Рефлексия. Часть 3
Пьяный Лёнька был элегантен и жесток. В равной степени. И ему это шло. У него это получалось. Как мало у кого. Весь вопрос-то был в том, что ему самому это всё не особенно нравилось. Наверное было бы проще, если он воспринимал бы жизнь полегче, что ли. Как обладатель более толстой кожи.
Но разве ж такое возможно? Это ведь самое большое и естественное разочарование взросления и роста: постепенно и неизбежно оставаться в одиночестве. Когда по простому принципу пирамиды карабкаешься вверх, оказываясь во всё более узком кругу. Во всё более тесной компании. И в конце концов - остаёшься совсем один. Если не расслабишься в какой-то момент и не отвергнешь сам этот принцип. И тогда ты сможешь расти сколь угодно высоко, не теряя при этом близкого для тебя круга общения. Но для этого надо очень и очень постараться. Не меньше, пожалуй, чем для самого роста. Нет. Нисколько не меньше.
Телефон всегда звонит не вовремя. Всякий раз его вибрация вытаскивает тебя из твоего мира куда-то вдаль. И в этом его прелесть. В его способности перенести тебя из одного мира в другой.
- Алло. Да. Слушаю. - Едва не роняя трубку, Лёнька ответил на звонок.
- Это Леонид Гаевский?
Голос в трубке звучал чрезвычайно уверенно. Таким тоном говорят милиционеры и начинающие менеджеры. Давно Лёнька не слышал такого тона. В последнее время всё как-то больше люди ветреные и всё как-то больше по пустякам разговаривали с ним. Он и сам был таков. В последнее время.
- Да, это я. Леонид. Гаевский.
- Здравствуйте, Леонид. Меня Михаил зовут. Мне ваш номер Толик дал.
«Толик уделал столик». По инерции подумал Лёнька.
- Да, слушаю вас, Михаил.
- Нам нужно встретиться. Поговорить. У меня к вам есть деловое предложение.
Однако. Нужно ему, понимаешь.
- Конечно, Михаил. Где и когда вам было бы удобно?
Михаил в телефоне громко дышал секунд десять. Потом отозвался.
- Знаете кафе на Ленина? Прямо за отелем «Европа»?
Лёнька знал это кафе. Так он и ответил.
- Вот тогда давайте там увидимся сегодня часиков в шесть вечера.
- В шесть? Давайте. - Лёнька тёр глаз и прикидывал, когда это: шесть вечера. - Как я вас узнаю?
- Я вас сам узнаю. Будьте там к шести.
Разговор на этом закончился. Лёньке только и осталось, что иронично приподнять брови и скривить в ухмылке рот. Бывают же на этом свете деловые люди. Но он не против. К шести - вполне себе. Подумал Лёнька и поплёлся в ванную. Дуся крутилась под ногами. Как кошке ей в Лёнькином мире было позволено практически всё. Зеркало отражало небритую физиономию. Зубная щётка топорщилась в стакане зелёной щетиной. Ванна блестела своей однобитной белизной. Начинался один из оставшихся дней Лёнькиной жизни.
Если б допустимо было вообще не бриться - Лёнька плёл бы косички из бороды, перемежая чёрно-рыжие волосы с васильками и ромашками. Так и ходил бы. Но так не было заведено в этом мире. И Лёнька брился. Становясь на пять лет моложе всякий раз, шлёпая себя ладонями по голым щёкам.
Михаил, говоришь? Деловое предложение, да? Ну-ну.
Куриное филе со стручковой фасолью спряталось под крышкой, обещая десятиминутную готовность. Чай в заварнике начинал разворачивать свои листочки, даря кипятку цвет и вкус. Дуся жадно глотала кусочки корма. Лёнька чесал мочку уха и думал, что эти оранжевые обои в кухне можно уже и переклеить. Было два часа дня. Пасмурного, хотя и майского.
Курица, к слову, удалась. С курицей у Лёньки всегда складывалось. И с овощами. И с рыбой. В отличие, скажем, от говядины. Хотя и любил он её больше первых двух.
Когда на дворе май, кажется, что возможно всё. Примерно так оно, кстати, и есть. И тем более нелепыми кажутся майские тучи. Разве не достаточно им ноября? Однако и в мае они имеют наглость застить иной раз небо своей серостью. И даже дождить порой. Невзирая на вполне понятные наши ожидания.
Но разве ж такое возможно? Это ведь самое большое и естественное разочарование взросления и роста: постепенно и неизбежно оставаться в одиночестве. Когда по простому принципу пирамиды карабкаешься вверх, оказываясь во всё более узком кругу. Во всё более тесной компании. И в конце концов - остаёшься совсем один. Если не расслабишься в какой-то момент и не отвергнешь сам этот принцип. И тогда ты сможешь расти сколь угодно высоко, не теряя при этом близкого для тебя круга общения. Но для этого надо очень и очень постараться. Не меньше, пожалуй, чем для самого роста. Нет. Нисколько не меньше.
Телефон всегда звонит не вовремя. Всякий раз его вибрация вытаскивает тебя из твоего мира куда-то вдаль. И в этом его прелесть. В его способности перенести тебя из одного мира в другой.
- Алло. Да. Слушаю. - Едва не роняя трубку, Лёнька ответил на звонок.
- Это Леонид Гаевский?
Голос в трубке звучал чрезвычайно уверенно. Таким тоном говорят милиционеры и начинающие менеджеры. Давно Лёнька не слышал такого тона. В последнее время всё как-то больше люди ветреные и всё как-то больше по пустякам разговаривали с ним. Он и сам был таков. В последнее время.
- Да, это я. Леонид. Гаевский.
- Здравствуйте, Леонид. Меня Михаил зовут. Мне ваш номер Толик дал.
«Толик уделал столик». По инерции подумал Лёнька.
- Да, слушаю вас, Михаил.
- Нам нужно встретиться. Поговорить. У меня к вам есть деловое предложение.
Однако. Нужно ему, понимаешь.
- Конечно, Михаил. Где и когда вам было бы удобно?
Михаил в телефоне громко дышал секунд десять. Потом отозвался.
- Знаете кафе на Ленина? Прямо за отелем «Европа»?
Лёнька знал это кафе. Так он и ответил.
- Вот тогда давайте там увидимся сегодня часиков в шесть вечера.
- В шесть? Давайте. - Лёнька тёр глаз и прикидывал, когда это: шесть вечера. - Как я вас узнаю?
- Я вас сам узнаю. Будьте там к шести.
Разговор на этом закончился. Лёньке только и осталось, что иронично приподнять брови и скривить в ухмылке рот. Бывают же на этом свете деловые люди. Но он не против. К шести - вполне себе. Подумал Лёнька и поплёлся в ванную. Дуся крутилась под ногами. Как кошке ей в Лёнькином мире было позволено практически всё. Зеркало отражало небритую физиономию. Зубная щётка топорщилась в стакане зелёной щетиной. Ванна блестела своей однобитной белизной. Начинался один из оставшихся дней Лёнькиной жизни.
Если б допустимо было вообще не бриться - Лёнька плёл бы косички из бороды, перемежая чёрно-рыжие волосы с васильками и ромашками. Так и ходил бы. Но так не было заведено в этом мире. И Лёнька брился. Становясь на пять лет моложе всякий раз, шлёпая себя ладонями по голым щёкам.
Михаил, говоришь? Деловое предложение, да? Ну-ну.
Куриное филе со стручковой фасолью спряталось под крышкой, обещая десятиминутную готовность. Чай в заварнике начинал разворачивать свои листочки, даря кипятку цвет и вкус. Дуся жадно глотала кусочки корма. Лёнька чесал мочку уха и думал, что эти оранжевые обои в кухне можно уже и переклеить. Было два часа дня. Пасмурного, хотя и майского.
Курица, к слову, удалась. С курицей у Лёньки всегда складывалось. И с овощами. И с рыбой. В отличие, скажем, от говядины. Хотя и любил он её больше первых двух.
Когда на дворе май, кажется, что возможно всё. Примерно так оно, кстати, и есть. И тем более нелепыми кажутся майские тучи. Разве не достаточно им ноября? Однако и в мае они имеют наглость застить иной раз небо своей серостью. И даже дождить порой. Невзирая на вполне понятные наши ожидания.