Зачем рыбам мозги
Несмотря на то, что бабушка моя относилась к рыбалке как к занятию, недостойному мужчины и советского человека в целом, поход деда на реку давал ей отдохнуть и от его шуточек, и прибраться в его логове на веранде, разбирая ворох газет, путанные комки лесок, клубок пледов и одеял, вытряхивая пепельницу в те периоды, когда он курил.
И готовилась с хмурой улыбкой к его возвращению, точа ножи и моя сковородки, делая рассол с большим количество соли. Улыбка вызвана тем, что ей опять представится повод как следует его отчитать, что занимает ее работой, рыбу-то он сам не чистит, не жарит, не вялит, не развешивает в сарайке. А хмурая - потому что от всего этого не отвертеться, она бы лучше варенье нам наделала или посмотрела очередной выпуск «Ну, погоди!» вместе, старательно обведенный в программе и подчеркнутый ручкой, чтобы ни в коем случае не пропустить, повтор будет только в четверг, а до этого из мультиков только про двух собак, длинную и толстенькую, показываемых нам из дружественного соцлагеря.
Итак, дед приносил добычу, или мы с дедом, если мне было дозволение от бабушки идти с ним, очень боялась, что утону. Щука, судак шли на котлеты, божественные котлеты, не пробовал больше таких никогда. Мелкие окушки тоже туда, дед только из хищников их вертел, остальные недостойны, говорил. Лещи и другие травоядные жарились сразу в муке и панировке, к вареной картошке и салату простому, летнему, огурчики, помидорки, укроп, лук, много лука красного, репчатого, совсем не едкого, редиска с маслом. А вот крупные окуни, горбачи, чистились бережно и опускались в тазик с рассолом, чтобы потом быть распятыми спичками, нанизанными на бечевку и подвешенными в сарайке. Марлей обязательно накрыть, а то мухи засидят.
Я был мал, всех прелестей сушенной рыбы не понимал, но как только она поспевала, бабушка снимала эти пряные ожерелья, как следует встряхивала от пыли и чешуек, дед вытаскивал к гаражу небольшой столик, устилал его газетами, доставал припасенную заранее трехлитровую банку свежего жигулевского, пенил его в литровую, желтую снаружи, белую внутри эмалированную кружку, брал первую рыбеху за хвост и со всей силы бил головой о край стола, чтобы размягчить то место, где нет у рыб шеи, оторвать голову и спокойно почистить. Тут опять подбегала бабушка и смотрела, куда это он бьет рыбиной-то. Если перед ним лежала «Вечерняя Уфа», то никаких споров не возникало, а вот если «Советская Башкирия», да еще и передовицей, ругалась, убирала рыбу и приговаривала - «Ей и так не повезло, к тебе в лапы попалась, так ты ей еще и голову напоследок всякой чушью забиваешь». И при этом смотрела на калитку и на забор - не видит ли кто сего святотатства.
Я газету эту подбирал, садился на крыльцо, вертел со всех сторон, пытался вглядеться в черные букашки, но смысл сразу ускользал за чудовищным нагромождением канцеляризмов в какой-нибудь статье о нарушении трудовой дисциплины. И никак не мог понять, почему она представляет опасность для рыбьей головы. Не понимаю и сейчас, мне кажется, газета как раз для рыбьих голов и выпускалась.