Все мечты и (от)чаяния
«Болезнь к смерти» - достаточно странная книжка даже для того смутного времени, когда и понятия не имели, что бога на самом деле нет. Серен Кьеркегор втайне от самого себя подозревал что-то подобное, поэтому в эпиграфе предложил все нам ослепнуть для тех вещей, что не научают добродетели. Пока не сбылось, на том и спасибо.
Книга, на самом деле, о важном - об отчаянии. Превосходство человека над животным состоит в том, что мы подвержены отчаянию; превосходство христианина над язычником - в том, что он это сознает, а блаженство христианина - в возможности исцеления от отчаяния. Вот так. Нет никакого счастья, да и не надобно оно нам, лишь отчаяние во всех его формах (их три, как потом он нам докажет) способно выделить человека среди всех существ, когда-либо созданных богом. Естественным образом Серен делает вывод, что язычники не способны на хорошее, качественное отчаяние, а по сему недалёки от зверушков.
Бог подобен хорошему врачу, он не прислушивается к нашим мольбам, он сам видит вас насквозь, люди могут врать и врут постоянно, и если бог или врачи верили только на слово, мы бы все уже попали в ад. Хорошее, по сути, местечко, там тепло и сухо. Но совсем нет отчаяния.
Чтобы понять, отчаялся ты или нет, и на какой ступени отчаяния находишься, нужно приглядеться к своему Я. Если оно есть у тебя, ведь многие люди теряют его в светской жизни, меняют на деньги, женщин, здоровье, оно незаметно удаляется в чертоги печали и там отчаивается само по себе. В этом месте я всплакнул - так мне жалко стало это потерянное Я.
Но плакал недолго, ибо вдруг оказалось, что отчаяние - это плохо. Сначала было хорошо, да, христианин должен обладать отчаянием, но к середине книги оказалось, что не очень. И противоположностью отчаяния стала вера. Состояние веры исключает отчаяние. Я поперхнулся чайком и вспомнил язычников, ведь у них тоже нет отчаяния. Значит они не зверушки и верующие христиане. Загадка…
Следует заметить, что не все язычники были подобны зверушкам, Серен все-таки выделял некоторых из них, придавая им человеческие черты и способность мыслить. Но все равно они чего-то недопонимают. Вот, например, грех - «Чего же недоставало Сократу в его определении греха? Воли, вызова. Греческая интеллектуальность была слишком счастливой, слишком наивной, слишком эстетической, слишком ироничной, слишком насмешливой... короче, слишком греховной, чтобы суметь понять, что некто со всем своим знанием, сознавая правое, может совершать неправое. Эллинизм предписывает категорический императив разума.» Ага, воли в определении греха у христиан хоть отбавляй, да. И вызова. Воли сгореть на костре, конечно же, и вызова пожарных.
Самое ценное лежит в конце книги, где Серен отрицает подобие человека богу. Бог не мог создать нас по своему лекалу, потому что мы уродливы, тупы, безнравственны. И греховны с того самого момента, как покидаем чрево матери. Грех заложен в нас изначально, а мог ли бог быть грешником? Конечно, нет. Тогда откуда взялся грех как таковой? Возможно, что бог чужими руками привнес его в наш мир, руками Сатаны, который тоже творение бога. Грех - обязательное условие отчаяния, мы осознаем грех, впадаем в отчаяние и пытаемся оттуда вылезти с помощью веры. И получается, что боженька и рыбку съел, и души наши получил. Просто так, не запачкав ручки. Ну чо, Сократ, понял? Это вам, с вашим категоричным императивом и не снилось, Зевс щас от зависти локти себе кусает небось.
Карочи, бог и человек - две природы, которых разделяет бесконечное различие качеств. В этом и состоит печаль Христа, ему пришлось унизиться до человекоподобного состояния, вытерпеть мучения и смерть, тридцать три года мучений, говорит нам Серен. А люди, между прочим, тут живут и по сто лет!
Это самая отчаянная книга про отчаяние. Если вы, так же как и я, отчаялись что-то в ней разобрать и прийти к каким-либо выводам, то вам напоследок буквенная форма веры - «мы сформулировали состояние Я, когда отчаяние полностью отсутствует: в отношении к самому себе, желая быть собою, Я погружается посредством собственной ясной прозрачности в ту силу, которая его полагает»
Все понятно, грешники?