Заметки о современном церковном искусстве
статья иконописца Филиппа Давыдова philda
В наше время, когда говорят о древних иконописцах, принято говорить, что это были люди совершенно особенные. Они постоянно молились, постились и вообще были уже при жизни почти святыми.
Откуда такая информация, и почему для церковных художников в древности было важно вести именно такой образ жизни? - Если коротко, то можно, наверное, ответить словами Окуджавы, - потому, что "каждый пишет как он дышит". Чем человек живет, то он и передает другим в своей работе. Если живет человек молитвой и жизнью внутренней, то и в образах, им создаваемых, будет светиться эта внутренняя жизнь и молитва. Причем не потому, что он специально думал о том, чтобы, так сказать, специально выразить себя в этом направлении, а просто потому, что когда человек того времени служил Богу, он служил ему всей своей жизнью.
Простой и известный пример - Новгородский храм Спаса Преображения на Ильине улице. Архитектура этого храма сама по себе интересна, но если рассмотреть на этот храм в сравнении с другими новгородскими церквями, будет видно, что в нем нет ничего совсем уж исключительного и из ряда вон выходящего. Несмотря на это храм Спаса Преображения на Ильине улице из-за сохранившихся в нем росписей Феофана Грека для большинства верующих людей, посещающих Новгород, является чуть ли не главной достопримечательностью этот город. И при этом не играет роли, что от росписей Феофана там остались совсем небольшие фрагменты, изменившие цвет и композиционно мало связанные друг с другом.
Почему же этот храм притягивает каждый год десятки тысяч людей? Потому, что при всей ничтожности остатков, даже человеку, ничего не понимающему в средневековом христианском искусстве, они говорят нечто такое, чего не говорят сплошь расписанные стены в других храмах.
Упомянем еще одно замечательное название, - Ферапонтово. Почему это место столь привлекательно? Для чего сюда, в эту маленькую деревеньку севернее Вологды, "за тридевять земель", приезжают туристы со всего света? Для того, чтобы попав в это особенное целостное пространство, погрузиться в атмосферу духовной гармонии отношений окружающей природы, архитектуры и росписей. Даже в храме, используемом как музей, входящий чувствует себя совершенно особенно, будучи окружен вдохновенно написанными образами Царствия Небесного, находящимися в гармонии друг с другом, с архитектурой и со зрителем.
Приведенные примеры повествуют нам о том, каких результатов добивались наши предки, в строительстве и украшении храмов. Время шло, ситуация постепенно менялась, соответственно менялось и отношение мастера к работе. В наше время иконопись или создание монументальной декорации чаще всего становится для мастера всего лишь "выполнением определенного объема работ", или "исполнением заказа", с такой-то стоимостью за квадратный метр, и "сроками реализации проекта"? Что же может светиться втакой работе? Чем может она обогатить приходящих "почерпсти воду живую"? Что смогут увидеть в таких иконах или фресках наши современники, приходящие в храм, чтобы хотя бы на время, на сколько имеем сил и возможностей, отрешиться от бурь и смятения мира сего?
Ничего, кроме того, что там в действительности есть - робкие осколки скопированных вручную или на ксероксе образцов, изуродованных варварским упрощением, и тонущие в тоннах сусального золота, положенного в десять слоев, "чтобы было Богато".
Мне возразят, что искусство Церкви всегда строилось на преемственности, традиции и соборности. Один мастер учился у другого и новое всегда училось у старого... Так в чем же дело, почему такой разный результат, и чем же все-таки отличаются методы наших современников от методов древних мастеров?
Возможно, вопрос состоит в том, как на практике осуществляется преемственность и соборность. Учиться у предшественников нужно, жизненно необходимо, хотя бы просто потому, что их опыт позволяет нам воистину приобщиться богатейшей сокровищнице искусства церкви, но, повторяя кем-то сказанные слова, важно переживать их и самому. Важно, чтобы стенопись, иконопись или работа по созиданию храма стали частью жизнью человека, а не просто прибавлением "сданных объектов" в "портфолио".
В случае же, если иконы или фрески все равно пишутся под копирку с книжек или с увеличенных на ксероксе изображений, почему же не сделать просто цветной ксерокс с древнего образа, и не отдать заказчику? Было бы намного честнее и дешевле, чем такая "ручная копия". "Достойный" пример для подражания - наши коллеги греческие иконописцы давно уже освоили технологию "золочения бумаги". Такие иконы составляют чуть ли не главный продукт греческого экспорта, они очень дешевы и внешне ярки. Суть "создания" таких "произведений" состоит вот в чем: по напечатанной типографским способом репродукции с иконы "иконописец" делает для создания видимости работы несколько штрихов кистью и золотит фон. Такая икона лакируется, освящается, и считается Греческим национальным сувениром, - как в России "Матрешка".
Грустно, когда такое сплошь и рядом происходит в иконописи, но к этому уже все начинают привыкать, и в конце концов, можно ведь и не смотреть на такую икону, - можно молиться на другую, если эта почему-то "не нравится". Ну, а как быть с монументальными росписями? Как быть, когда стена, кирпичная, бетонная, или какая-нибудь еще, всей своей инертной, неоформленной тяжестью давит на тебя? Что ты можешь сделать, как с ней поступить, какую возможность выбрать?
Вариант первый - можно по примеру большинства наших современников-стенописцев заполнить плоскость стены или свода "репродукциями из книжек", - и заказчик почти однозначно будет доволен, и работа будет "выполнена". Вариант второй, более сложный, но более благодарный - принять архитектуру не как набор плоскостей для размещения требуемых сюжетов, но взять ее себе в равноправные сотрудники, в прямом смысле слова начать жить и работать в масштабе этого пространства. Но работать не вяло, не систематически репродуцируя фотографии из книжки на стене, перемежая рисование чаем и перекурами, но в полную силу, осознавая массу стены и вдохновением преодолевая ее инертность. Возможность такой работы не только предоставляет, а даже скорее предписывает технология фрески по сырой известковой штукатурке. К сожалению, в наше время очень мало мастеров, работающих в этой технике. Это связано прежде всего с тем, что фреска очень сильно отличается ото всех других известных в наше время технологий стенописи. Роспись фреской требует очень серьезной подготовки и профессионализма, и, конечно же, в основном всех отпугивает ограниченность времени, дающаяся для выполнения одной композиции, хотя, на самом деле, в этом - огромное преимущество фрески.
Среди художников принято говорить, что намного проще работать, когда никто и ничто тебя ни в чем не ограничивает. Можно-де поработать, отдохнуть, попить чайку, погулять, подумать, покурить.... и вновь приняться за работу. Такой метод работы, несомненно, сам по себе хорош и даже рекомендован для выполнения станковых произведений искусства, поскольку они рассчитаны как раз на такое восприятие, - направленное, абстрагированное от окружающего пространства, вдумчивое и созерцательное.
Если же речь идет о монументальной живописи, то, будучи вопринимаемой совершенно иначе, она и создаваться должна совершенно по-другому. Монументальная декорация, в частности фреска, призвана трансформировать пространство. Человек, входящий в расписанный храм, попадает в помещение, где, согласно церковному пониманию понятия образа, реально присутствуют изображенные на стенах и на иконах лица. Чем важно для нас их присутствие, почему в Церкви возникла и так долго сохраняется традиция украшать храмы росписями и иконами? Потому что в наполненном образами храме молящийся человек реально ощущает себя окруженным "облаком свидетелей", притом не потому, что их изображения написаны реалистично, с попыткой создать иллюзию фотографии или портрета, но потому, что сами образы написаны настолько ярко и экспрессивно, что мы волей-неволей и сами "зажигаемся" от их горения духа. И только если бы приложим все усилия для того, чтобы так работать, нам станет понятно, что делать и как писать именно в этом храме, для этой стены, как должен создаваться образ. И только тогда образ сможет кого-то горе вознести, если тот кто писал его, сердцем горел, когда писал.