Старые книги опасны. Издания разных лет, под одной и той же редакцией, могут кардинально отличаться, потому что книга, сам текст несколько лет пропитывается собственной едкой кислотой, становясь с каждым годом крепче, настаиваясь. Вся эта едкость выплескивается на первого попавшегося читателя, выжигая ему мозг. А представляете, что происходит внутри старых рукописей, причем рукописей, которые еще никто, кроме самого автора не читал?
Плоский лист бумаги на самом деле совершенно не плоский, его объем может быть куда больше, объема нашей звезды или даже вашего эго. Оценить этот объем можно только полностью погрузившись в лист, обернувшись им как одеялом, впитать телом буквы. С рукописями легче, они еще не связаны общей обложкой, не склеены, не прошиты. В рукописях можно купаться. Особенно если это рукопись великого Хэмингуэя. Особенно если это рукопись великого Хемингуэя, ни разу еще не изданная и считающаяся исчезнувшей.
Одна юная студентка находит именно такую в библиотеке колледжа. Она много проводит там, она спит с библиотекарем. Что сделает человек, отыскавший такое? Конечно, заявит миру, продаст ее на аукционе. Но не девушка, которая спит с библиотекарем. Нет, она тщательно перепишет рукопись и с помощью друга-писателя протолкнет ее в издательство. Только для того, чтобы начать спать с владельцем художественной галереи. Станет лжедмитрием (тут мне подумалось, как прекрасно перекликается это ассоциативное понятие с моей фамилией. «Лжедмитриев» - по-моему - звучит).
Писатели верят, что весь мир - слова. Наверное, потому, что мир можно описать словами, впрочем, его только словами и можно описать. Джонатон Китс в своих «Химерах Хэмингуэя» попытался сделать это еще раз, как и миллионы до него, через призму воровства идеи, плагиата, подмену авторства, все такое, что сейчас модно называть постмодернизмом. Мир его получился мрачным, полным сочувствия к дегенератам и абсолютным отсутствием такого к людям, стремящимся к свету. Писателей без психоза не бывает. К счастью.
Девушка, главная героиня, запуталась в мужчинах, предлагающих ей вместо любви и тепла деньги, известность, славу, все эти эфемерные эвфемизмы обыкновенной проституции. Может быть потому, что ей приходится вращаться в кругах, где каждый первый - настоящий аристократ с древней фамилией, плевать, что его дед был настоящим ублюдком, передавший это ценное сейчас качество каждому последующему поколению.
Вы часто можете слышать и видеть как меняются люди. В разные стороны, неважно, но меняются. Вопрос же остается - куда деваются те, кем эти люди были раньше? Прячутся у них в кладовке, выжидая момент, когда можно будет хоть ненадолго показать свое мерзкое и прекрасное личико?
Общественность оценила книгу юной писательницы. Общественность в восторге. Общественность рукоплещет. Общественность превозносит. Общественность жаждет грязненьких скандалов. Общественность готова за них платить. Деньги - они не верят в Санта Клауса, они не верят в бога. Да и в человека они совсем не верят. Юная писательница не верит в деньги. Зато в них верит ее теперь уже муж-владелец художественной галереи. Он верит, что писательница сможет стать для него антилопой, из-под копыт которой они польются расплавленной рекой, что затопит его до горла. Нужна вторая книга, но только вот второй потерянной рукописи Хемингуэя не существует. Девушка не знает, как ему все рассказать. Все, что она может написать самостоятельно - срок годности презервативов согласно статистике больше, чем средняя продолжительность браков.
Людям необходимо кого-то любить. Это очевидно. Ради собственной любви (не путать с любовью кого-то к тебе) люди идут на преступления. Преступления, в первую очередь, против собственной личности, унижая ее, втаптывая грязь, состоящую из ошметков былой гордости. Любовь - страшная штука, хуже нее только отсутствие любви. Только вот писатель может подменить любовь своим героям на алкоголизм, дистрофию, поиск замочной скважины для старого ключа. А если герой еще и сам писатель, то лишить его возможности писать. Вернее, не лишить, а дать ему возможно не писать. Ведь для писателя не писать так же важно, как и писать.
Девушка скатывается в самооправдание, не открываясь пока никому. Приплетает Чехова, платившего люду по пять копеек за анекдот и по десять - за историю, Борхеса, переписывавшего свои старые рассказы на новый лад, Шекспира, спершего сонеты у актеров своего театра. Хорошая тактика, но работать она может только в случае, если это самооправдание кому-нибудь нужно. Конец девушки как автора бестселлеров и как человека близок, но конец постоянно оттягивается словно при затянувшейся мастурбации.
Китс слишком сильно погрузился в игру слов, за нагромождением которых все сложнее увидеть драму, он очарован собственным буквоизвержением. Никакого триллера не получилось, всего лишь еще одна прогулка по дороге к Свану или запутавшийся во ржи охотник. Слишком, слишком много изысканных оборотов, сентенций, нравоучений, великосветского маразма.
Но девушку все же жаль. Как низко может пасть человек, если на своём жизненном пути он начнет трахаться с библиотекарем. Поговорите с детьми, с друзьями, с родственниками. Пусть они задумаются над этим.