Вы все гавно, а я сдохну от чахотки! (с) Тоша Палыч Базаров
Первый сдох, отринув симптомы и методы. Оставил кучу рассказов, немного пьес и остального барахла. Мы чтим его за это.
Второй прокинул через чресла церковь, подтерся дворянством, пошел косить траву и автостопить. Оставил боль всея школоты в нескольких томах, суицидницу, кидающую тень на всю отрасль перевозки людей и грузов, нелепые детские истории. Мы чтим его за это.
Третий пел, плясал, лез под юбки. Нарвался на пулю. Оставил плохую прозу, фэнтезийные романы в стихах, веселые сказки с двусмысленной моралью и памятник, сотворенный без участия конечностей. Мы чтим его за это.
Четвертый теребил жиденькую бороденку в надежде поглубже залезть в наши души, недолюбливал нерусских. Оставил топор в башке старухи, две потрясающие главы в прекрасном романе о трех братьях-недоумках и наплодил всяких последователей, не сумевших, впрочем, выйти за рамки обычной тошноты. Мы чтим его за это.
Их было много - мерятель Днепра, френолог среднерусских городов, лучший друг куропаток. Десятки имен, без которых русской литературы бы и не существовало.
Но ребят - это же не всё. Настолько ли они велики, что остальное бросать на более низкую ступень? Каждый век, да что там - каждое десятилетие дает нам новые имена, которые ставят более высокую планку. Не планку даже, а призму, отражающую как в прошлое, так и в будущее.
Неужели мы сможем забыть кота, примусы починяющего? Или мохноногого юношу, несущего ювелирку на переплавку? Или оптимизированных донов-прогрессоров? Или лису А-Хули? Или великого фантаста Килгора Траута? Или постиранное бельишко мадам Блум? Или вы просто забыли выпить (съесть) перед сном свою норму.
Сито истории давно превратилось в рванину, через которое можно протащить все, что угодно. Даже Блаватская всплывает. Хотя чего всплывает, оно же не тонет. Закрепленные якорем классики начинают срываться и уноситься с течением. И поделом, на их место приходят новые имена, более светлые, более темные, более серые. Более талантливые.
Один из первых российских травести не зря сжег второй том ибо эволюция не только тела, но и слова неоспорима. Уже не хватает главных героев (боги, короли, девицы соблазнительные зело), уже не хватает главных событий (битвы, конец света, коронация, пришествия различные, бунты), уже не хватает банальной топономики, действий, эмоций, мотивов.
Я рад, что в школьной программе по литературе сокращают изучение произведений наших всё и вставляют новые имена. Я люблю Диккенса, Достоевского, Тургенева, Твена. Но я больше люблю Стивена Фрая, Умберто Эко, Курта Воннегута, Виктора Олеговича Пелевина, Орхана Памука, Даниила Гранина, Анджея Сапковского, Джона Толкиена, Айзека Азимова, Роджера Желязны, Владимира Сорокина, Владимира Войновича, АБС, Юлиана Семенова.
Огромная кульпа учителей и преподавателей (особенно в гуманитарных вузах) в том, что они вдалбливают в головы подопечных мысль о незыблемости святости полупервосвященников слова русского. Читайте и перечитывайте - говорили они. Это жутко и интересно - говорили они. А как же поиск? Поиск Стивена Дедала, Козьмы Прутковского, Пьера Безухова и других мятущихся? Поиск новой формы всего, в том числе и слова? Они бы не поняли создания этой вечно живущей сине-зеленой тряски. Как тут не вспомнить слова сержанта Рипса...
Второй прокинул через чресла церковь, подтерся дворянством, пошел косить траву и автостопить. Оставил боль всея школоты в нескольких томах, суицидницу, кидающую тень на всю отрасль перевозки людей и грузов, нелепые детские истории. Мы чтим его за это.
Третий пел, плясал, лез под юбки. Нарвался на пулю. Оставил плохую прозу, фэнтезийные романы в стихах, веселые сказки с двусмысленной моралью и памятник, сотворенный без участия конечностей. Мы чтим его за это.
Четвертый теребил жиденькую бороденку в надежде поглубже залезть в наши души, недолюбливал нерусских. Оставил топор в башке старухи, две потрясающие главы в прекрасном романе о трех братьях-недоумках и наплодил всяких последователей, не сумевших, впрочем, выйти за рамки обычной тошноты. Мы чтим его за это.
Их было много - мерятель Днепра, френолог среднерусских городов, лучший друг куропаток. Десятки имен, без которых русской литературы бы и не существовало.
Но ребят - это же не всё. Настолько ли они велики, что остальное бросать на более низкую ступень? Каждый век, да что там - каждое десятилетие дает нам новые имена, которые ставят более высокую планку. Не планку даже, а призму, отражающую как в прошлое, так и в будущее.
Неужели мы сможем забыть кота, примусы починяющего? Или мохноногого юношу, несущего ювелирку на переплавку? Или оптимизированных донов-прогрессоров? Или лису А-Хули? Или великого фантаста Килгора Траута? Или постиранное бельишко мадам Блум? Или вы просто забыли выпить (съесть) перед сном свою норму.
Сито истории давно превратилось в рванину, через которое можно протащить все, что угодно. Даже Блаватская всплывает. Хотя чего всплывает, оно же не тонет. Закрепленные якорем классики начинают срываться и уноситься с течением. И поделом, на их место приходят новые имена, более светлые, более темные, более серые. Более талантливые.
Один из первых российских травести не зря сжег второй том ибо эволюция не только тела, но и слова неоспорима. Уже не хватает главных героев (боги, короли, девицы соблазнительные зело), уже не хватает главных событий (битвы, конец света, коронация, пришествия различные, бунты), уже не хватает банальной топономики, действий, эмоций, мотивов.
Я рад, что в школьной программе по литературе сокращают изучение произведений наших всё и вставляют новые имена. Я люблю Диккенса, Достоевского, Тургенева, Твена. Но я больше люблю Стивена Фрая, Умберто Эко, Курта Воннегута, Виктора Олеговича Пелевина, Орхана Памука, Даниила Гранина, Анджея Сапковского, Джона Толкиена, Айзека Азимова, Роджера Желязны, Владимира Сорокина, Владимира Войновича, АБС, Юлиана Семенова.
Огромная кульпа учителей и преподавателей (особенно в гуманитарных вузах) в том, что они вдалбливают в головы подопечных мысль о незыблемости святости полупервосвященников слова русского. Читайте и перечитывайте - говорили они. Это жутко и интересно - говорили они. А как же поиск? Поиск Стивена Дедала, Козьмы Прутковского, Пьера Безухова и других мятущихся? Поиск новой формы всего, в том числе и слова? Они бы не поняли создания этой вечно живущей сине-зеленой тряски. Как тут не вспомнить слова сержанта Рипса...