Aug 17, 2024 08:15
Вот уже неделю украинские войска не покидают территории Курской области; несмотря ни на какие угрозы и публичные обещания новостные каналы ежедневно публикуют очередные сообщения и видеоролики, складывающиеся в одну общую картину: «Бои продолжаются». Реакция на - если называть вещи своими именами - вторжение иностранных войск на российскую территорию поразительно безучастна.
Внезапная акция ВСУ привела в растерянность аналитиков и блогеров. Они наперебой выдвигают различные версии происходящего, пытаясь понять, что же замыслил противник и к чему стремится, но проверить ни одну из них пока случая не представилось и на вопрос «что происходит» внятного ответа тоже пока нет. Новости противоречат одна другой, опровергаются, потом опровергаются опровержения, и из этого водоворота сложно выплыть. В пабликах российские военные порой освобождают и зачищают от украинских военных населенные пункты, в которых украинских военных - по заверениям ровно тех же пабликов несколькими часами ранее - нет и никогда не было.
Уверенно можно сказать лишь то, что украинские солдаты по-прежнему совершают атаки на российские деревни и поселки; о масштабах происходящего можно судить разве что по сообщениям о количестве эвакуированных из приграничных районов жителей - уже около 120 тысяч человек в Курской области, более 11 тысяч в Белгородской.
Пять дней назад глава российского Генштаба Валерий Герасимов доложил: подразделения ВСУ, перешедшие границу, имели численность до одной тысячи человек. Из них более 300 было убито или ранено, по словам Герасимова, уже на момент доклада. С тех пор, по заведенной традиции, количество ликвидированных солдат и сожженной техники в отчетах росло в прогрессии с каждым днем. Эвакуация тем временем продолжается.
Официальные данные, естественно, призваны радовать телезрителя.
Многие россияне, особенно старшего поколения, не привыкшие к соцсетям и мессенджерам, возможно, так до сих и не в курсе, что в Курской области вообще что-то необычное происходит. Была попытка прорыва, она пресечена, на этом вопрос для этой категории граждан и исчерпан. Сгоревшую в Октябрьском колонну они не видели - где бы им ее увидеть?
У других граждан, ведущих не столь простую и безгрешную жизнь, возникает диссонанс.
Впервые со времен Великой Отечественной регулярные войска другого государства вторгаются в пределы страны, а все ведут себя так, как будто ничего особенного не произошло.
Разумеется, событию было отведено определенное время в политических ток-шоу, и президент собрал заседание Совбеза, но в целом внимания на него обратили не больше, чем на любой другой эпизод спецоперации. Ну враг, ну вторгся, что ж теперь. На то он и враг, чтоб вторгаться, в конце концов, такова его природа.
Хотя обстреливают уже не Шебекино - Курск, вторжение не стало поводом ни для объявления новой мобилизации, ни для обращения главы государства к народу даже в целях демонстрации хищнической сущности врага, подтверждения того, что враг в самом деле, как мы и опасались, стремится захватить наши земли. Оно не привело и к подъему энтузиазма и очередям в военкоматах - да, Путин заявил о том, что количество желающих подписать контракт на службу в последние дни увеличилось, однако других признаков этого пока нет и неизвестно, не обусловлено ли это скорее недавними повышениями контрактных выплат (с 1 августа указом Путина федеральная выплата выросла вдвое, до 400 тысяч рублей, регионы тоже стараются - в итоге сейчас контрактнику стало полагаться полтора-два миллиона единовременно). Да и защищать родину ополченцы, по идее, должны уже идти не по контракту.
На 1941 год, в общем, совсем не похоже.
Отсутствуют «братья и сестры», нет объявлений из серии «райком закрыт, все ушли на фронт».
Все это кажется странным - казалось бы, повод-то есть. Повод есть, а ожидаемой по всем канонам реакции нет. Не хочется вызывать панику? А когда вообще начинать волноваться - когда украинская армия будет в подмосковных Химках, у противотанковых «ежей», или и тогда еще рановато?
Не состоялось, черт возьми, даже патриотического митинга. Когда Youtube заблокировал канал певца Шамана, и то организовали концерт под окнами американского посольства; вторжение на российскую территорию как будто считается менее значимым событием.
Диссонанс возникает, во-первых, из-за того, что государственная пропаганда слишком обильно применяет «восходящие метафоры», сравнивая действующий конфликт именно со Второй мировой как минимум. Власть не хочет войти в историю с очередной, условно, «войной в Афганистане», это слишком мелко - общим местом стало описание конфликта как противостояния с глобальным Западом, со всем НАТО целиком. А некоторым мало и этого - как максимум, речь вообще идет о космической битве добра и зла, в которой мы бьемся буквально с самим сатаной. Одновременно в последнее десятилетие весьма энергично продвигается политика «памяти о войне» - тщательным образом изучается, препарируется и подается зрителю по возможности каждый эпизод Великой Отечественной, с полководцами которой власть незаметно сравнивает себя, а с солдатами - всех нас.
В результате закрепления ассоциаций граждане ждут буквального ремейка 1941-1945 годов, и только его. Другими словами, вторжение должно означать сотни дивизий, железным маршем врывающихся в Россию широким фронтом и захватывающих один город за другим, а вот такое вторжение ВСУ в отдельные районы отдельной области или даже двух совсем не соответствует намертво вбитому стереотипу - и как следствие не требует действия.
Размывая и затуманивая понятия, пропаганда в итоге кусает сама себя за хвост: когда действие ей все же требуется, индуцировать его оказывается весьма сложной задачей; и других средств, кроме еще большего повышения выплат, власть, кажется, и не знает. Еще год назад пригожинский мятеж показал, что степень российской невозмутимости практически безгранична - в масштабе ожидаемых космических битв все земное выглядит слишком незначительным. Ценность же понятий «защита Родины» и «международно признанные территории» за последние годы парадоксальным образом не выросла, а девальвировалась в результате спецоперации. А как еще, если границы стали непостоянным пунктиром?
При этом граждане берут пример все-таки с власти, которая в вертикальной системе самоназначается всеобщим ориентиром, а она ведет себя в этом смысле не вполне последовательно. Проецируя на всю страну, как на купол планетария, преувеличенно грандиозную риторику, она скромно отходит в сторону в тот момент, когда нужно вести себя так, как репетировали. Люди, только что грозившие молниями в ответ на пересечение «красных линий», начинают делать вид, что никаких «красных линий» и не было. Это не раздвоение, разумеется - обыкновенное перевоплощение актера в Гамлета и обратно.
Произнося речи про «священную войну», Кремль вводит в Курской области режим КТО и таким образом, по мнению аналитиков Института изучения войны, по всей видимости, делает главным на этом направлении не военного, а главу ФСБ Александра Бортникова - получается, что украинские рейды это и не война вовсе. В кремлевской оптике это логично, ведь в рамки спецоперации эти рейды никак не укладываются, но как-то обозначить их нужно. Правда, при этом приходится все-таки пожертвовать пафосом.
Как же ведут себя зрители? Точно так же. Находясь в партере, они как бы негласно договариваются верить происходящему на сцене. Важно подчеркнуть, что театр ни в коем случае не является обманом. Ни актер, ни зритель здесь не лжет. Человек, который посреди представления начнет разоблачать исполнителя, мол, не Гамлет это, товарищи, и вообще не принц никакой, а Иван Петрович Сидоров - как это пыталась делать российская оппозиция - ничего, кроме шикания, в свой адрес не услышит. Клавдия зритель ненавидит в этот момент искренне, но по выходу из театра брать его жилище штурмом, разумеется, не пойдет. Резкое снижение пафоса он воспринимает как естественную часть правил, хотя только что аплодировал и верил. А того, кто воспримет все слишком буквально, выведут из зала с тем же успехом и отвезут в участок. Поэтому объявлять мобилизацию и выступать с пламенными призывами для Кремля может оказаться чревато тем, что ему попросту не поверят.
россия,
путинизм,
ложь,
"народ",
война,
“На Берлин!”,
"можем повторить"