Sunnyтехник
Альбертик проснулся и начал вслушиваться в тишину за кроваткой. В этой тишине кроме щёлканья секундной стрелки в командирских часах отца, лежащих на комоде, было еще что-то. Что-то неявное, но осязаемое слуховым нервом. Оно бурлило, перекатывалось и звало, звало. Альбертик скомкал одеяло, положил сверху получившейся кучи ортопедическую подушку и совершил свой первый побег из-за деревянных решеток. Утром его нашли всего синего, замершего, нежно обнимающего стояк холодной воды в ванной комнате. В садик в этот день не пошли, Альбертик простыл, из крохотного носика текла водица.
В пятом классе, в санатории, куда его ежегодно на две смены отправляли родители, чтобы самим отправиться вдвоем в Туапсе возвращать себе романтику и свежесть отношений, его любимым местом была огромная прачечная с двумя десятками старых стиральных машин Рига-60, устало трясущихся на бетонных основаниях. Но не они привлекали его, а пол, выложенный коричневой маленькой керамической плиткой и сужающийся к центру. В том месте, где сходились плоскости, стояла металлическая круглая решетка, и в эту решетку лилась вода. Его постоянно ругали, когда находили в прачечной, а дворник, дядя Саша, мохнатый старик с длинными как у гиббона руками, однажды отвесил приличный подзатыльник, о котором он побоялся рассказать маме.
Из решетки ему чудился плеск, в этом плеске он понимал, что его где-то ждут, ждут очень сильно, ждут и обязательно дождутся, чтобы не произошло. И Альбертик раз за разом, даже под страхом наказания и еще одного подзатыльника, пробирался в прачечную, приникал к сливу, чуть вздрагивая от быстро сыреющей одежды.
После армии, наплевав на мнение родителей, Альберт не вернулся на третий курс института, а поступил в училище и вышел оттуда с красной книжечкой, в которой значилось - слесарь-сантехник пятого разряда, шестой можно было только заслужить, в процессе обучения практических навыков такого уровня не предоставляли.
Стал Альберт настоящей звездой и притчей во языцах Ленинского района. Лучший мастер, вода при его появлении переставала хлестать, трубы могли изгибаться под причудливым углом и ложиться так, как надо, а прокладки в кранах самовосстанавливались. Добрые хозяева всегда давали сверх тарифа, и значительно давали, добрые хозяюшки как бы невзначай встречали его в шелковых халатиках и чулках, вылив на себя пол-литра духов.
Так было до крупной аварии на городской магистрали, задевавшей и его участок. Альберт вызвался помочь на безвозмездной основе - зима, нет отопления в близлежащих домах, нет горячей и холодной воды, люди страдают. Но когда проложили три новых трубы, он поглядел в одну из них, вздохнул, снял фуфайку, нырнул в черный провал и пропал навсегда. Женой так и не обзавелся, родители уже давно на кладбище, новый сантехник тоже оказался неплох - забыли быстро.
А Альберт шел и шел по трубе навстречу зову. Затем попал в коллектор. От него уходило пять труб, зов шел из той, что вела на юг. Почти полгода пути, сотни килограммов съеденных крыс и картофельных очистков, тысячи литров выпитой мутной воды, борода до пят и вот - свет. Свет с каждым километром приобретал зеленоватый оттенок и в конце концов Альберт плюхнулся в бескрайнюю теплую воду. Море! Это точно море!
Немного побарахтавшись, Альберт определился с направлением - его манила небольшая желтая точка на горизонте, бывшая, по всей вероятности, островом. Оглядевшись, увидел рядом с тем местом, откуда он выпал, перевернутую лодку. Он втащил ее в воду, сел и начал грести руками. Через некоторое время ему пришлось разрываться между поступательным движением и вычерпыванием воды, лодка страшно текла. По пути встретилась большая, дряхлая акула, с огромным интересом смотревшая в его карие глаза и решившая стать его попутчиком. Ну, а вдруг?
Когда до острова осталось метров десять, лодка окончательно перестала быть плавательным средством и, громко хлюпнув, села на киль. Альберт резво спрыгнул и в несколько прыжков добрался до берега. Зов был настолько громок, что ему приходилось зажимать уши. В зарослях виднелась полянка, а в центре нее - какой-то постамент. Альберт раздвинул листья руками и обомлел - на постаменте сидела Роза Альшеева, вредная, гадкая и приставучая девочка, которая ходила с ним в садик, потом в секцию акробатики и вместе с ним поступила на юрфак. Но теперь ей, как и ему, было шестьдесят три, выглядела она безобразно, вредность и гадкость были видны невооруженным взглядом, и вокруг постамента - жутко не прибрано. Глаза, устремленные на Альберта, светились любовью, а зов, шедший из дряблого горла, начал вибрировать от внезапно нахлынувших эмоций. Альберт смачно плюнул, кинул в Розу разводной ключ, который зачем-то тащил все это время, развернулся и вошел по пояс в воду, поджидая акулу.
В пятом классе, в санатории, куда его ежегодно на две смены отправляли родители, чтобы самим отправиться вдвоем в Туапсе возвращать себе романтику и свежесть отношений, его любимым местом была огромная прачечная с двумя десятками старых стиральных машин Рига-60, устало трясущихся на бетонных основаниях. Но не они привлекали его, а пол, выложенный коричневой маленькой керамической плиткой и сужающийся к центру. В том месте, где сходились плоскости, стояла металлическая круглая решетка, и в эту решетку лилась вода. Его постоянно ругали, когда находили в прачечной, а дворник, дядя Саша, мохнатый старик с длинными как у гиббона руками, однажды отвесил приличный подзатыльник, о котором он побоялся рассказать маме.
Из решетки ему чудился плеск, в этом плеске он понимал, что его где-то ждут, ждут очень сильно, ждут и обязательно дождутся, чтобы не произошло. И Альбертик раз за разом, даже под страхом наказания и еще одного подзатыльника, пробирался в прачечную, приникал к сливу, чуть вздрагивая от быстро сыреющей одежды.
После армии, наплевав на мнение родителей, Альберт не вернулся на третий курс института, а поступил в училище и вышел оттуда с красной книжечкой, в которой значилось - слесарь-сантехник пятого разряда, шестой можно было только заслужить, в процессе обучения практических навыков такого уровня не предоставляли.
Стал Альберт настоящей звездой и притчей во языцах Ленинского района. Лучший мастер, вода при его появлении переставала хлестать, трубы могли изгибаться под причудливым углом и ложиться так, как надо, а прокладки в кранах самовосстанавливались. Добрые хозяева всегда давали сверх тарифа, и значительно давали, добрые хозяюшки как бы невзначай встречали его в шелковых халатиках и чулках, вылив на себя пол-литра духов.
Так было до крупной аварии на городской магистрали, задевавшей и его участок. Альберт вызвался помочь на безвозмездной основе - зима, нет отопления в близлежащих домах, нет горячей и холодной воды, люди страдают. Но когда проложили три новых трубы, он поглядел в одну из них, вздохнул, снял фуфайку, нырнул в черный провал и пропал навсегда. Женой так и не обзавелся, родители уже давно на кладбище, новый сантехник тоже оказался неплох - забыли быстро.
А Альберт шел и шел по трубе навстречу зову. Затем попал в коллектор. От него уходило пять труб, зов шел из той, что вела на юг. Почти полгода пути, сотни килограммов съеденных крыс и картофельных очистков, тысячи литров выпитой мутной воды, борода до пят и вот - свет. Свет с каждым километром приобретал зеленоватый оттенок и в конце концов Альберт плюхнулся в бескрайнюю теплую воду. Море! Это точно море!
Немного побарахтавшись, Альберт определился с направлением - его манила небольшая желтая точка на горизонте, бывшая, по всей вероятности, островом. Оглядевшись, увидел рядом с тем местом, откуда он выпал, перевернутую лодку. Он втащил ее в воду, сел и начал грести руками. Через некоторое время ему пришлось разрываться между поступательным движением и вычерпыванием воды, лодка страшно текла. По пути встретилась большая, дряхлая акула, с огромным интересом смотревшая в его карие глаза и решившая стать его попутчиком. Ну, а вдруг?
Когда до острова осталось метров десять, лодка окончательно перестала быть плавательным средством и, громко хлюпнув, села на киль. Альберт резво спрыгнул и в несколько прыжков добрался до берега. Зов был настолько громок, что ему приходилось зажимать уши. В зарослях виднелась полянка, а в центре нее - какой-то постамент. Альберт раздвинул листья руками и обомлел - на постаменте сидела Роза Альшеева, вредная, гадкая и приставучая девочка, которая ходила с ним в садик, потом в секцию акробатики и вместе с ним поступила на юрфак. Но теперь ей, как и ему, было шестьдесят три, выглядела она безобразно, вредность и гадкость были видны невооруженным взглядом, и вокруг постамента - жутко не прибрано. Глаза, устремленные на Альберта, светились любовью, а зов, шедший из дряблого горла, начал вибрировать от внезапно нахлынувших эмоций. Альберт смачно плюнул, кинул в Розу разводной ключ, который зачем-то тащил все это время, развернулся и вошел по пояс в воду, поджидая акулу.