Прощальный взгляд
Два текста об одном и том же…
Станислав Смагин, политолог:
Конечно, история с Куваевым и его Масяней, которые теперь заукраинствуют на уровне Гордона-Арестовича, приправленного Невзоровым, показывает, что весь либеральный иронично-стебный постмодернизм имеет вполне четкие границы. Достаточно нарушить систему жестких табу, сказав, что Крым это не Украина, Россия имеет право на национальные интересы, а русские дети - на защиту русским солдатом, как глаза наливаются кровью, а безвкусно-аляповатый и бессмысленно-безобидный портак на щуплой хипстерской руке (сом в панамке на скутере или там надпись на хеттском шрифтом Arial 14 калибра) превращается в свастон или символику одного из запрещенных в РФ нацбатальонов.
Несколько лет назад на литературном семинаре столкнулся с колоритной парочкой - известная в узких кругах поэтка (крымская, что характерно, родом из Херсона) и ее верная оруженосица, известная в еще более узких кругах писателка, написавшая какой-то роман из гуцульской жизни, косплеящий "Тени забытых предков", то ли "Озеро Василя", то ли "Река Тодора"; там одного из героев в молодости рубанули по башке топориком, и он так и ходил всю жизнь с этим топориком, вросшим в голову. Парочка из серии "девушка и ее страшная подруга" (вру, обе страшные). Та, что поэтка, учила через губу "нельзя писать о войне торжественно, можно только как в "Валенках" у Дегена", а писателка сообщила "мы живем в эпоху постмодернизма и значит ОБЯЗАНЫ творить в этой парадигме". Именно так, ОБЯЗАНЫ, капслок чувствовался даже в устной речи. Сейчас, не сомневаюсь, обе заукраинствуют как не в себя, совсем не в указанной парадигме.
Казалось бы, какая вам разница, чей Крым, Донецк или Херсон, если никто там по-прежнему не мешает есть печеньки с каннабисом (или мешает ровно в той же степени, что при старой власти), носить дреды и писать невыразимо нелепые бессмыслицы a la "рыбкой пускай плывет маленький Данте околоплодных вод" или "переводи меня на слух из школы в школу,
так водят маленьких старух за корвалолом" (я тоже так могу - "порви меня, роняя тень, частей на пару / как рвет пьянчугу целый день после бояры"). Но разница, оказывается, капитальная.
[источник]
Игорь Караулов, поэт:
Помнишь односолодовый виски?
Без него мне в жизни было пусто.
Я тогда отслеживал новинки
дегенеративного искусства.
Я любил очкастых лесбиянок,
юношей с изящной формой зада,
Гельмана просторный полустанок
на задворках Курского вокзала.
Я бывал на ярких биеннале,
где рулила Маша или Лиза
и меня ещё не проклинали
корифеи концептуализма.
Где во мне признали человека,
да и я поверил, что не овощ.
Где бродил с бокальчиком просекко
депутат Евгений Бунимович.
А потом они сожгли Одессу,
концептуализма корифеи,
и свою коричневую мессу
праздновали в каждой галерее.
А потом весенний Мариуполь
расстреляли рыцари дискýрса.
Тут-то и пошёл во мне на убыль
интерес к их модному искусству.
Я люблю донбасских ополченцев,
песни их про смерть и про победу.
Я люблю кадыровских чеченцев.
Я на биеннале не поеду.
И теперь уже навеки русскую,
никогда любить не перестану
Вагнера израненную музыку
и желать спасения Тристану.
[источник]
Станислав Смагин, политолог:
Конечно, история с Куваевым и его Масяней, которые теперь заукраинствуют на уровне Гордона-Арестовича, приправленного Невзоровым, показывает, что весь либеральный иронично-стебный постмодернизм имеет вполне четкие границы. Достаточно нарушить систему жестких табу, сказав, что Крым это не Украина, Россия имеет право на национальные интересы, а русские дети - на защиту русским солдатом, как глаза наливаются кровью, а безвкусно-аляповатый и бессмысленно-безобидный портак на щуплой хипстерской руке (сом в панамке на скутере или там надпись на хеттском шрифтом Arial 14 калибра) превращается в свастон или символику одного из запрещенных в РФ нацбатальонов.
Несколько лет назад на литературном семинаре столкнулся с колоритной парочкой - известная в узких кругах поэтка (крымская, что характерно, родом из Херсона) и ее верная оруженосица, известная в еще более узких кругах писателка, написавшая какой-то роман из гуцульской жизни, косплеящий "Тени забытых предков", то ли "Озеро Василя", то ли "Река Тодора"; там одного из героев в молодости рубанули по башке топориком, и он так и ходил всю жизнь с этим топориком, вросшим в голову. Парочка из серии "девушка и ее страшная подруга" (вру, обе страшные). Та, что поэтка, учила через губу "нельзя писать о войне торжественно, можно только как в "Валенках" у Дегена", а писателка сообщила "мы живем в эпоху постмодернизма и значит ОБЯЗАНЫ творить в этой парадигме". Именно так, ОБЯЗАНЫ, капслок чувствовался даже в устной речи. Сейчас, не сомневаюсь, обе заукраинствуют как не в себя, совсем не в указанной парадигме.
Казалось бы, какая вам разница, чей Крым, Донецк или Херсон, если никто там по-прежнему не мешает есть печеньки с каннабисом (или мешает ровно в той же степени, что при старой власти), носить дреды и писать невыразимо нелепые бессмыслицы a la "рыбкой пускай плывет маленький Данте околоплодных вод" или "переводи меня на слух из школы в школу,
так водят маленьких старух за корвалолом" (я тоже так могу - "порви меня, роняя тень, частей на пару / как рвет пьянчугу целый день после бояры"). Но разница, оказывается, капитальная.
[источник]
Игорь Караулов, поэт:
Помнишь односолодовый виски?
Без него мне в жизни было пусто.
Я тогда отслеживал новинки
дегенеративного искусства.
Я любил очкастых лесбиянок,
юношей с изящной формой зада,
Гельмана просторный полустанок
на задворках Курского вокзала.
Я бывал на ярких биеннале,
где рулила Маша или Лиза
и меня ещё не проклинали
корифеи концептуализма.
Где во мне признали человека,
да и я поверил, что не овощ.
Где бродил с бокальчиком просекко
депутат Евгений Бунимович.
А потом они сожгли Одессу,
концептуализма корифеи,
и свою коричневую мессу
праздновали в каждой галерее.
А потом весенний Мариуполь
расстреляли рыцари дискýрса.
Тут-то и пошёл во мне на убыль
интерес к их модному искусству.
Я люблю донбасских ополченцев,
песни их про смерть и про победу.
Я люблю кадыровских чеченцев.
Я на биеннале не поеду.
И теперь уже навеки русскую,
никогда любить не перестану
Вагнера израненную музыку
и желать спасения Тристану.
[источник]