В связи с колоколам сегодня в ленте всплыла история с сельской рындой. Какой-то блогер во время пожаров 2010-го жаловался, что не то что пожарных на селе не осталось, но даже и рынду украли. Аж до Путина тогда дошло, и он велел купить рынду взамен украденной. Владимир Бородин написал, что СМИ надо назвать не "Колокол", а "Рында". Более лучший символизм современности. И действительно. В нем - не только украденная напрочь вплоть до последней рынды инфраструктура, но и заступничество за рынду Путина. А не Ходорковского...
Рында - штука непростая. Мало кто знает, что такое рында. Лев Успенский писал в "Слове о словах", в главке "Кто такая рында и зачем ее бьют". Русские моряки слышали от английских ring the bell и переврали на свой манер "рынду бей". То есть не было такого предмета в обиходе. Предмет родился из иностранного глагола. Рында стала означать колокол. Или точнее, звонкую железяку в роли колокола. Иногда кусок рельсы.
(Напоминает смешение субъекта и предиката в грамматике индейцев нутка, согласно Сепиру: "it stones down", "камнит вниз", только наоборот. Но это уже совсем другая история.)
История заимствования рынды сама по себе символична.
1) Русские всегда были замкнутые, мало кто встречался с иным, оно все было в диковинку. Купцы (Садко), моряки (опять Садко). Да и тот русский домосковский, доордынский.
2) "Выездные" не знали чужих языков, перенимали с догадками.
3) Но перенимали. Из этого рождалось какая-то пришло-почвенная смесь, которая порой воспринимается за давностью лет как почвенная. Как рында.
Владимир Путин обещал рынду разгневанному блогеру