День третий.
Человек быстро привыкает ко всему.
Хотя нет. К самому страшному не привыкнуть. Но я надеюсь, что не узнаю этого никогда.
Весь день дома, всего один лишь раз вышла в аптеку. Все закрыты.
Мое среднее количество шагов за день раньше - 18000. Сейчас же еле дотягиваю до трёх тысяч (с учётом того, что хожу к папе делать перевязку).
Я уже спокойно отношусь к баханью чего-то - в том смысле, что понимаю: не близко и пронесло. Страх есть, но это страх будущего - что будет завтра. А в моменте его нет.
Ненавижу войну. Люблю Украину.
Я говорю на русском языке, и меня никто не притеснял. В 14 году оба моих ребенка спокойно учились в классах с русским языком, а в местной газете (моя бывшая работа) писали статьи на русском. В 14 году я пальцы стёрла объяснять, что никто не запрещает общаться на русском - и многие другие вещи. Теперь мне почти все равно, и пишу я это лишь затем, что считаю своим долгом повторить это ещё раз.
Надеюсь, завтра будут работать аптеки. Очень надо купить папе лекарства.
Хотя нет. К самому страшному не привыкнуть. Но я надеюсь, что не узнаю этого никогда.
Весь день дома, всего один лишь раз вышла в аптеку. Все закрыты.
Мое среднее количество шагов за день раньше - 18000. Сейчас же еле дотягиваю до трёх тысяч (с учётом того, что хожу к папе делать перевязку).
Я уже спокойно отношусь к баханью чего-то - в том смысле, что понимаю: не близко и пронесло. Страх есть, но это страх будущего - что будет завтра. А в моменте его нет.
Ненавижу войну. Люблю Украину.
Я говорю на русском языке, и меня никто не притеснял. В 14 году оба моих ребенка спокойно учились в классах с русским языком, а в местной газете (моя бывшая работа) писали статьи на русском. В 14 году я пальцы стёрла объяснять, что никто не запрещает общаться на русском - и многие другие вещи. Теперь мне почти все равно, и пишу я это лишь затем, что считаю своим долгом повторить это ещё раз.
Надеюсь, завтра будут работать аптеки. Очень надо купить папе лекарства.