Мартышки и очки
1. Низкое, густо усыпанное звездами небо, давило на голову, в руке початая бутылка рому, в другой - соломенная шляпа. Немного пошатнувшись, Он двинул в сторону дома по темной улице, поднимая босыми ногами невидимые вихри пыли, днем желтой, а сейчас бесцветной, но такой же густой. За поворотом в лицо уперлась луна, старый баобаб и Она. Прислонившись спиной в морщинистому стволу саванного гиганта, Она ела банан. Ела таким образом, что Он не устоял, поднял Ее на руки и отнес к себе.
2. Проболтавшись почти четыре месяца, судно воткнулось мятым, боксерским носом в песчаную отмель чуть ниже экватора. Экипаж, те, что выжили после шторма, поломки снастей и потери навигационных приборов, выпали на белый, обжигающий песок, медленно, кто ползком, кто спотыкающимся шагом, добрались до устья ручья и окунувшись в него по грудь, жадно глотали жидкость, стоящую сейчас всех богатств на свете. Каким-то чудом Он сохранил свою шкатулку с обрывками нью-йоркских газет, пачкой жевательного табаку, ниткой с иголкой и куском коричневого, пострескавшегося мыла. Мыло было самым ценным - четыре месяца без душа под палящим солнцем превратили Его из смазливого бостонского паренька в чумазое лохматое животное с вшами величиной с креветку. Помыться решил завтра утром, а сегодня просто поспать на твёрдой земле, без качки, без предсмертных криков тифозных товарищей, без скрипа разбитого водой корабля (удивительное дело, она ведь такая мягкая). Проснулся от ласковых прикосновений и почесываний. Она сидела у изголовья, перебирала волосы и ловила вшей. Съедала. Закрыв глаза, Он нырнул обратно к Морфею и проснулся окончательно только тогда, когда Она его наидерзейшем образом оседлала и прыгала в свое удовольствие. Первым порывом было спихнуть Ее и надавать тумаков, но потом, оглянувшись и осмотревшись, убедившись, что все еще спят, Он расслабился и получил удовольствие - все-таки четыре месяца…
3. Проще некуда - поскользнулся. Упал. Потерял сознание. Очнулся - гипс. Тьфу ты, какой гипс, очнулся - в Ней. Она спала после обеда на тропке, уцепившись задними руками за лианы. Ничего не сделал, только вошел, понимаешь. Хулиганка!
Вот так должна изначальная смерть приходить в наш мир, с легким флером черного романтизма, а не потому, что одно из африканских племен в начале двадцатого века ело на ужин стейки из шимпанзе и макак прожарки приблизительно уровня blue rare. Это несправедливо как к нам, так и к макакам. И уж тем более - к шимпанзе. Поговорку «Месть - блюдо, которое должно подаваться холодным», придумали не мы. Еда.
2. Проболтавшись почти четыре месяца, судно воткнулось мятым, боксерским носом в песчаную отмель чуть ниже экватора. Экипаж, те, что выжили после шторма, поломки снастей и потери навигационных приборов, выпали на белый, обжигающий песок, медленно, кто ползком, кто спотыкающимся шагом, добрались до устья ручья и окунувшись в него по грудь, жадно глотали жидкость, стоящую сейчас всех богатств на свете. Каким-то чудом Он сохранил свою шкатулку с обрывками нью-йоркских газет, пачкой жевательного табаку, ниткой с иголкой и куском коричневого, пострескавшегося мыла. Мыло было самым ценным - четыре месяца без душа под палящим солнцем превратили Его из смазливого бостонского паренька в чумазое лохматое животное с вшами величиной с креветку. Помыться решил завтра утром, а сегодня просто поспать на твёрдой земле, без качки, без предсмертных криков тифозных товарищей, без скрипа разбитого водой корабля (удивительное дело, она ведь такая мягкая). Проснулся от ласковых прикосновений и почесываний. Она сидела у изголовья, перебирала волосы и ловила вшей. Съедала. Закрыв глаза, Он нырнул обратно к Морфею и проснулся окончательно только тогда, когда Она его наидерзейшем образом оседлала и прыгала в свое удовольствие. Первым порывом было спихнуть Ее и надавать тумаков, но потом, оглянувшись и осмотревшись, убедившись, что все еще спят, Он расслабился и получил удовольствие - все-таки четыре месяца…
3. Проще некуда - поскользнулся. Упал. Потерял сознание. Очнулся - гипс. Тьфу ты, какой гипс, очнулся - в Ней. Она спала после обеда на тропке, уцепившись задними руками за лианы. Ничего не сделал, только вошел, понимаешь. Хулиганка!
Вот так должна изначальная смерть приходить в наш мир, с легким флером черного романтизма, а не потому, что одно из африканских племен в начале двадцатого века ело на ужин стейки из шимпанзе и макак прожарки приблизительно уровня blue rare. Это несправедливо как к нам, так и к макакам. И уж тем более - к шимпанзе. Поговорку «Месть - блюдо, которое должно подаваться холодным», придумали не мы. Еда.