Рефлексия. Часть 5
Проснулся Лёнька со смешанными чувствами. С одной стороны, семь с лишним тысяч долларов рисовали перспективу сколь сытую, столь же и приятную. На ближайшие четыре месяца. Хотя бы. С другой же - это был Каравай. Тот, у которого он уже взял эти деньги. Не будучи знакомым с ним до вчерашнего вечера лично, он всё же вполне себе представлял всю степень ответственности. Опасности даже.
Протянув руку к столику возле кровати, Лёнька подцепил тремя пальцами плоскую бутылку коньяку, пустил в рот тягучую струю из трёх жгучих терпких глотков и посмотрел на ситуацию иначе. Он никому не обещал ничего невозможного. Четыре месяца на десять авторских листов - срок, безусловно, сжатый. Но вполне себе. Он справится. И всё у него будет хорошо. И это ещё - как минимум.
Перед зеркалом в ванной, зажав зубную щётку во рту, Лёнька вдруг осознал одну вещь, о которой они с Караваем не говорили. Но которая, тем не менее, была важна для их теперь уже общего дела. Книга должна быть написана от женского имени. С женским взглядом на вещи. И ему просто необходимо с женщиной этой поговорить. Просто чтобы уловить её говор. Почувствовать её лексикон. Её манеры и повадки. Иначе он всё будет выдумывать. Вместо того, чтобы позволить мыслям вытекать словами из головы как песочная жижа на пляже из твоей щепотки, когда ты строишь из неё башенки.
Теперь ему снова нужно обратиться к Михал Евгеньичу. С просьбой довольно пикантной. На посторонний взгляд.
- А иначе я просто не успею. И нич-чего хорошего из этого не выйдет. Я серьёзно, Михал Евгеньич. Это необходимо для работы. И для того, чтобы ни-икто из читателей не сомневался в том, что книгу эту написала именно Полина Валерьевна. А не кто-то другой. Тем более - мужчина.
Каравай сопел в трубку с полминуты, после чего соблаговолил:
- Это твой номер? Я перезвоню через десять минут.
Будущего официального автора потенциального бестселлера Каравай в разговоре с Лёнькой называл не иначе, как Полина Валерьевна. Лёнька уловил эту манеру и говорил о ней теперь так же. По имени-отчеству. Валерьевна - так Валерьевна. За пятнадцать-то тысяч. Лёнька прилёг на кровать, раскинул в стороны руки и растянул рот в улыбке, прикрыв глаза. Лёнька не против. Лёнька - профессионал.
Протянув руку к столику возле кровати, Лёнька подцепил тремя пальцами плоскую бутылку коньяку, пустил в рот тягучую струю из трёх жгучих терпких глотков и посмотрел на ситуацию иначе. Он никому не обещал ничего невозможного. Четыре месяца на десять авторских листов - срок, безусловно, сжатый. Но вполне себе. Он справится. И всё у него будет хорошо. И это ещё - как минимум.
Перед зеркалом в ванной, зажав зубную щётку во рту, Лёнька вдруг осознал одну вещь, о которой они с Караваем не говорили. Но которая, тем не менее, была важна для их теперь уже общего дела. Книга должна быть написана от женского имени. С женским взглядом на вещи. И ему просто необходимо с женщиной этой поговорить. Просто чтобы уловить её говор. Почувствовать её лексикон. Её манеры и повадки. Иначе он всё будет выдумывать. Вместо того, чтобы позволить мыслям вытекать словами из головы как песочная жижа на пляже из твоей щепотки, когда ты строишь из неё башенки.
Теперь ему снова нужно обратиться к Михал Евгеньичу. С просьбой довольно пикантной. На посторонний взгляд.
- А иначе я просто не успею. И нич-чего хорошего из этого не выйдет. Я серьёзно, Михал Евгеньич. Это необходимо для работы. И для того, чтобы ни-икто из читателей не сомневался в том, что книгу эту написала именно Полина Валерьевна. А не кто-то другой. Тем более - мужчина.
Каравай сопел в трубку с полминуты, после чего соблаговолил:
- Это твой номер? Я перезвоню через десять минут.
Будущего официального автора потенциального бестселлера Каравай в разговоре с Лёнькой называл не иначе, как Полина Валерьевна. Лёнька уловил эту манеру и говорил о ней теперь так же. По имени-отчеству. Валерьевна - так Валерьевна. За пятнадцать-то тысяч. Лёнька прилёг на кровать, раскинул в стороны руки и растянул рот в улыбке, прикрыв глаза. Лёнька не против. Лёнька - профессионал.