об архимандрите Антонине (Капустине)
из книги "Архимандрит Антонин Капустин - начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме" (архим. К. Керн).
Одной из первых и едва ли не самой замечательной покупкой о. Антонина был знаменитый Мамврийский или Авраамов дуб близ Хеврона, около которого согласно Бытописателю патриарх, отец верных, принял Трех Таинственных Странников (Быт. ХШ, 18; XVIII, 1-5). С древнейших времен в преданиях местного населения сохранилось убеждение, что принадлежащее ныне русским урочище, так называемое "Хирбэт-эн-зибта" в получасе ходьбы от Хеврона и есть библейская именитая дубрава. Это предание передавалось из поколения в поколение, и об Авраамове Дубе говорят многие свидетели древности, историки и паломники. Огромный дуб, особой палестинской породы, "Quercus ilex pseudococcifera" с тремя широко разросшимися ветвями, выделяющийся своей величиной среди виноградников и маслин, с давних пор является объектом религиозного почитания местного населения, именно как дуб Авраамов. Следует заметить, что арабское население Хеврона считалось всегда наиболее фанатическим из всех мусульманских племен Палестины. Непримиримость хевронских шейхов была общеизвестной. Христиане проникают туда очень поздно и доныне в малом числе. Первым христианским просветителем, не убоявшимся поселиться в Эль-Халиле (арабское название Хеврона) был наш о. Антонин. Передается любопытное местное предание мусульман-арабов, предвозвещающее тяжкие бедствия, едва ли не гибель Ислама, как только в Хевроне, месте погребения (в Махпеле) патриархов Авраама, Исаака и Иакова, зазвучит колокольный звон. Лет 80 назад тому это было бы поистине немыслимо. Следует однако указать, что в 1925 году патриархом Дамианом в сослужении русского архиепископа Анастасия и греческого епископа Елевферопольского Анастасия освящен богатый трехпрестольный русский храм вблизи Дуба, и колокольный звон с тех пор неприятно напоминает хевронским шейхам древнее мусульманское предание. Фанатической непримиримостью отличились хевронские арабы и в тревожные дни еврейско-арабских волнений в августе 1929 года, напомнив о ней исключительно жестокими выступлениями. Но вернемся к истории приобретения нами этого знаменитого места.
После тщательных разведок на месте и серьезного размышления о. Антонин решился попытаться приобрести Дуб. Как ни рискованной и маловероятной могла бы показаться подобная мысль, у о. архимандрита для этого были и свои основания. Это решение поддерживал в нем и драгоман Миссии Я. Е. Халеби. Самый участок с библейским древом, сравнительно небольшой, принадлежал уже более 70 лет некоему Ибрагиму Шаллуди, получившему его в наследство от своего отца Османа. Ибрагим, кроме чисто религиозных соображений, дорожил своей собственностью также как довольно выгодной статьей дохода и продавал заезжим туристам - немцам и евреям (которых арабы очень недолюбливали всегда) - ветки, сучки и листики от священного древа для столярных поделок. На основании тщательно и осторожно собранных сведений являлась вероятность предполагать, что Ибрагим непрочь будет продать даже и самую святыню. Трудность была только в формальности, как узаконить продажу. Конечно, нельзя было и думать о том, чтобы действовать открыто и законным путем купить Дуб на русское имя. Тут-то и оказал неоценимую услугу Яков Егорович. Снабженный деньгами, соответствующими документами и всем необходимым для своей неожиданной и новой роли, зимой 1868 года он явился в Хеврон переодетый под видом купца из Алеппо. Была та специфическая для Палестины зимняя непогода с дождями и ветром, в тот год особенно сильными. Я. Е. осторожно играя свою роль, якобы закупая товары, вращаясь среди хевронских торговцев, пробыл в Хевроне довольно долго. Дело двигалось вперед очень медленно, но все же была надежда на сговорчивость Шаллуди. Как-то раз, когда перестала непогода и настали несколько ясных, теплых дней, неожиданно радующих взор среди палестинской дождливой зимы, Яков Егорович решил провести ночь под самым священным древом. Как только он устроился на ночлег и завернулся, чтобы уснуть, вдруг раздался выстрел, и над его головой просвистела пуля какого-то фанатика араба, спрятавшегося вблизи, по-видимому, имевшего какие-нибудь основания подозревать таинственного алеппского купца. Покушение, слава Богу, не удалось, но показало ясно опасность, которой подвергался смелый путник, и оправдало столь известный фанатизм хевронцев. Все же, наконец, после длительных и томительных переговоров, затягивать которые арабы такие мастера, комбинаций предосторожности, бесчисленных бакшишей, тоже столь необходимых в той среде, Шаллуди продал участок земли с Дубом Якову Егоровичу, на что был немедленно составлен законный владельческий акт ("кушан") на его же, Якуба Халеби имя.
От очевидцев пришлось слышать о встрече его с о. Антонином в Иерусалиме. О. архимандрит ожидал приехавшего Халеби у входа в зал на лестнице в здании Миссии. Как только Яков Егорович увидел еще снизу фигуру о. Антонина, он радостно взбежал на лестницу, помахивая кушаном и крича: "Дуб - русский, дуб - русский!" О. Антонин широко раскрыл ему свои объятия и, радостно обняв его, расцеловал.
На этом заботы о. архимандрита о Мамврийском участке не остановились. После этой сделки удалось купить еще несколько прилегающих к Дубу смежных владений и, таким образом, округлить нашу там усадьбу. Но фанатизм шейхов все же не мирился с вторжением неверных в священные пределы мамврийские. Особенно много неприятностей пришлось пережить при покупке (на совершенно впрочем законных основаниях) одного из соседних владений от очень уважаемого в народе шейха Салеха Мжагеда. Протестовало и местное население, и турецкая администрация. В дело вмешались и паша-губернатор Иерусалима, хевронский каймакам, муфтий, кади и весь хевронский меджлис. Особенно был настроен нетерпимо муфтий, который, как пишет о том о. Антонин консулу Кожевникову, "не затрудняется публично говорить весьма почтенному и считаемому в народе за святого шейху Салеху Мжагеду, что он стоит того, чтобы снять с него чалму, повесить ее на шею ему и водить его с позором по городу за то, что продал свою землю христианам...". Но как бы то ни было, в результате этой энергичной, осторожной и умелой деятельности о. архимандрита Миссия владеет у Дуба Мамврийского участком в общей сложности площадью в 72 354,74 квадр. метра. Уже 22 мая 1871 года под сенью Дуба была совершена первая Божественная литургия, и по установившемуся потом обычаю духовенством Миссии и теперь на третий день Пятидесятницы литургия совершается на переносном престоле под деревом, явившимся родоначальником всех наших троицких березок и по преданию видевшим таинственную Троицу небесных Путников. На самый день Пятидесятницы литургия служится в Иерусалиме в соборе Св. Троицы, на второй день в приделе Св. Духа хевронского нового храма, а на третий уже под самым Дубом.
Со временем, над свидетелем славы патриарха Авраама устроен был железный навес, а самое основание ствола было окружено особым каменным фундаментом, на котором и совершается богослужение. Надо сказать, что прошедшие тысячелетия не пощадили маститого старца и значительно сказались на его внешнем виде: дерево заметно гниет, подвергается червоточине и сильно сохнет, что, по словам самого о. Антонина, начало усиливаться особенно со времени перехода дерева в наши руки (254). Одна из отсохших и бурей сломленных ветвей его хранится в Миссии в виде распиленных дощечек, на которых пишутся иконки св. Троицы для благословения богомольцев.
Ныне на этом обширном участке красуется прекрасный приют для паломников, сторожевая башня, две цистерны для дождевой воды - все это сооружения о. Антонина, не говоря уже о величественном новом храме, начатом постройкой в 1907 году при начальнике Миссии архимандрите Леониде (Сенцове) и освященном, как сказано выше в 1925 году.
Еще более трепетные евангельские воспоминания навевает христианскому сердцу одна из сравнительно ранних покупок о. архимандрита в непосредственной близости от Иерусалима, а именно вершина Елеонской горы, это дивное место Палестины, где поистине небо ближе всего к земле, где сама природа вещает о возносящейся к Творцу прославленной человеческой плоти. Этот участок был приобретен в 1870 г., что доставило немало скорбей и мучительных переживаний зависти для латинских соперников нашей Миссии. Надо сказать, что о покупке Елеонской горы для нужд русской Миссии мечтал еще архимандрит Порфирий в первое свое пребывание в Иерусалиме. В описываемое время, при протекции со стороны Наполеона II в Палестине появилась пламенная деятельница католичества, княгиня де ла Тур-д'Овернь, выбравшая местом своей деятельности именно Елеон, где она основала кармелитский женский монастырь в надежде захватить постепенно и всю гору. Но благодаря энергии и выдержке о. Антонина один за другим скупаются им от частных владельцев отдельные участки земли, выстраиваются необходимые постройки, производятся археологические раскопки, строится церковь, колокольня, стены, производятся насаждения маслин, кипарисов, сосен, и теперь на том месте красуется обширный русский женский монастырь с 180 монахинями, совершенно окруживший со всех сторон кармелитскую общину княгини Тур-д"Овернь. Общая площадь нашего елеонского владения составляет теперь 53748,54 квадр. метров с 50 постройками и необходимыми хозяйственными сооружениями.
Елеон представляет особый интерес для историка и церковного археолога. Известно, что во времена расцвета христианского зодчества в Палестине, т. е. при покровительстве цариц Елены, Евдокии, царя Юстиниана и несколько позже Елеонская гора и ее склоны обильно были украшены богатыми базиликами и монастырями, как греческими, так и армянскими. Церковное влияние этих последних было очень значительным в течение долгого времени в Св. Земле, и их христианская община была одной из богатейших и устроеннейших. Интересно, кстати, отметить обычай того времени строить на Елеоне церкви без куполов, чтобы в них над головой постоянно видеть разверстым то небо, в которое вознесся Спаситель. Среди этих многочисленных церквей и монастырей на склонах Елеона были замечательные по своей архитектуре здания, о чем красноречиво свидетельствуют начатые о. Антонином раскопки. Они обнаружили чрезвычайно ценные и интересные мозаичные украшения церквей и погребальных пещер с важными в эпиграфическом отношении надписями. Особенно интересными являются великолепные мозаичные украшения пола в часовне и в так называемом "архимандричьем доме", в котором после войны временно помещен археологический музей Миссии, завещанный ей его {170} основателем о. Антониной. Эти мозаики представляют собой поистине классические украшения своего времени и гораздо богаче, красивее и совершеннее чем, например, столь в археологии Палестины прославленные Биттирские мозаики. Часть из них - находящиеся в часовне - наукой отнесенные к IX веку, кроме мозаичных изображений рыб, птиц и различных орнаментов содержит и памятную надпись о некоем Иакове, армянском епископе Метцпинском. Памятные надписи находятся и в мозаиках погребальных пещер у Музея, а также и в наиболее совершенной, богатой и отлично сохранившейся мозаике, покрывающей часть пола нижнего этажа архимандричьего дома, которую известный археолог Vincent относит к той же эпохе, что и мозаики в часовне; но в последнее время ученые исследователи все больше склонны видеть в ней более древние (может быть, и до шестого века) византийские следы. Кроме того, в зале игуменского корпуса была найдена большая мозаика с греческой памятной надписью, относимой учеными тоже к VI веку. Все это ясно свидетельствует о местонахождении тут некогда обширного и богатого некрополя и церквей как византийских, так и армянских.
Одной из первых забот о. архимандрита было возведение приличных этому святому месту церкви и построек для предполагавшегося им на Елеоне мужского монастыря. Выстроенная им прекрасная церковь византийского стиля является одним из лучших украшений Иерусалима. Постройка храма и колокольни благодаря недостатку средств производилась очень медленно. К началу русско-турецкой войны 1877- 1878 годов церковь была доведена до уровня окон и такой ее оставил о. Антонин, вынужденный выехать из Палестины на время войны. Трудность тут была еще и в получении различных разрешений, фирманов, обходе турецких законов, задабривании чиновников Серая и т. д. Постройка церкви и школы в турецкое время была обставлена в Палестине особыми трудностями. Рассказывают, что к о. Антонину очень благоволил некий Салим-эффенди, видный чиновник Серая, и благодаря ему удавалось многое сделать. Салим-эффенди был большой любитель чаепития, и на этой почве о. архимандрит умел ему весьма угождать и часто посылал ему "чай-москоби". Несомненно, что личное обаяние Начальника Миссии преодолевало немалые трудности и облегчало ему его деятельность. Вместе с церковью строилась и величественная колокольня в 33 метра вышины, несмотря на свои размеры, очень тонкая по своей архитектуре. Своей острой вершиной, вонзенной в лазурное небо, она как бы напоминает египетский обелиск, что при разнообразности стилей в Палестине, в сущности, и не режет глаз, хотя невольно закрадывается сожаление при виде этой колокольни, что вершину Елеона не украсило златоглавое подобие Ивана Великого. Колокольня строилась тоже очень медленно. О. Антонин очень часто, насколько ему позволяли дела, посещал Елеонскую гору или когда бывал занят, то из окна своей угловой комнаты в Миссии наблюдал за постройкой в подзорную трубу. Наконец, и церковь, и колокольня были освящены, и с тех пор на вершине горы Вознесения не умолкает славянская служба. В 1885 г. был доставлен на Елеон при содействии всех русских богомольцев, своими силами перенесших из Яффы до Елеона, большой 300-пудовый колокол, пожертвованный Соликамским купцом А. В. Рязанцевым. Могучий медный голос этого колокола заглушает даже колокола миссийского собора св. Троицы, уступая лишь еще большему колоколу святогробской колокольни. С верхней галереи Елеонской колокольни в ясные дни видно даже вдали сверкающее Средиземное море, тогда как в другую сторону, по направлению к Востоку, раскрывается единственная в своем роде панорама: вблизи Вифания и дорога в Иерихон, пустынные холмы вплоть до Иордана и Мертвого моря, лавра преп. Феодосия, едва приметная вершина Сороковой горы у Иерихона и уходящее в даль Заиорданье. Тут как бы окидывается взором весь путь земной жизни Спасителя от горы Искушения до горы Вознесения. А за Мертвым морем тонут в лиловом тумане горы Моава.
Самое большое наше владение, в 9 километрах от Иерусалима у арабской деревушки Эйн-Карем, где теперь красуется другая русская женская монашеская община, досталось о. Антонину тоже не без некоторого соревнования и борьбы с латинскими миссионерами. Предание называет именно Эйн-Карем евангельской "Горней", где произошла встреча Божией Матери с праведной Елисаветой. Позднейшее открытие в заиорданском городе Мадабе мозаичной карты очень большой древности, равно как и открытые в 1909 г. на новоприобретенном миссийском участке Бет-Шаар интересные мозаики, как будто бы позволяют возражать против традиционного взгляда на Эйн-Карем как на Горнюю. Мадабская карта как раз на половине расстояния между Иерусалимом и Хевроном помещает название " Бет-Захар", т. е. по-арабски "дом Захарии". На участке Миссии Бет-Шаар ("дом ковровых палаток"), часто называемом и Бет-Захар и находящемся как раз на половине пути между Иерусалимом и Хевроном, были обнаружены фрагменты древней церкви с мозаичным полом (увы, варварски разрушенным), на котором легко заметить остатки изображения двух ланей, соприкасающихся головами, как бы целующихся. Может быть, Бет-Шаар или Бет-Захар и есть место встречи и целования двух Матерей. Во всяком случае, некоторые намеки на это делает наша житийная литература. Так синаксарь на Рождество Иоанна Крестителя горней страной иудейской называет "предел священнического града Хеврона, в нем же бе дом Захариев"; или еще более ясно: "восставши Мариам от Назарета Галилейского, иде в горняя со тщанием во град Иудов, си есть, в Хеврон, и вниде в дом Захариин, и целова Елисавет". Никодим Агиорит в своем "Синаксаристе" также упоминает предание, по его мнению позднейшее, о том, что дом Захариин был в пределах Хеврона. Впрочем, он приводит наряду с этим и другие мнения о местонахождении дома Захариина в Махерунте, Еммаусе или Вифлееме. Но вернемся из области критических предположений к традиционной Горней, к Ейн-Карему.
Среди довольно высоких холмов, по склонам засаженных маслинами, смоковницами и стройными, высокими кипарисами, теперь раскинулось несколько монашеских общин: наша русская и три латинских. Не без затруднений удалось нам стать тут твердой ногой. Дело в том, что Ейн-Карем выбрал себе как опорный пункт для своей деятельности столь известный на Востоке латинский миссионер, крещеный еврей Ратисбонн, основатель конгрегации Сионских сестер. Тогда населенная одними арабами Ейн-каремская долина впервые увидела у себя римских пришельцев. Благодаря организации и материальным средствам, католические миссионеры быстро скупают участки земли от арабских насельников, строят свою часовню, школу для детей, монастырь в честь Рождества Предтечи, обносят каменной оградой, засаживают, украшают. Впервые также холмы Ейн-Карема огласились новым для них и чуждым именем "Magnificat". Взоры Ратисбонна направлены были на холм с восточной стороны долины, чтобы и его присоединить к католическим владениям. Но тут-то вот зоркий глаз и энергия русского миссионера полагают неожиданно предел вожделениям латинян. Ратисбонн торговал на том холме, принадлежавший быв. драгоману французского консульства арабу-католику К... дом для нужд своих Сионских сестер. Но араб запросил совершенно неожиданно за весь участок, а не только за один дом сумму в 200 000 франков. Ратисбонн отступил, и тогда-то араб, будучи зол на него, предложил Русской Миссии купить его владение всего лишь за... 70 000 фр. Переговоры велись, разумеется, тайно, и сделка совершилась в величайшем секрете. Наконец, необходимый владенный акт был в руках о. Антонина. Ейн-Каремский холм, место встречи Божией Матери с праведной Елисаветой, одно из драгоценнейших, по воспоминаниям евангельским, мест стало русским, окрестилось милым русскому слуху именем "Горняя" , но на следующий день араб-драгоман был найден в своем доме отравленным. Народная молва упорно обвиняет тут католический фанатизм...
Одной из первых и едва ли не самой замечательной покупкой о. Антонина был знаменитый Мамврийский или Авраамов дуб близ Хеврона, около которого согласно Бытописателю патриарх, отец верных, принял Трех Таинственных Странников (Быт. ХШ, 18; XVIII, 1-5). С древнейших времен в преданиях местного населения сохранилось убеждение, что принадлежащее ныне русским урочище, так называемое "Хирбэт-эн-зибта" в получасе ходьбы от Хеврона и есть библейская именитая дубрава. Это предание передавалось из поколения в поколение, и об Авраамове Дубе говорят многие свидетели древности, историки и паломники. Огромный дуб, особой палестинской породы, "Quercus ilex pseudococcifera" с тремя широко разросшимися ветвями, выделяющийся своей величиной среди виноградников и маслин, с давних пор является объектом религиозного почитания местного населения, именно как дуб Авраамов. Следует заметить, что арабское население Хеврона считалось всегда наиболее фанатическим из всех мусульманских племен Палестины. Непримиримость хевронских шейхов была общеизвестной. Христиане проникают туда очень поздно и доныне в малом числе. Первым христианским просветителем, не убоявшимся поселиться в Эль-Халиле (арабское название Хеврона) был наш о. Антонин. Передается любопытное местное предание мусульман-арабов, предвозвещающее тяжкие бедствия, едва ли не гибель Ислама, как только в Хевроне, месте погребения (в Махпеле) патриархов Авраама, Исаака и Иакова, зазвучит колокольный звон. Лет 80 назад тому это было бы поистине немыслимо. Следует однако указать, что в 1925 году патриархом Дамианом в сослужении русского архиепископа Анастасия и греческого епископа Елевферопольского Анастасия освящен богатый трехпрестольный русский храм вблизи Дуба, и колокольный звон с тех пор неприятно напоминает хевронским шейхам древнее мусульманское предание. Фанатической непримиримостью отличились хевронские арабы и в тревожные дни еврейско-арабских волнений в августе 1929 года, напомнив о ней исключительно жестокими выступлениями. Но вернемся к истории приобретения нами этого знаменитого места.
После тщательных разведок на месте и серьезного размышления о. Антонин решился попытаться приобрести Дуб. Как ни рискованной и маловероятной могла бы показаться подобная мысль, у о. архимандрита для этого были и свои основания. Это решение поддерживал в нем и драгоман Миссии Я. Е. Халеби. Самый участок с библейским древом, сравнительно небольшой, принадлежал уже более 70 лет некоему Ибрагиму Шаллуди, получившему его в наследство от своего отца Османа. Ибрагим, кроме чисто религиозных соображений, дорожил своей собственностью также как довольно выгодной статьей дохода и продавал заезжим туристам - немцам и евреям (которых арабы очень недолюбливали всегда) - ветки, сучки и листики от священного древа для столярных поделок. На основании тщательно и осторожно собранных сведений являлась вероятность предполагать, что Ибрагим непрочь будет продать даже и самую святыню. Трудность была только в формальности, как узаконить продажу. Конечно, нельзя было и думать о том, чтобы действовать открыто и законным путем купить Дуб на русское имя. Тут-то и оказал неоценимую услугу Яков Егорович. Снабженный деньгами, соответствующими документами и всем необходимым для своей неожиданной и новой роли, зимой 1868 года он явился в Хеврон переодетый под видом купца из Алеппо. Была та специфическая для Палестины зимняя непогода с дождями и ветром, в тот год особенно сильными. Я. Е. осторожно играя свою роль, якобы закупая товары, вращаясь среди хевронских торговцев, пробыл в Хевроне довольно долго. Дело двигалось вперед очень медленно, но все же была надежда на сговорчивость Шаллуди. Как-то раз, когда перестала непогода и настали несколько ясных, теплых дней, неожиданно радующих взор среди палестинской дождливой зимы, Яков Егорович решил провести ночь под самым священным древом. Как только он устроился на ночлег и завернулся, чтобы уснуть, вдруг раздался выстрел, и над его головой просвистела пуля какого-то фанатика араба, спрятавшегося вблизи, по-видимому, имевшего какие-нибудь основания подозревать таинственного алеппского купца. Покушение, слава Богу, не удалось, но показало ясно опасность, которой подвергался смелый путник, и оправдало столь известный фанатизм хевронцев. Все же, наконец, после длительных и томительных переговоров, затягивать которые арабы такие мастера, комбинаций предосторожности, бесчисленных бакшишей, тоже столь необходимых в той среде, Шаллуди продал участок земли с Дубом Якову Егоровичу, на что был немедленно составлен законный владельческий акт ("кушан") на его же, Якуба Халеби имя.
От очевидцев пришлось слышать о встрече его с о. Антонином в Иерусалиме. О. архимандрит ожидал приехавшего Халеби у входа в зал на лестнице в здании Миссии. Как только Яков Егорович увидел еще снизу фигуру о. Антонина, он радостно взбежал на лестницу, помахивая кушаном и крича: "Дуб - русский, дуб - русский!" О. Антонин широко раскрыл ему свои объятия и, радостно обняв его, расцеловал.
На этом заботы о. архимандрита о Мамврийском участке не остановились. После этой сделки удалось купить еще несколько прилегающих к Дубу смежных владений и, таким образом, округлить нашу там усадьбу. Но фанатизм шейхов все же не мирился с вторжением неверных в священные пределы мамврийские. Особенно много неприятностей пришлось пережить при покупке (на совершенно впрочем законных основаниях) одного из соседних владений от очень уважаемого в народе шейха Салеха Мжагеда. Протестовало и местное население, и турецкая администрация. В дело вмешались и паша-губернатор Иерусалима, хевронский каймакам, муфтий, кади и весь хевронский меджлис. Особенно был настроен нетерпимо муфтий, который, как пишет о том о. Антонин консулу Кожевникову, "не затрудняется публично говорить весьма почтенному и считаемому в народе за святого шейху Салеху Мжагеду, что он стоит того, чтобы снять с него чалму, повесить ее на шею ему и водить его с позором по городу за то, что продал свою землю христианам...". Но как бы то ни было, в результате этой энергичной, осторожной и умелой деятельности о. архимандрита Миссия владеет у Дуба Мамврийского участком в общей сложности площадью в 72 354,74 квадр. метра. Уже 22 мая 1871 года под сенью Дуба была совершена первая Божественная литургия, и по установившемуся потом обычаю духовенством Миссии и теперь на третий день Пятидесятницы литургия совершается на переносном престоле под деревом, явившимся родоначальником всех наших троицких березок и по преданию видевшим таинственную Троицу небесных Путников. На самый день Пятидесятницы литургия служится в Иерусалиме в соборе Св. Троицы, на второй день в приделе Св. Духа хевронского нового храма, а на третий уже под самым Дубом.
Со временем, над свидетелем славы патриарха Авраама устроен был железный навес, а самое основание ствола было окружено особым каменным фундаментом, на котором и совершается богослужение. Надо сказать, что прошедшие тысячелетия не пощадили маститого старца и значительно сказались на его внешнем виде: дерево заметно гниет, подвергается червоточине и сильно сохнет, что, по словам самого о. Антонина, начало усиливаться особенно со времени перехода дерева в наши руки (254). Одна из отсохших и бурей сломленных ветвей его хранится в Миссии в виде распиленных дощечек, на которых пишутся иконки св. Троицы для благословения богомольцев.
Ныне на этом обширном участке красуется прекрасный приют для паломников, сторожевая башня, две цистерны для дождевой воды - все это сооружения о. Антонина, не говоря уже о величественном новом храме, начатом постройкой в 1907 году при начальнике Миссии архимандрите Леониде (Сенцове) и освященном, как сказано выше в 1925 году.
Еще более трепетные евангельские воспоминания навевает христианскому сердцу одна из сравнительно ранних покупок о. архимандрита в непосредственной близости от Иерусалима, а именно вершина Елеонской горы, это дивное место Палестины, где поистине небо ближе всего к земле, где сама природа вещает о возносящейся к Творцу прославленной человеческой плоти. Этот участок был приобретен в 1870 г., что доставило немало скорбей и мучительных переживаний зависти для латинских соперников нашей Миссии. Надо сказать, что о покупке Елеонской горы для нужд русской Миссии мечтал еще архимандрит Порфирий в первое свое пребывание в Иерусалиме. В описываемое время, при протекции со стороны Наполеона II в Палестине появилась пламенная деятельница католичества, княгиня де ла Тур-д'Овернь, выбравшая местом своей деятельности именно Елеон, где она основала кармелитский женский монастырь в надежде захватить постепенно и всю гору. Но благодаря энергии и выдержке о. Антонина один за другим скупаются им от частных владельцев отдельные участки земли, выстраиваются необходимые постройки, производятся археологические раскопки, строится церковь, колокольня, стены, производятся насаждения маслин, кипарисов, сосен, и теперь на том месте красуется обширный русский женский монастырь с 180 монахинями, совершенно окруживший со всех сторон кармелитскую общину княгини Тур-д"Овернь. Общая площадь нашего елеонского владения составляет теперь 53748,54 квадр. метров с 50 постройками и необходимыми хозяйственными сооружениями.
Елеон представляет особый интерес для историка и церковного археолога. Известно, что во времена расцвета христианского зодчества в Палестине, т. е. при покровительстве цариц Елены, Евдокии, царя Юстиниана и несколько позже Елеонская гора и ее склоны обильно были украшены богатыми базиликами и монастырями, как греческими, так и армянскими. Церковное влияние этих последних было очень значительным в течение долгого времени в Св. Земле, и их христианская община была одной из богатейших и устроеннейших. Интересно, кстати, отметить обычай того времени строить на Елеоне церкви без куполов, чтобы в них над головой постоянно видеть разверстым то небо, в которое вознесся Спаситель. Среди этих многочисленных церквей и монастырей на склонах Елеона были замечательные по своей архитектуре здания, о чем красноречиво свидетельствуют начатые о. Антонином раскопки. Они обнаружили чрезвычайно ценные и интересные мозаичные украшения церквей и погребальных пещер с важными в эпиграфическом отношении надписями. Особенно интересными являются великолепные мозаичные украшения пола в часовне и в так называемом "архимандричьем доме", в котором после войны временно помещен археологический музей Миссии, завещанный ей его {170} основателем о. Антониной. Эти мозаики представляют собой поистине классические украшения своего времени и гораздо богаче, красивее и совершеннее чем, например, столь в археологии Палестины прославленные Биттирские мозаики. Часть из них - находящиеся в часовне - наукой отнесенные к IX веку, кроме мозаичных изображений рыб, птиц и различных орнаментов содержит и памятную надпись о некоем Иакове, армянском епископе Метцпинском. Памятные надписи находятся и в мозаиках погребальных пещер у Музея, а также и в наиболее совершенной, богатой и отлично сохранившейся мозаике, покрывающей часть пола нижнего этажа архимандричьего дома, которую известный археолог Vincent относит к той же эпохе, что и мозаики в часовне; но в последнее время ученые исследователи все больше склонны видеть в ней более древние (может быть, и до шестого века) византийские следы. Кроме того, в зале игуменского корпуса была найдена большая мозаика с греческой памятной надписью, относимой учеными тоже к VI веку. Все это ясно свидетельствует о местонахождении тут некогда обширного и богатого некрополя и церквей как византийских, так и армянских.
Одной из первых забот о. архимандрита было возведение приличных этому святому месту церкви и построек для предполагавшегося им на Елеоне мужского монастыря. Выстроенная им прекрасная церковь византийского стиля является одним из лучших украшений Иерусалима. Постройка храма и колокольни благодаря недостатку средств производилась очень медленно. К началу русско-турецкой войны 1877- 1878 годов церковь была доведена до уровня окон и такой ее оставил о. Антонин, вынужденный выехать из Палестины на время войны. Трудность тут была еще и в получении различных разрешений, фирманов, обходе турецких законов, задабривании чиновников Серая и т. д. Постройка церкви и школы в турецкое время была обставлена в Палестине особыми трудностями. Рассказывают, что к о. Антонину очень благоволил некий Салим-эффенди, видный чиновник Серая, и благодаря ему удавалось многое сделать. Салим-эффенди был большой любитель чаепития, и на этой почве о. архимандрит умел ему весьма угождать и часто посылал ему "чай-москоби". Несомненно, что личное обаяние Начальника Миссии преодолевало немалые трудности и облегчало ему его деятельность. Вместе с церковью строилась и величественная колокольня в 33 метра вышины, несмотря на свои размеры, очень тонкая по своей архитектуре. Своей острой вершиной, вонзенной в лазурное небо, она как бы напоминает египетский обелиск, что при разнообразности стилей в Палестине, в сущности, и не режет глаз, хотя невольно закрадывается сожаление при виде этой колокольни, что вершину Елеона не украсило златоглавое подобие Ивана Великого. Колокольня строилась тоже очень медленно. О. Антонин очень часто, насколько ему позволяли дела, посещал Елеонскую гору или когда бывал занят, то из окна своей угловой комнаты в Миссии наблюдал за постройкой в подзорную трубу. Наконец, и церковь, и колокольня были освящены, и с тех пор на вершине горы Вознесения не умолкает славянская служба. В 1885 г. был доставлен на Елеон при содействии всех русских богомольцев, своими силами перенесших из Яффы до Елеона, большой 300-пудовый колокол, пожертвованный Соликамским купцом А. В. Рязанцевым. Могучий медный голос этого колокола заглушает даже колокола миссийского собора св. Троицы, уступая лишь еще большему колоколу святогробской колокольни. С верхней галереи Елеонской колокольни в ясные дни видно даже вдали сверкающее Средиземное море, тогда как в другую сторону, по направлению к Востоку, раскрывается единственная в своем роде панорама: вблизи Вифания и дорога в Иерихон, пустынные холмы вплоть до Иордана и Мертвого моря, лавра преп. Феодосия, едва приметная вершина Сороковой горы у Иерихона и уходящее в даль Заиорданье. Тут как бы окидывается взором весь путь земной жизни Спасителя от горы Искушения до горы Вознесения. А за Мертвым морем тонут в лиловом тумане горы Моава.
Самое большое наше владение, в 9 километрах от Иерусалима у арабской деревушки Эйн-Карем, где теперь красуется другая русская женская монашеская община, досталось о. Антонину тоже не без некоторого соревнования и борьбы с латинскими миссионерами. Предание называет именно Эйн-Карем евангельской "Горней", где произошла встреча Божией Матери с праведной Елисаветой. Позднейшее открытие в заиорданском городе Мадабе мозаичной карты очень большой древности, равно как и открытые в 1909 г. на новоприобретенном миссийском участке Бет-Шаар интересные мозаики, как будто бы позволяют возражать против традиционного взгляда на Эйн-Карем как на Горнюю. Мадабская карта как раз на половине расстояния между Иерусалимом и Хевроном помещает название " Бет-Захар", т. е. по-арабски "дом Захарии". На участке Миссии Бет-Шаар ("дом ковровых палаток"), часто называемом и Бет-Захар и находящемся как раз на половине пути между Иерусалимом и Хевроном, были обнаружены фрагменты древней церкви с мозаичным полом (увы, варварски разрушенным), на котором легко заметить остатки изображения двух ланей, соприкасающихся головами, как бы целующихся. Может быть, Бет-Шаар или Бет-Захар и есть место встречи и целования двух Матерей. Во всяком случае, некоторые намеки на это делает наша житийная литература. Так синаксарь на Рождество Иоанна Крестителя горней страной иудейской называет "предел священнического града Хеврона, в нем же бе дом Захариев"; или еще более ясно: "восставши Мариам от Назарета Галилейского, иде в горняя со тщанием во град Иудов, си есть, в Хеврон, и вниде в дом Захариин, и целова Елисавет". Никодим Агиорит в своем "Синаксаристе" также упоминает предание, по его мнению позднейшее, о том, что дом Захариин был в пределах Хеврона. Впрочем, он приводит наряду с этим и другие мнения о местонахождении дома Захариина в Махерунте, Еммаусе или Вифлееме. Но вернемся из области критических предположений к традиционной Горней, к Ейн-Карему.
Среди довольно высоких холмов, по склонам засаженных маслинами, смоковницами и стройными, высокими кипарисами, теперь раскинулось несколько монашеских общин: наша русская и три латинских. Не без затруднений удалось нам стать тут твердой ногой. Дело в том, что Ейн-Карем выбрал себе как опорный пункт для своей деятельности столь известный на Востоке латинский миссионер, крещеный еврей Ратисбонн, основатель конгрегации Сионских сестер. Тогда населенная одними арабами Ейн-каремская долина впервые увидела у себя римских пришельцев. Благодаря организации и материальным средствам, католические миссионеры быстро скупают участки земли от арабских насельников, строят свою часовню, школу для детей, монастырь в честь Рождества Предтечи, обносят каменной оградой, засаживают, украшают. Впервые также холмы Ейн-Карема огласились новым для них и чуждым именем "Magnificat". Взоры Ратисбонна направлены были на холм с восточной стороны долины, чтобы и его присоединить к католическим владениям. Но тут-то вот зоркий глаз и энергия русского миссионера полагают неожиданно предел вожделениям латинян. Ратисбонн торговал на том холме, принадлежавший быв. драгоману французского консульства арабу-католику К... дом для нужд своих Сионских сестер. Но араб запросил совершенно неожиданно за весь участок, а не только за один дом сумму в 200 000 франков. Ратисбонн отступил, и тогда-то араб, будучи зол на него, предложил Русской Миссии купить его владение всего лишь за... 70 000 фр. Переговоры велись, разумеется, тайно, и сделка совершилась в величайшем секрете. Наконец, необходимый владенный акт был в руках о. Антонина. Ейн-Каремский холм, место встречи Божией Матери с праведной Елисаветой, одно из драгоценнейших, по воспоминаниям евангельским, мест стало русским, окрестилось милым русскому слуху именем "Горняя" , но на следующий день араб-драгоман был найден в своем доме отравленным. Народная молва упорно обвиняет тут католический фанатизм...