Есть в Пскове такой художник - Петерис Скайсткалнс.
Город на кончике карандаша
Вы никогда не видели Псков таким, как показал его Скайсткалнс
О спящем великане, заплатках на городском костюме, «голландском» пейзаже - от художника и дизайнера, удивительного и без конца удивляющего человека Петериса Скайсткалнса.
По утрам он бегает на стадионе и (с начала сезона и до поздней осени) проплывает приличную дистанцию по Великой, удивляясь при этом тому, как немногочисленны бегающие и плавающие в Пскове.
- Два-три человека могу насчитать на Завеличье, а живет здесь тысяч 40 человек. В Китае все занимаются физкультурой (каким народом надо быть), бегают немцы, голландцы и прочие.
Настоящий художник - всегда откровение, открытие, особый Мир, отдельная Вселенная. Не может быть единого ключа к пониманию творчества, для каждого он свой, особенный. И все слова, что ты найдешь для их определения, кажутся слишком затертыми и избитыми.
Мирожский монастырь.
И к работам желательно подходить не с общей меркой - настолько они у настоящего мастера неклишированные, непривычные, рукотворные. Более того - вся современная техника временно должна быть изгнана. Идеальные исходные материалы для творчества - голова и авторучка. Далее все обработаете на компьютере, но начинать прямо с него в данном случае не стоит.
Куда это я? С чего? Ах да, Петерис «заразил» своим необыкновенным подходом к творчеству - ведь в нем все как бы вне времени: добросовестность и основательность, образный и очень богатый русский язык, трепетное отношение к природе, городу, людям, в особенности - к женщине. И работает он - и как художник, и как дизайнер - только руками, головой и сердцем.
- Сегодняшний Псков - словно огромное помещение, плотно набитое машинами, они уже вытесняют человека из города. Автомобиль не нужен в этом городе, достаточно общественного транспорта и велосипедов. Людям, передвигающимся постоянно в авто, грозят болезни. А эти набитые автомобилями
дворы - почему в соседней Эстонии вы не увидите ни одной машины ночью во дворе? Просто там за подобное придется уплатить немалый штраф.
Улица Леона Поземского.
Теперь, надеюсь, вы убедились, что мой собеседник - человек не равнодушный. Правда, прибалтийская сдержанность не позволяет ему часто высказываться в подобном духе. Но если вам повезет и он разговорится, то вы поймете многое: в частности то, почему от его утонченной графики не веет холодом, а наоборот - исходит тепло. Тепло души, вложенное во все до единой работы. Камни, травы, домики, храмы - словно живые ваши собеседники, просто довольно молчаливые.
Вот работа 1984 года, подписанная автором «МурАвицы. Церковь Святой Нины Грузинской» (некоторые, правда, утверждают, что это - Загорицы). Необыкновенно романтичный, почти голландский пейзаж, но на высоком холме - крохотный, очень трогательный русский православный храмик. Он так же прекрасен, как в своей далекой молодости, но уже очень болен: накренилась главка, разваливается кровля - каждая досточка видна так, что все их можно пересчитать, рушится кладка. Обнажившиеся на стене-«щеке» храма камни - словно катящиеся слезы, и слышишь мольбу: «Помогите же, хоть кто-нибудь!». И ведь нет уже этой церкви, разрушилась, только холм сохранился. Скайсткалнс не просто мастерски рисует («рисует», потому что речь идет о графике. - Авт.). Кроме того, П. Скайст-калнс-живописец пишет картины маслом, пронзительные по красоте своей и пронизывающие глубокими эмоциями картины, но он еще и сохраняет уходящую, исчезающую красоту.
Варлаамовский храм.
- Меня словно кто-то толкает: «Рисуй! А вдруг этого завтра не будет…» И я рисую дивной красоты дерево, прихожу к нему на следующий день, а его уже спилили. Рисую домик - его сожгли. Едва успел, получается. И потому, рисуя, я одновременно прощаюсь, на всякий случай (а вдруг завтра этого уже не будет). Но прощаясь, я дарю свои работы миру, говорю, что был здесь, и в этот момент прощания я более откровенен: искренне могу выразить свою радость и восторг оттого, что живу в этом прекрасном мире.
Разглядываю лист «Варлаамовская башня». Откуда-то появляется стойкое ощущение, что башня - не мертвая, внутри нее жизнь, но не сегодняшняя: средневековые персонажи, возможно, обсуждают далекие от нас проблемы.
- Какое время, эпоха вам, Петерис, ближе?
- Меня всегда влекли Средние века. Понимаю, что есть ученые, специалисты, изучающие это время, но я его чувствую на другом уровне, интуитивно. Вот взять хотя бы Варлаамовскую башню - пластика у нее завораживающая. Мне совсем не скучно было работать, наоборот - интересно разматывать эту бегущую линию и разгадывать тайны башни. Полное ощущение, что она хранит тени ушедших предков.
Муравицы (рядом с Писковичами). Церковь Св. Нины Грузинской. 1984 г. (не сохранилась).
- А вот этот городской пейзаж кое-кто из псковичей еще помнит, так прежде выглядела территория нынешнего Финского парка. Лист тоже датирован 1984 годом.
- Для человека нашего века это - вроде как Троя, а я - как Шлиман, хотя и не раскопал ничего. Ничего этого не осталось - ни камушка, ни досточки. Я рисовал дотошно, все поворотики, тропинки, камушки. Я понимал, что это уйдет, рука сама тянулась - запечатлеть. Эти домики ушли в небытие. Зимой в наше время здесь катаются на «ватрушках»…
Беседы с Петерисом о Псковской земле - дело увлекательное и даже интригующее. Но значительно бОльшая интрига заключена в его работах. Не уходите с его выставки, пока не начнете понимать автора.
Новая его выставка «Этюды о Пскове. Каменный сказ» только что открылась в галерее «ДАР». Этого мир еще не видел, Псков - в том числе.
Художник новой экспозицией поразил многих. Так, Артем Тасалов, поэт, сказал на открытии, что никогда не видел город, в котором живет, таким, как показал его Скайсткалнс, и потому просит у Пскова за это прощение.
Одна из давних почитательниц художника с иронией, но полувсерьез заметила, что у нее-де начинается тахикардия, когда она видит работы Петериса.
Скайсткалнс - художник, воспитанный, в первую очередь, на западном искусстве. И дело здесь не только в его образовании - Латвийская Академия художеств, но и в той самой национальной культуре, что в крови нашего автора. У него в арсенале - и философская графика, и пейзажная, и историческая. Но псковскую тему так прочувствовать и воплотить, как этот латыш, не смог никто. Дело, наверное, в великой любви. А еще в том, что он не боится о самом простом говорить возвышенно, причем не только на языке графики. Знаете, каким он видит наш город?
- Представляю Псков спящим великаном - прилег у развилки двух рек, а народ не заметил и начал строить на нем город. Голова его в Кремле, сердце - церковь Богоявления, а ногами упирается в Любятово. Однажды он может проснуться…
- Красиво рассказываете. И уже больше 30 лет город рисуете.
- Ну да, у меня город на кончике карандашика (сколько перерисовал - не упомнить), и все они для меня живые существа: Писковичи, Камно, Кусва, башни, холмы, речки…
- А каким видится Псков художнику?
- Посмотрите на него во время белых ночей, часа в 2 ночи, когда нет машин - дивный, красивый город. Но такой город большего достоин. Вместо цельности - попытки ставить яркие заплатки на городской «костюм». Ни один человек в городе не озабочен судьбой города, его лицом. Это - моя боль. Тем более что я знаю, как можно это сделать.
Беда Пскова в том, что о его эстетике, похоже, некому задуматься, он просто разобран на части. Те, кто рисуют город и проектируют новые объекты, не чувствуют его. Город в полном разоре или растерянности: реклама - не своя, чужеродная, а могла бы быть стильной и псковской; не найдено собственного характера, цвета.
Петерис - и художник, и дизайнер. Он очень легко и красиво говорит - образно, ярко и точно, как истинный график. Говорит, как пишет: разматывает ниточку, и кружево его речи плетется, не повторяясь. Обрывать эту нить не хочется вовсе, впрочем, как и уходить с выставки.
Ольга Кошельковаhttp://pravdapskov.ru/rubric/6/10559
ПС
мы знакомы
скоро напишу о нем подробней
удивительно светлый человек