Сказка. Дорога из желтых кирпич... Эй!
Ураган, растерзанный домик и Техас постепенно тонули в вонючих болотцах памяти, донельзя избирательной. Почему выветриваются лица подружек, а острая пицца, от которой так хотелось вытошнить кишки - как на ладони?
Элли волочила Тотошку по дороге, постоянно пытавшегося нырнуть в кусты или умчаться вбок, слезливо копаясь в мозгу и жалея себя больше, чем когда на велосипеде сбила кошку и расцарапала коленку при падении. Блин, как же было больно, чертова кошка!
За поворотом на пеньке сидела какая-то тварь. Элли от неожиданности громко произнесла любимое папино слово, смысла которого она не понимала, а Тотошка совсем уже хотел поседеть, но решил быть мужиком и просто обоссался.
Тварь посмотрела на них, подобрала коленки под юбку и завыла. Элли кинула в нее шишкой и приготовилась к обороне, сжав добела маленькие кулачки. Тотошка нервно крутил хвостом, думая о том, что, скорее всего, хозяйку замочат первой, и тогда, может быть, она отпустит из дергающихся в агонии рук поводок, и он успеет удрать в лес. Тварь перестала выть и подала голос:
- Вы кто?
- Девочка и собака, глаза протри.
- Ясно. Умные все такие стали, что хоть святых выноси.
Элли только было подумала, что не так с этими святыми, что их надо выносить и вообще, пусть сами выносятся, не маленькие чай уже, как тварь заплакала, роняя слезы на пенек, который зашипел и начал сворачиваться в отвращении.
Звали тварь Страшилкой, ею пугали маленьких детишек, бюджетников и должников. Пугали, совсем ее не зная, поведала тварь. Потому что она была очень добрая внутри, несмотря на не очень презентабельный внешний вид. Страшилка еще прогундела что про то, что видно в понедельник ее мама родила, но Элли уже не слушала, пытаясь поставить на лапы постоянно падающего в обморок Тотошку. Сошлись на том, что нужно идти вместе к Великому Гудвину.
Шли они, значит, шли, болтали о том, о сем, Страшилка ныла, что ей нужно срочно мозги для того, чтобы выстраивать четкие контраргументы всем тем, кто ее боится. Вон даже псина твоя, говорит, никак привыкнуть не может, хотя мы знакомы уже два часа. Через километр встретили еще одного паранормального.
Он обнимал березку стальной хваткой и терся о нее попеременно то задницей, то гульфиком. Сказал, что зовут его Железным Гомосеком и житуха у него очень так себе. - Вот у тебя, Элли, - пропел Гомосек, - есть естественная смазка. А у меня - нет. Смазка мне жизненно необходима, потому что иногда попадаются такие размеры, что не приведи господь! -. Элли ничего не поняла, так как была хорошей неиспорченной девочкой, но Гомосека пожалела и взяла в команду. Только постоянно приходилось оттаскивать его от Тотошки.
День следующий, ближе к закату. Наша относительно добрая компания, забредя в заросли акации оправиться, увидела там большущего желтого кошака с огромными испуганными глазами. Страшилка с Элли вытащили его на дорогу, изрядно попортив шкуру и нервы. Кошак истошно визжал и все время пытался прикинуться шлангом. Но Элли видела настоящие шланги, папа поливал розы у палисадника, и у кошака не проканало.
Лев (а это был Лев) хотел, чтобы Великий Гудвин вернул ему былую удаль, удачу и возможность убивать. Видите ли, в последнее время Льву совсем не везло, и он даже перешел на корешки и кислые черные ягоды, растущие в низинах у воды. Дело было совсем не храбрости, а в постоянно уменьшающемся выборе жратвы. И Гудвин помог.
Возбуждённое солнце на утро своими шустрыми лучами выхватило следующее - Элли с разорванным горлом и Тотошка с кишками наружу лежали у обочины. Страшилка валялась без башки через добрую сотню метров, видно не сразу пробудила аппетит, а Железный Дровосек был еще жив и пытался обратно приделать половину ноги. Сейчас-то о смазке и не думал, наверное, падлюга. Лев же сдох прямо на дороге из желтых кирпичей. Пожадничал и пережрал, отказали почки и некоторые железы с органами, уже отвыкшие от свежего парного мяска.
Великий Гудвин кашлянул, улыбнулся и свернул всевидящее окно. На сегодня добра сделано достаточно, а то нарушится равновесие этого хрупкого мира.
Элли волочила Тотошку по дороге, постоянно пытавшегося нырнуть в кусты или умчаться вбок, слезливо копаясь в мозгу и жалея себя больше, чем когда на велосипеде сбила кошку и расцарапала коленку при падении. Блин, как же было больно, чертова кошка!
За поворотом на пеньке сидела какая-то тварь. Элли от неожиданности громко произнесла любимое папино слово, смысла которого она не понимала, а Тотошка совсем уже хотел поседеть, но решил быть мужиком и просто обоссался.
Тварь посмотрела на них, подобрала коленки под юбку и завыла. Элли кинула в нее шишкой и приготовилась к обороне, сжав добела маленькие кулачки. Тотошка нервно крутил хвостом, думая о том, что, скорее всего, хозяйку замочат первой, и тогда, может быть, она отпустит из дергающихся в агонии рук поводок, и он успеет удрать в лес. Тварь перестала выть и подала голос:
- Вы кто?
- Девочка и собака, глаза протри.
- Ясно. Умные все такие стали, что хоть святых выноси.
Элли только было подумала, что не так с этими святыми, что их надо выносить и вообще, пусть сами выносятся, не маленькие чай уже, как тварь заплакала, роняя слезы на пенек, который зашипел и начал сворачиваться в отвращении.
Звали тварь Страшилкой, ею пугали маленьких детишек, бюджетников и должников. Пугали, совсем ее не зная, поведала тварь. Потому что она была очень добрая внутри, несмотря на не очень презентабельный внешний вид. Страшилка еще прогундела что про то, что видно в понедельник ее мама родила, но Элли уже не слушала, пытаясь поставить на лапы постоянно падающего в обморок Тотошку. Сошлись на том, что нужно идти вместе к Великому Гудвину.
Шли они, значит, шли, болтали о том, о сем, Страшилка ныла, что ей нужно срочно мозги для того, чтобы выстраивать четкие контраргументы всем тем, кто ее боится. Вон даже псина твоя, говорит, никак привыкнуть не может, хотя мы знакомы уже два часа. Через километр встретили еще одного паранормального.
Он обнимал березку стальной хваткой и терся о нее попеременно то задницей, то гульфиком. Сказал, что зовут его Железным Гомосеком и житуха у него очень так себе. - Вот у тебя, Элли, - пропел Гомосек, - есть естественная смазка. А у меня - нет. Смазка мне жизненно необходима, потому что иногда попадаются такие размеры, что не приведи господь! -. Элли ничего не поняла, так как была хорошей неиспорченной девочкой, но Гомосека пожалела и взяла в команду. Только постоянно приходилось оттаскивать его от Тотошки.
День следующий, ближе к закату. Наша относительно добрая компания, забредя в заросли акации оправиться, увидела там большущего желтого кошака с огромными испуганными глазами. Страшилка с Элли вытащили его на дорогу, изрядно попортив шкуру и нервы. Кошак истошно визжал и все время пытался прикинуться шлангом. Но Элли видела настоящие шланги, папа поливал розы у палисадника, и у кошака не проканало.
Лев (а это был Лев) хотел, чтобы Великий Гудвин вернул ему былую удаль, удачу и возможность убивать. Видите ли, в последнее время Льву совсем не везло, и он даже перешел на корешки и кислые черные ягоды, растущие в низинах у воды. Дело было совсем не храбрости, а в постоянно уменьшающемся выборе жратвы. И Гудвин помог.
Возбуждённое солнце на утро своими шустрыми лучами выхватило следующее - Элли с разорванным горлом и Тотошка с кишками наружу лежали у обочины. Страшилка валялась без башки через добрую сотню метров, видно не сразу пробудила аппетит, а Железный Дровосек был еще жив и пытался обратно приделать половину ноги. Сейчас-то о смазке и не думал, наверное, падлюга. Лев же сдох прямо на дороге из желтых кирпичей. Пожадничал и пережрал, отказали почки и некоторые железы с органами, уже отвыкшие от свежего парного мяска.
Великий Гудвин кашлянул, улыбнулся и свернул всевидящее окно. На сегодня добра сделано достаточно, а то нарушится равновесие этого хрупкого мира.