Каждый год перед Пасхой меня охватывает смутный страх. Страх того, что на этот раз ничего не выйдет, а если выйдет - то пройдет мимо меня, не смогу по-настоящему обрадоваться, ибо Domine, non sum dignus.... И всякий раз, с наступлением момента, в груди расплетается клубок, и Воскресение: вот оно тут, потому что tantum dic verbo - et sanabitur anima mea.
С Иерусалимом так же.
С одной стороны, это просто город: по уши грязных и веселых арабов; ортодоксальных иудеев, завернутых в свитки Закона; туристического тусидла в окружении груды вещей: от кадила до календарика; самозамкнутых монахов, удивленно вскидывающих прозрачные глаза.... Это очень восточный город, где главным из пяти чувств оказывается запах. Я могу узнать его с закрытыми глазами: горячий камень, кардамон, свежий хлеб, лавровый лист, сандал, зира, ладан.... Это пространство тела. Что может вызвать неприятие в случае излишней накрученности ожиданий.
...и все-таки эгрегор работает. Не в рамках положенного, а вопреки многому. Возможно, потому что для паломничества необходимо сдвинуться с места. А возможно потому, что этим оливам и правда 2 тысячи лет. Камень можно подделать, положить другой, а масличное дерево - не сымитируешь.
Ну, а что до базара, на Голгофе тогда тоже кто-то продавал сладкую вату и магнитики с портретом кесаря. Это не красит нас как массовку, потому что спрос на вату и кесаря все еще зашкаливает.
Только выйдя за ворота Старого Города я понимаю - что-то изменилось. Нет - уже не Иерусалим. Там, в стенах остался - он, а здесь другое.
Вокруг обнаруживается чередование устроенного и напряженного государства Израиль, где девушки с автоматами - гарант мирной жизни, и арабского очаровательного пофигизма между кальяном и помойкой, с ласково-жадными котами и расслабленной энергичностью. Здесь можно тянуть вино на камнях у моря, фланировать по набережным, торговаться за старинное серебро и новый шелк, и лениво отпускать счет времени.... Здесь - благодатная земля отдыха, где текут мед и молоко. Как обещано.
...а в Иерусалиме иссушенная почва буквально горит под ногами. Невозможно стоять на месте: и ты бежишь непрерывно, пока в десятый-одиннадцатый-двенадцатый раз за день не окажешься у Храма. За день обжигает, за неделю - опаляет до ожога. Дальше: или уехать или стать монахом. Теплым ты не выживешь.
Если здесь что и течет - то это кровь.
Даже вода сомнительна: Кедрон давно пересох.
Страх оказывается бессмысленным. Пасха наступит вне зависимости от твоей личной готовности.