Вой? На!
Иэн Бэнкс, наверное, единственный писатель (или единственный из знакомых мне), кого нельзя определить по некоему определенному почерку. Каждая его книга словно написана одним из его многочисленных аватаров, настолько отличных друг от друга, что, вероятно, у них и мамы, и папы разные.
На самом деле «Песнь Камня» я хотел прекратить читать после первого предложения, где говорится о любимом времени года. Ну кто вообще может любить зиму? Только такие жуткие текстуальные маньяки как Бэнкс. Было понятно, что энд романа не будет хэппи, впрочем, когда он был таковым у него?
Захлопнуть книгу не получилось, плоть слаба. Глаз выхватывает предложение второе, третье, и ты понимаешь, что никакого освобождения уже не получишь, не можешь себя сдерживать, мусоля тонкие листы бумаги. Отстранение, незапятнанность, аскеза мысли, в которой и таится настоящий экстаз обывателя, становятся недоступными, хотя именно в этом и кроется блаженно острое наслаждение жизнью. О, как я завидую тем, кто может абстрагироваться от повестки, сузив конус зрения до себя самого.
У вас тоже не получится, поверьте, вы станете с дрожью и пугающе-манящим отвращением открывать новую страницу, готовясь внутренне к тем ужасам, что там, должно быть (и Бэнкс не обманет) копошатся. Не кинговский ужас, а тот, более едкий, роящийся в эмпатическом поле сопережеваний и переживаний.
А еще вам понравится то, как, какими волшебными словами описана история падения (через воспарение) аристократа, попавшего в лоно войны, ставшего заложником мрачного рока людской идиосинкразии к гуманизму. Человек рожден убивать, мучать, истязать, унижать, втаптывать другого человека. Мы пытаемся это превозмогать в себе, придумали кучу законов, удерживающих нас от своего естества, но и наказания у нас строятся на насилии, так что это какой-то заколдованный круг. Любая точка на карте планеты, где отмечено пребывание человека - свидетельство зверств и самодостаточных излишеств кровавых мясников, толкует нам Бэнкс, постоянно прорывающееся чрез искусственно окультуренные модели ярости.
Герой не то чтобы против насилия, он не имеет возможности проводить его так, как должно. Если бы для победы в поединке хватало бы колкого замечания, то он, несомненно, одерживал бы вверх раз за разом. Сейчас же ему приходится лишь наблюдать, как осколки его собственного замка и осколки его людей разлетаются по вселенной, иногда раня его рикошетом. Иногда? Всегда. Человек - всего лишь набор клеток, не более того. Клеток строгого режима, в том числе, заключающих в себя клетки его разума.
«Песнь камня» словно луч установки Рентгена, высвечивает, как мы меняемся хотя бы раз взяв в руки оружие, пожалуй, даже слишком откровенно. Неуютно, и приходится несколько раз бегать к зеркалу, рассматривая себя на предмет расчеловечивания. Рассматривая подолгу, вглядываясь в морщинки, тени, отблески. Успокаиваясь, но не до конца, тревога поселится надолго, впившись словно клещ в мораль, что предполагает множество запретов, которые мы считаем можно нарушать. Впрочем, что такое норма, норма и ценности в наши ненормальные времена? Сейчас я любую книгу или фильм смотрю через призму настоящего и всякий раз нахожу отражение страшного, выдуманного мира в реальности. От этого становится не по себе. Или как раз по себе, смотря куда ты себя ставишь, на какую клетку доски (опять эти клетки).
В итоге герой снизойдет (или возвысится) до убийства. Убийства действительно жуткого человека, заслуживающего подобный конец (видите, я ведь тоже стал убийцей в процессе чтения, все мы такие). И встанет недолго в позу, размышляя, уподобился он или нет, или же освободил мир от еще одного зверя, не превратившись в него сам. Превратился, превратился. В войне не выживает никто, ни проигравшие, ни тем более победители. Если первые раздавлены и обречены заново искать себя среди костей и ошметков мяса, то вторые, вкусив сладкой крови победы, навсегда будут преисполнены жажды отведать ее еще раз. Вампиры цвета «хаки», самые страшные из ныне живущих.
На нашей планетке смертна даже смерть, и конечны концы и дни; не бесконечны - скажет в заключение Бэнкс, и это станет моим новым девизом, растворившем, словно кислота, остатки надежды.
А пока водружу-ка я Бэнкса на мой маленький почетный пьедестал, где уже торчат божественные Диккенс и Эко, он как раз подходит для тройки лидеров общественного мнения, которых больше никто не читает, потому что они могут делать больно чувству собственного достоинства.