Почему восточные немцы более активны в антиисламском протесте чем западные?
Оригинал взят у krukov_vasilii в Почему восточные немцы более активны в антиисламском протесте чем западные?
Почему восточные немцы более активны в антиисламском протесте чем западные?
Антиисламский протест в Восточной Германии развивается по логике протестов в ГДР в 1989году.
Единственное необходимое условие для национальной контрреволюции.
Вместе с одноразовой ситуативной акцией против исламского террора во Франции, настоящим современным феноменом если не в Европе вообще, то в Германии в частности стало антиисламское движение «ПЕГИДА» (эта аббревиатура в немецкой транскрипции расшифровывается как «Прогрессивные Европейцы Против Исламизации Европы».
Начавшись с нескольких сот протестующих в конце октября в Дрездене, еженедельный понедельничный антиисламский протест каждый понедельник ставил новые рекорды массовости, достигнув 17.500 на Рождество и уже 18.000 в первый понедельник 2015 года.
Что-то будет теперь после Парижского теракта? Такое событие может только увеличить число демонстрантов.
Однако настоящий феномен антиисламского массового гражданского протеста «ПЕГИДА», заключается не только в его массовости. Более сложную природу имеет феномен его территориальной локализации. На сегодняшний день протест «ПЕГИДА» локализован в основном в самом Дрездене, где и собирается по 17-18.000 каждый понедельник, и в некоторых других соседних восточногерманских городах.
В то же время немецкая машина государственной пропаганды умело раскручивает маховик «антиПЕГИДовской», проимиграционной пропаганды. Главными «застрельщиками», конечно, выступают немецкие телеканалы, и, прежде всего, два столпа немецкого телевидения каналы ARD и ZDF. Все немцы говорят что ARD по сути контролируется CDU (ХДС Христианско Демократический союз) а ZDF это SPD (СДПГ Социал-демократическая партия Германии). То есть два главных телеканала Германии, контролируемые двумя главными партиями страны, составляющими правящую коалицию организуют и направляют контрпротест против протеста оппозиции.
Ничего не напоминает? На мой взгляд, это один к одному то что в России получило название «ПУТИНГИ» т.е. публичная акция организованная властью с помощью административного ресурса, в поддержку самой власти. А ведь широк был круг тех кто говорил что в «свободной и демократической Европе» Путинги невозможны, и сам по себе Путинг это признак тоталитарной системы. Выходит что этим признаком в полной мере обладает и сама Европа. Обладает наряду с другими признаками. Просто эта система более сложно устроена, и её тоталитарность не видна на поверхности невооружённым восторженным взглядом.
По сути недавнее шествие в Париже, по случаю теракта в «Шарли», является ничем другим как просто гигантским Путингом, организонно и содержательно тождественным Путингу в Лужниках, Путингу в Грозном, или состоявшемуся несколько лет назад Путингу, так же по случаю теракта, в Мадриде. Митинг ПЕГИДА в Дрездене, в стремлении к прогрессу, тождественен Болотной или Сахарова, а вот антиПЕГИДовские мероприятия - ни что иное как реакционные проявления властей.
Кстати, первый «Путинг» в России провели представители тех кого сейчас принято называть т.н. «креативным классом». Помните декабрьский митинг «творческой интилигенции» 2010 года в Москве на Пушкинской площади, под лозунгом «Россия для всех!»? А ведь это было ничем иным как проявлением реакции и постманежного синдрома в поддержку режима в поддержку действий властей защищающих от протеста масс. Сегодняшний антиПЕГИДовский лозунг «Ich liebe Immigration“, безбожный плагиат российского креатива тех дней: «Я люблю шаурму», или «Я люблю грузин».
Несколько последних недель вторничные новостные выпуски содержат сюжет со следующим сценарием - «Диктор возвещает тревожным голосом: вчера опять состоялась демонстрация ПЕГИДА в Дрездене, она собрала столько то человек, кроме того проПЕГИДовские акции состоялись там то и там то… Далее интонация меняется, и жизнеутверждающим голосом дальше сообщается - «…а вот антиПЕГИДовские акции состоялись в гораздо большем количестве городов (называются города), собрали гораздо большее число участников (называются цифры) и делается вывод что цифры, а следовательно и правда на стороне антиПЕГИДовских демонстраций. Далее на несколько минут даётся видео с антиПЕГИДовских демонстраций с общими и крупными планами, с прямой речью нескольких их участников со сцены и в кулуарах, в то время как освещение демонстраций ПЕГИДА заняло лишь несколько секунд с закадровым текстом.
Но если противники ПЕГИДА собирают гораздо больше протестантов чем её сторонники, то почему власти Германии так напряглись по их поводу и задействовали весь пропагандистский и административный ресурс на противодействие им?
На мой взгляд это происходит потому что развитие общегражданского антиисламского протеста в Восточной Германии начинает развиваться по тому же сценарию что и уже один раз добившийся успеха протест восточных немцев 25 лет назад приведший к падению предыдущего тоталитарного режима - ГДР. И города те же, и участники те же, и динамика та же, и регулярность та же, и тот же протестный день - понедельник, и вновь протест начинает усиливаться использованием церковного фактора, и даже лозунг демонстранты ПЕГИДА подняли тот же что и 25 лет назад - «Мы - народ!» (нем. «Wir sind das Volk!»), что в смысловом переводе соответствует лозунгу российских общегражданских протестов 2011-12 «Мы здесь власть!».
Напомню тем кто забыл:
Еженедельные демонстрации в ГДР (Montagsdemonstrationen) - серия массовых протестных выступлений граждан, носивших мирных характер, прошедших в городах ГДР в 1989.
Первая демонстрация прошла в Лейпциге, и повторялась вечером каждого последующего понедельника, постепенно демонстрации стали проводиться и в других крупных городах ГДР, к движению присоединились Дрезден, Галле, Карл-Маркс-Штадт, Магдебург, Плауэн, Арнштадт, Росток, Потсдам, Шверин. Закончились демонстрации в марте 1990 года незадолго до проведения первых свободных выборов в ГДР.
Первая демонстрация прошла в понедельник 4 сентября 1989 года в Лейпциге, когда после проповеди пасторов лютеранской церкви Святого Николая.
1200 человек, большая часть из которых не поместилась в здании церкви, провели шествие под лозунгом «Мы - народ!» (нем. «Wir sind das Volk!») с требованиями гражданских свобод и открытия границ ГДР.
Через месяц на центральную площадь Лейпцига вышло 70 000 человек. 16 октября демонстрация собрала 120 000 человек, а через неделю, по некоторым данным, около 320 000 человек, что составляло большую часть населения города. Введенные в город войска в целях избежания кровопролития были оставлены в казармах.
Ключевую, объединяющую роль в протестном движении играла церковь, недовольные происходящими в стране процессами граждане, ощутили всеобъемлющую поддержку как со стороны протестантской, так и католической церквей это было единственное место для свободного общения и размышлений.
В результате массовых протестов руководство СЕПГ ушло в отставку (24 октября - Эрих Хонеккер, 7 ноября - Вилли Штоф). Председателем СЕПГ стал Григор Гизи - сегодняшний лидер партии «Linke“ (Левые) и пропутинский критик Меркель, а в годичной давности интервью немецкому ТВ и сам Путин заявил что понедельничные протесты в Лейпциге и на него самого произвели сильнейшее неизгладимое впечатление.
Почему же восточные немцы, в реальном гражданском протесте, оказываются гораздо более активными чем западные? Ведь если верить утверждениям либеральной теории это именно западные немцы прошли70-летнюю школу демократии, а не восточные, ходившие под контролем Штази. И вот поди ка же ты - не западные, а восточные немцы, раскачивают сами основы уже второй государственной системы за последние 25 лет.
А вот жизненная школа последних 3-4 поколений немцев с Востока и Запада разная. В отличие от восточных немцев, западные не имеют опыта успешной революции и свержения режима. Нынешняя демократия пришла к ним извне, на штыках западных союзников, а точнее она была в каждой тонне их бомб. Дальнейшая информационная, образовательная и миграционная политика ФРГ была так же продиктована теми кто принёс свободу столь необычным образом. Никакой турецкой миграции начавшейся в ФРГ в 1961 году когда Германия была уже восстановлена, а немецкое экономическое чудо уже свершилось (одновременно с миграционными реформами Кеннеди в США, и алжирской миграцией во Франции) в ГДР не было. Сегодня это приводит к трагикомическим ситуациям, когда какой-нибудь турок может заявить восточному немцу - «Я здесь раньше тебя появился». В ГДР миграционные потоки укладывались в рамки идеологии социалистического интернационализма, и не носили характера переселения, это были студенты из Кубы, Анголы, Палестины, и в последние годы существования ГДР трудовые ресурсы из Въетнама. Одним из «подарков» от воссоединения, который восточные немцы не заказывали стало перераспределение нагрузки по принятию мигрантов на восточные земли. Учитывая что в связи с тяжёлой социальной обстановкой, наблюдается как активный процесс внутренней миграции с востока на запад Германии (например в Мекленбурге Передней Померании население отдельных городов сократилось на 15-20% в сравнении с 1989г.), так и процесс депопуляции среди немцев в связи с низкой рождаемостью, в течение последних 25 лет абсолютно моноэтничная территория ГДР вдруг резко стала очень сильно полиэтничной. Шокирующие восточных немцев изменения произошли в невероятно сжатые сроки.
Можно сказать что ГДР было последним немецким национальным государством, да, очень специфическим, с социализмом, Штази и советским влиянием, но даже его заявленной целью было «построение первого немецкого государства рабочих и крестьян», а не «нового Вавилонв». Даже военная униформа ГДР была ближе к традиционным прусским стандартам, а в сфере образования отсутствовали такие важнейшие для западных немцев понятия как «Толерантность» и «Холокост», которые заменяли другие, коммунистические понятия, близкие по смыслу, но не идентичные.
Насколько я помню содержание истории в своей советской школе, термин «Холокост» там отсутствовал совершенно, и был введён в оборот даже не учебный, а публицистический только во время горбачёвской «Перестройки» в конце восьмидесятых. Школьные установки в ГДР в целом соответствовали советским, и внедрение в них западных терминов и смыслов произошло только после падения «Железного Занавеса».
Выходит, что в двадцатом веке восточные немцы приобрели уникальный исторический опыт, какого нет ни у одного другого народа, они пережили изнасилования над своим традиционным обществом последовательно двумя тоталитарными идеологиями - сначала национал-социализмом, затем коммунизмом, и теперь подвергаются насилием третьей глобальной тоталитарной идеологией над традиционным национальным укладом - тотальной тоталитарной толерантностью.
Ни одна из этих идеологий не была рождена и не являлась органичной частью самого восточно-немецкого общества. Все они пришли извне и продвигались силой - коммунизм с востока, тоталитарный либерализм с запада, и даже немецкий национал-социализм распространился в нынешнюю Восточную Германию с южно-германских земель.
Примечательно, что победить в себе первые две тоталитарные идеологии оба раза восточные немцы смогли только с помощью Христианской Церкви, и сейчас во время сопротивления современному тоталитаризму, уничтожающему основы традиционной национальной жизни, обеспечивающие существование нации, Церковь, пока ещё не вся целиком, но вовлечена в эти процессы.
Двадцатый век стал веком социальных машин. Суть социальной машины в превращение человека в её винтик. Человек в социальной машине лишается того что заложено в него с сотворения Богом - личности, души и духа. Человек становится неспособным влиять на общество и государство построенного по принципу социальной машины, независимо от его ранга - будь он обыватель или даже руководитель страны. Двумя самыми известными социальными машинами двадцатого века были коммунизм и национал-социализм. Двадцать первый век стал продолжением двадцатого в конструировании социальных машин породившей тоталитарную глобализацию.
Тоталитарная глобализация, лишь творчески переработала и взяла на вооружение опыт предыдущих социальных машин. Ислам, не как религия, но как тоталитарная идеология, которым в реальности является, лишь один из инструментов глобализма. А главный объединяющий признак всякой тоталитарной социальной машины - отрицание религии вообще, и христианства в особенности, и стремление его уничтожить. Христианство уничтожали и коммунизм, и национал-социализм, и тоталитарный либерализм. Потому что ничто другое не может сопротивляться социальной машине, человек не способный пожертвовать материальным, нематериальных идеалов и есть требуемый винтик современного общества.
Поэтому если на путинге в Париже выступали против «агрессивного ислама», подразумевая что есть какой то ислам который должен вписаться в глобалистские схемы, то на реальном протесте против исламизации, не может быть такого подразделения. Всякий ислам на христианской земле Европы есть явление агрессивное - даже если он не стреляет и не взрывает, то всё равно своей «мирной» экспансией он шаг за шагом отнимает у европейцев пространство их традиционной национальной жизни. И обозримый в истории идеал традиционного национального уклада жизни это 1913 год - когда у европейцев были три стопа их цивилизации - и христианство, и личная свобода, и конкуренция. Сегодня всё это подменено наднациональным регулированием. Если Европе удастся контрреволюция против новой социальной машины, то она не устранит противоречия между европейскими нациями, но они будут разрешаться в честной развивающей конкуренции.
Дважды за двадцатый век, немцы смогли преодолеть тоталитарные социальные машины, опираясь на Церковь. Другой успешный опыт национальных контрреволюций двадцатого века, в Польше, Венгрии, Хорватии, Испании, Ирландии тоже состоялся благодаря активной роли национальных церквей. Обобщив весь исторический опыт успешных контрреволюций двадцатого века можно придти к следующему выводу:
- Всякий, даже самый массовый, общегражданский протест обречён на неудачу, до тех пор пока он не бывает поддержан национальной церковью. Божья помощь, это именно то что придаёт национальной контрреволюции кумулятивный эффект.
В своё время немцы потерпели национальную катастрофу с лозунгом «Один народ. Одна Империя. Один Вождь». «Вождь» и «Империя» были абсолютно избыточными в этой конструкции и не являлись необходимым условием для жизни народа.
На самом деле единственное необходимое условие для жизни народа это «Один народ - один Бог!». Даже церквей, как показывает немецкий исторический опыт, может быть две. Всего остального - «вождей», партий, мыслей, газет, сортов пива или сортов пельменей, может быть вообще неизмеримо много, но без наличия этой национальной константы, не будет ни нации, ни возможности её возрождения. Всё остальное множество будет лишь элементами социального управления.
..
Почему восточные немцы более активны в антиисламском протесте чем западные?
Антиисламский протест в Восточной Германии развивается по логике протестов в ГДР в 1989году.
Единственное необходимое условие для национальной контрреволюции.
Вместе с одноразовой ситуативной акцией против исламского террора во Франции, настоящим современным феноменом если не в Европе вообще, то в Германии в частности стало антиисламское движение «ПЕГИДА» (эта аббревиатура в немецкой транскрипции расшифровывается как «Прогрессивные Европейцы Против Исламизации Европы».
Начавшись с нескольких сот протестующих в конце октября в Дрездене, еженедельный понедельничный антиисламский протест каждый понедельник ставил новые рекорды массовости, достигнув 17.500 на Рождество и уже 18.000 в первый понедельник 2015 года.
Что-то будет теперь после Парижского теракта? Такое событие может только увеличить число демонстрантов.
Однако настоящий феномен антиисламского массового гражданского протеста «ПЕГИДА», заключается не только в его массовости. Более сложную природу имеет феномен его территориальной локализации. На сегодняшний день протест «ПЕГИДА» локализован в основном в самом Дрездене, где и собирается по 17-18.000 каждый понедельник, и в некоторых других соседних восточногерманских городах.
В то же время немецкая машина государственной пропаганды умело раскручивает маховик «антиПЕГИДовской», проимиграционной пропаганды. Главными «застрельщиками», конечно, выступают немецкие телеканалы, и, прежде всего, два столпа немецкого телевидения каналы ARD и ZDF. Все немцы говорят что ARD по сути контролируется CDU (ХДС Христианско Демократический союз) а ZDF это SPD (СДПГ Социал-демократическая партия Германии). То есть два главных телеканала Германии, контролируемые двумя главными партиями страны, составляющими правящую коалицию организуют и направляют контрпротест против протеста оппозиции.
Ничего не напоминает? На мой взгляд, это один к одному то что в России получило название «ПУТИНГИ» т.е. публичная акция организованная властью с помощью административного ресурса, в поддержку самой власти. А ведь широк был круг тех кто говорил что в «свободной и демократической Европе» Путинги невозможны, и сам по себе Путинг это признак тоталитарной системы. Выходит что этим признаком в полной мере обладает и сама Европа. Обладает наряду с другими признаками. Просто эта система более сложно устроена, и её тоталитарность не видна на поверхности невооружённым восторженным взглядом.
По сути недавнее шествие в Париже, по случаю теракта в «Шарли», является ничем другим как просто гигантским Путингом, организонно и содержательно тождественным Путингу в Лужниках, Путингу в Грозном, или состоявшемуся несколько лет назад Путингу, так же по случаю теракта, в Мадриде. Митинг ПЕГИДА в Дрездене, в стремлении к прогрессу, тождественен Болотной или Сахарова, а вот антиПЕГИДовские мероприятия - ни что иное как реакционные проявления властей.
Кстати, первый «Путинг» в России провели представители тех кого сейчас принято называть т.н. «креативным классом». Помните декабрьский митинг «творческой интилигенции» 2010 года в Москве на Пушкинской площади, под лозунгом «Россия для всех!»? А ведь это было ничем иным как проявлением реакции и постманежного синдрома в поддержку режима в поддержку действий властей защищающих от протеста масс. Сегодняшний антиПЕГИДовский лозунг «Ich liebe Immigration“, безбожный плагиат российского креатива тех дней: «Я люблю шаурму», или «Я люблю грузин».
Несколько последних недель вторничные новостные выпуски содержат сюжет со следующим сценарием - «Диктор возвещает тревожным голосом: вчера опять состоялась демонстрация ПЕГИДА в Дрездене, она собрала столько то человек, кроме того проПЕГИДовские акции состоялись там то и там то… Далее интонация меняется, и жизнеутверждающим голосом дальше сообщается - «…а вот антиПЕГИДовские акции состоялись в гораздо большем количестве городов (называются города), собрали гораздо большее число участников (называются цифры) и делается вывод что цифры, а следовательно и правда на стороне антиПЕГИДовских демонстраций. Далее на несколько минут даётся видео с антиПЕГИДовских демонстраций с общими и крупными планами, с прямой речью нескольких их участников со сцены и в кулуарах, в то время как освещение демонстраций ПЕГИДА заняло лишь несколько секунд с закадровым текстом.
Но если противники ПЕГИДА собирают гораздо больше протестантов чем её сторонники, то почему власти Германии так напряглись по их поводу и задействовали весь пропагандистский и административный ресурс на противодействие им?
На мой взгляд это происходит потому что развитие общегражданского антиисламского протеста в Восточной Германии начинает развиваться по тому же сценарию что и уже один раз добившийся успеха протест восточных немцев 25 лет назад приведший к падению предыдущего тоталитарного режима - ГДР. И города те же, и участники те же, и динамика та же, и регулярность та же, и тот же протестный день - понедельник, и вновь протест начинает усиливаться использованием церковного фактора, и даже лозунг демонстранты ПЕГИДА подняли тот же что и 25 лет назад - «Мы - народ!» (нем. «Wir sind das Volk!»), что в смысловом переводе соответствует лозунгу российских общегражданских протестов 2011-12 «Мы здесь власть!».
Напомню тем кто забыл:
Еженедельные демонстрации в ГДР (Montagsdemonstrationen) - серия массовых протестных выступлений граждан, носивших мирных характер, прошедших в городах ГДР в 1989.
Первая демонстрация прошла в Лейпциге, и повторялась вечером каждого последующего понедельника, постепенно демонстрации стали проводиться и в других крупных городах ГДР, к движению присоединились Дрезден, Галле, Карл-Маркс-Штадт, Магдебург, Плауэн, Арнштадт, Росток, Потсдам, Шверин. Закончились демонстрации в марте 1990 года незадолго до проведения первых свободных выборов в ГДР.
Первая демонстрация прошла в понедельник 4 сентября 1989 года в Лейпциге, когда после проповеди пасторов лютеранской церкви Святого Николая.
1200 человек, большая часть из которых не поместилась в здании церкви, провели шествие под лозунгом «Мы - народ!» (нем. «Wir sind das Volk!») с требованиями гражданских свобод и открытия границ ГДР.
Через месяц на центральную площадь Лейпцига вышло 70 000 человек. 16 октября демонстрация собрала 120 000 человек, а через неделю, по некоторым данным, около 320 000 человек, что составляло большую часть населения города. Введенные в город войска в целях избежания кровопролития были оставлены в казармах.
Ключевую, объединяющую роль в протестном движении играла церковь, недовольные происходящими в стране процессами граждане, ощутили всеобъемлющую поддержку как со стороны протестантской, так и католической церквей это было единственное место для свободного общения и размышлений.
В результате массовых протестов руководство СЕПГ ушло в отставку (24 октября - Эрих Хонеккер, 7 ноября - Вилли Штоф). Председателем СЕПГ стал Григор Гизи - сегодняшний лидер партии «Linke“ (Левые) и пропутинский критик Меркель, а в годичной давности интервью немецкому ТВ и сам Путин заявил что понедельничные протесты в Лейпциге и на него самого произвели сильнейшее неизгладимое впечатление.
Почему же восточные немцы, в реальном гражданском протесте, оказываются гораздо более активными чем западные? Ведь если верить утверждениям либеральной теории это именно западные немцы прошли70-летнюю школу демократии, а не восточные, ходившие под контролем Штази. И вот поди ка же ты - не западные, а восточные немцы, раскачивают сами основы уже второй государственной системы за последние 25 лет.
А вот жизненная школа последних 3-4 поколений немцев с Востока и Запада разная. В отличие от восточных немцев, западные не имеют опыта успешной революции и свержения режима. Нынешняя демократия пришла к ним извне, на штыках западных союзников, а точнее она была в каждой тонне их бомб. Дальнейшая информационная, образовательная и миграционная политика ФРГ была так же продиктована теми кто принёс свободу столь необычным образом. Никакой турецкой миграции начавшейся в ФРГ в 1961 году когда Германия была уже восстановлена, а немецкое экономическое чудо уже свершилось (одновременно с миграционными реформами Кеннеди в США, и алжирской миграцией во Франции) в ГДР не было. Сегодня это приводит к трагикомическим ситуациям, когда какой-нибудь турок может заявить восточному немцу - «Я здесь раньше тебя появился». В ГДР миграционные потоки укладывались в рамки идеологии социалистического интернационализма, и не носили характера переселения, это были студенты из Кубы, Анголы, Палестины, и в последние годы существования ГДР трудовые ресурсы из Въетнама. Одним из «подарков» от воссоединения, который восточные немцы не заказывали стало перераспределение нагрузки по принятию мигрантов на восточные земли. Учитывая что в связи с тяжёлой социальной обстановкой, наблюдается как активный процесс внутренней миграции с востока на запад Германии (например в Мекленбурге Передней Померании население отдельных городов сократилось на 15-20% в сравнении с 1989г.), так и процесс депопуляции среди немцев в связи с низкой рождаемостью, в течение последних 25 лет абсолютно моноэтничная территория ГДР вдруг резко стала очень сильно полиэтничной. Шокирующие восточных немцев изменения произошли в невероятно сжатые сроки.
Можно сказать что ГДР было последним немецким национальным государством, да, очень специфическим, с социализмом, Штази и советским влиянием, но даже его заявленной целью было «построение первого немецкого государства рабочих и крестьян», а не «нового Вавилонв». Даже военная униформа ГДР была ближе к традиционным прусским стандартам, а в сфере образования отсутствовали такие важнейшие для западных немцев понятия как «Толерантность» и «Холокост», которые заменяли другие, коммунистические понятия, близкие по смыслу, но не идентичные.
Насколько я помню содержание истории в своей советской школе, термин «Холокост» там отсутствовал совершенно, и был введён в оборот даже не учебный, а публицистический только во время горбачёвской «Перестройки» в конце восьмидесятых. Школьные установки в ГДР в целом соответствовали советским, и внедрение в них западных терминов и смыслов произошло только после падения «Железного Занавеса».
Выходит, что в двадцатом веке восточные немцы приобрели уникальный исторический опыт, какого нет ни у одного другого народа, они пережили изнасилования над своим традиционным обществом последовательно двумя тоталитарными идеологиями - сначала национал-социализмом, затем коммунизмом, и теперь подвергаются насилием третьей глобальной тоталитарной идеологией над традиционным национальным укладом - тотальной тоталитарной толерантностью.
Ни одна из этих идеологий не была рождена и не являлась органичной частью самого восточно-немецкого общества. Все они пришли извне и продвигались силой - коммунизм с востока, тоталитарный либерализм с запада, и даже немецкий национал-социализм распространился в нынешнюю Восточную Германию с южно-германских земель.
Примечательно, что победить в себе первые две тоталитарные идеологии оба раза восточные немцы смогли только с помощью Христианской Церкви, и сейчас во время сопротивления современному тоталитаризму, уничтожающему основы традиционной национальной жизни, обеспечивающие существование нации, Церковь, пока ещё не вся целиком, но вовлечена в эти процессы.
Двадцатый век стал веком социальных машин. Суть социальной машины в превращение человека в её винтик. Человек в социальной машине лишается того что заложено в него с сотворения Богом - личности, души и духа. Человек становится неспособным влиять на общество и государство построенного по принципу социальной машины, независимо от его ранга - будь он обыватель или даже руководитель страны. Двумя самыми известными социальными машинами двадцатого века были коммунизм и национал-социализм. Двадцать первый век стал продолжением двадцатого в конструировании социальных машин породившей тоталитарную глобализацию.
Тоталитарная глобализация, лишь творчески переработала и взяла на вооружение опыт предыдущих социальных машин. Ислам, не как религия, но как тоталитарная идеология, которым в реальности является, лишь один из инструментов глобализма. А главный объединяющий признак всякой тоталитарной социальной машины - отрицание религии вообще, и христианства в особенности, и стремление его уничтожить. Христианство уничтожали и коммунизм, и национал-социализм, и тоталитарный либерализм. Потому что ничто другое не может сопротивляться социальной машине, человек не способный пожертвовать материальным, нематериальных идеалов и есть требуемый винтик современного общества.
Поэтому если на путинге в Париже выступали против «агрессивного ислама», подразумевая что есть какой то ислам который должен вписаться в глобалистские схемы, то на реальном протесте против исламизации, не может быть такого подразделения. Всякий ислам на христианской земле Европы есть явление агрессивное - даже если он не стреляет и не взрывает, то всё равно своей «мирной» экспансией он шаг за шагом отнимает у европейцев пространство их традиционной национальной жизни. И обозримый в истории идеал традиционного национального уклада жизни это 1913 год - когда у европейцев были три стопа их цивилизации - и христианство, и личная свобода, и конкуренция. Сегодня всё это подменено наднациональным регулированием. Если Европе удастся контрреволюция против новой социальной машины, то она не устранит противоречия между европейскими нациями, но они будут разрешаться в честной развивающей конкуренции.
Дважды за двадцатый век, немцы смогли преодолеть тоталитарные социальные машины, опираясь на Церковь. Другой успешный опыт национальных контрреволюций двадцатого века, в Польше, Венгрии, Хорватии, Испании, Ирландии тоже состоялся благодаря активной роли национальных церквей. Обобщив весь исторический опыт успешных контрреволюций двадцатого века можно придти к следующему выводу:
- Всякий, даже самый массовый, общегражданский протест обречён на неудачу, до тех пор пока он не бывает поддержан национальной церковью. Божья помощь, это именно то что придаёт национальной контрреволюции кумулятивный эффект.
В своё время немцы потерпели национальную катастрофу с лозунгом «Один народ. Одна Империя. Один Вождь». «Вождь» и «Империя» были абсолютно избыточными в этой конструкции и не являлись необходимым условием для жизни народа.
На самом деле единственное необходимое условие для жизни народа это «Один народ - один Бог!». Даже церквей, как показывает немецкий исторический опыт, может быть две. Всего остального - «вождей», партий, мыслей, газет, сортов пива или сортов пельменей, может быть вообще неизмеримо много, но без наличия этой национальной константы, не будет ни нации, ни возможности её возрождения. Всё остальное множество будет лишь элементами социального управления.
..