достойном свидетельстве преследуемой христианской Церкви, которая сама никого не преследовала, не заставляла, и никогда не соглашалась оправдывать ни малейшего насилия, ни малейшего страдания во имя Бога. Может быть именно поэтому сегодняшний мир имеет мужество с глубокой печалью склониться перед пеплом этой мученической религии.
( В статье использованы отрывки из книг ведущей французской исследовательницы Анн Бренон „Истинный образ катаризма” и „Жизнь и смерть христианской Церкви.”)
ПС
*) напоминаю, что согласно Новой Хронологии, Иисус был явлен миру в начале 12 века.
таким образом, в расцвете европейских общин "нового христианства" в 12-14 веках можно легко легко увидеть собственно апостольские общины первоначального аутентичного христианства
настоящим постом я выражаю недоверие Римо-католической церкви в целом и интституту Римских пап в частности.
в той же степени выражаю недоверие любой организованной христианской религии современности.
вместе с тем, я не отрицаю, что в этих конфессиях встречаются отдельные святые люди, - избранники Бога, которые пребывают внутри этих церквей как свидетельство бесконечного снисхождения Бога к немощи человека.