Рука бога
Всеволод - очень странное имя для цыгана, отец его, наверное, был в душе славянином или просто пьяным, когда называл своего очередного отпрыска из довольно большой когорты кучерявых отпочковавшихся. Сам Всеволод немного стеснялся нейминга и просил обращаться к нему
«Все». Считал, что так модно и круто. Но мы быстро переработали его во «Всё», тем более обладал сей фрукт большим запасом умений, мог почти все: облапошить гостей столицы, впихнув им почти кожаные куртки, увести у зазевавшегося пассажира сумку, с легкостью менял доллары на рубли по такому выгодному курсу, что клиенты, когда начинали подсчет, глядя на спину Всё, готовящуюся исчезнуть за поворотом, ведущему к подземному переходу, громко ахали и немного плакали.
Но большинство легенд ходило о его музыкальных пальцах, длинных, тонких, похожих на палочки для суши. Всё был огненно красив той южной красотой, которую лепили греки и римляне в своих белоснежных скульптурах. Четко очерченный профиль, огромные черные, как цыганская ночь, глаза, блестящие кудри и живые губы, изогнутые в полуусмешке, то ли ироничной, то ли приглашающей. Женщины млели, им хватало нескольких секунд, чтобы потерять голову и порою - сердце. Встречая-провожая поезда на Казанском вокзале, Всё купался во влажных, томных, страстных, зовущих, предлагающих взглядах, несущихся к нему с перронов, из-за баулов, из окон купейных и плацкартных вагонов.
И они ему платили, да платили за те минуты ласки, которые Всё успевал раздать до отхода поезда куда-нибудь в Ульяновск. А если не платили, то он сам брал положенную плату своими пальчиками, вытягивая незаметно, как бесплотный дух, мятые купюры, зашитые в бюстгальтер, спрятанные в подкладке сумки. Брал разумно, девицы, если замечали недостачу, огорчались, но не столько, чтобы подавать заявление в милицию, надеясь встретимся с ним в следующий приезд в Белокаменную.
Он был своеобразным кумиром местной беспризорной молодежи и зубовным скрежетом линейного отделения органов внутренних дел, сотрудники которого всё о Всё знали, но пострадавших не было, они молчали и улыбались сквозь багрянец щечек.
В один прохладный и сырой январский денек, что для Москвы не является удивительным сочетанием, Всё объявился с огромной кучей денег, угощал каждого встречного-поперечного, раздал долги, закатил шумную пирушку в привокзальном ресторане. На вопросы о корнях невиданного богатства молчал и хитро щурил большие свои глаза.
На следующее утро кругленький майор рассказал местному бомонду, что к ним поступило заявление от некого гражданина одной из кавказских республик, лишившегося восьми тысяч американских долларов. Причем сам гражданин не помнит ни время, ни место утери. Однако был трезв и весь провел в вокзальной толкучке, покупая билеты, оформляя багаж, кушая три раза, читая газету, просаживая по маленькой в игровые аппараты. Самое интересное - деньги были у него зашиты в трусах. Спереди. Чтобы можно было через ширинку потихоньку щипать по купюре. Майор намекнул, что ищет Всё и очень хочет перекинуться с ним парой слов.
С этого момента звезда цыгана начала стремительно угасать. Обвинения за отсутствием прямых доказательств ему не предъявили, но уже мало кто решался пожать ему руку, ведь может именно этой рукой он елозил у кавказца внутри широких джинсов. Через пару недель он пропал насовсем и больше за то время, что мне было отведено там провести, не появился. Поговаривали, что Всё уехал в родную Молдавию, принял аскезу и стал выращивать виноград. Другие судачили, что тот мужик его все-таки нашел и тело Всё обнаружили на железнодорожных путях в двух километрах от отстойника. Я же думаю, что он просто сменил вокзал, благо в Москве их предостаточно. И шарит своими удивительными пальцами под бельем отъезжающих в Белоруссию или в Прибалтику.
«Все». Считал, что так модно и круто. Но мы быстро переработали его во «Всё», тем более обладал сей фрукт большим запасом умений, мог почти все: облапошить гостей столицы, впихнув им почти кожаные куртки, увести у зазевавшегося пассажира сумку, с легкостью менял доллары на рубли по такому выгодному курсу, что клиенты, когда начинали подсчет, глядя на спину Всё, готовящуюся исчезнуть за поворотом, ведущему к подземному переходу, громко ахали и немного плакали.
Но большинство легенд ходило о его музыкальных пальцах, длинных, тонких, похожих на палочки для суши. Всё был огненно красив той южной красотой, которую лепили греки и римляне в своих белоснежных скульптурах. Четко очерченный профиль, огромные черные, как цыганская ночь, глаза, блестящие кудри и живые губы, изогнутые в полуусмешке, то ли ироничной, то ли приглашающей. Женщины млели, им хватало нескольких секунд, чтобы потерять голову и порою - сердце. Встречая-провожая поезда на Казанском вокзале, Всё купался во влажных, томных, страстных, зовущих, предлагающих взглядах, несущихся к нему с перронов, из-за баулов, из окон купейных и плацкартных вагонов.
И они ему платили, да платили за те минуты ласки, которые Всё успевал раздать до отхода поезда куда-нибудь в Ульяновск. А если не платили, то он сам брал положенную плату своими пальчиками, вытягивая незаметно, как бесплотный дух, мятые купюры, зашитые в бюстгальтер, спрятанные в подкладке сумки. Брал разумно, девицы, если замечали недостачу, огорчались, но не столько, чтобы подавать заявление в милицию, надеясь встретимся с ним в следующий приезд в Белокаменную.
Он был своеобразным кумиром местной беспризорной молодежи и зубовным скрежетом линейного отделения органов внутренних дел, сотрудники которого всё о Всё знали, но пострадавших не было, они молчали и улыбались сквозь багрянец щечек.
В один прохладный и сырой январский денек, что для Москвы не является удивительным сочетанием, Всё объявился с огромной кучей денег, угощал каждого встречного-поперечного, раздал долги, закатил шумную пирушку в привокзальном ресторане. На вопросы о корнях невиданного богатства молчал и хитро щурил большие свои глаза.
На следующее утро кругленький майор рассказал местному бомонду, что к ним поступило заявление от некого гражданина одной из кавказских республик, лишившегося восьми тысяч американских долларов. Причем сам гражданин не помнит ни время, ни место утери. Однако был трезв и весь провел в вокзальной толкучке, покупая билеты, оформляя багаж, кушая три раза, читая газету, просаживая по маленькой в игровые аппараты. Самое интересное - деньги были у него зашиты в трусах. Спереди. Чтобы можно было через ширинку потихоньку щипать по купюре. Майор намекнул, что ищет Всё и очень хочет перекинуться с ним парой слов.
С этого момента звезда цыгана начала стремительно угасать. Обвинения за отсутствием прямых доказательств ему не предъявили, но уже мало кто решался пожать ему руку, ведь может именно этой рукой он елозил у кавказца внутри широких джинсов. Через пару недель он пропал насовсем и больше за то время, что мне было отведено там провести, не появился. Поговаривали, что Всё уехал в родную Молдавию, принял аскезу и стал выращивать виноград. Другие судачили, что тот мужик его все-таки нашел и тело Всё обнаружили на железнодорожных путях в двух километрах от отстойника. Я же думаю, что он просто сменил вокзал, благо в Москве их предостаточно. И шарит своими удивительными пальцами под бельем отъезжающих в Белоруссию или в Прибалтику.