Равнодушные нации, рабская психология, утраченная нравственность?
Оригинал взят у tumbalele в Равнодушные нации, рабская психология, утраченная нравственность?
Когда происходят какие-то резонансные события в обществе, связанные с темами морали и нравственности (затрагивающие всё общество), очень часто реакции людей бывают такого типа:
А) Осуждение всей нации/страны скопом за то какое-то аморальное/безнравственное деяние, которое совершают некоторые её представители. Нередко включает в себя самобичевание ("да, мы все ничтожества!").
Б) Оправдание аморального/безнравственного поведения представителей этой нации или социальной группы/класса (при этом за подобное же представителей чужих наций часто осуждают).
В) Самоутверждение представителей других стран (по принципу «а вот у нас такого просто не может быть!», «из нас выветрился рабский дух, а из вас - нет!» - реальные комментарии).
Большинство подобных реакций основано на игнорировании ситуативных факторов и преувеличении внутрипсихологических («люди в этой стране поступают не потому, что в стране есть факторы, способствующие такому поведению, а потому, что сами люди в этой стране испорчены и порочны»). В связи с этим приведу один большой, но очень интересный с психологической и культурологической точки зрения фрагмент из книги Э.Озноса «Век амбиций. Богатство, истина и вера в новом Китае». Как раз про резонансные события и рефлексию над ними - на примере Китая. Мои комментарии/сокращения выделены отдельно и в скобках, для удобства восприятия. Все фотографии реальные, отражают события и людей, описанных в тексте.
«В жизни каждой страны бывают моменты, когда люди останавливаются, оценивают свои поступки и задумываются, не сбились ли они с пути. Для китайцев один из таких моментов пришелся на полдень 13 октября 2011 года в южном городе Фошань.
(В этот день продавщица Цу Фэйфэй возвращалась с работы домой вместе со своей двухлетней дочкой по имени Юэюэ, которую соседи называли не иначе как Малышка Юэюэ. Жизнь в городке Фошань была устроена так, что эта маленькая девочка частенько ходила по соседям сама, одна, и родителей это не сильно беспокоило - соседи рады были принимать малышку. Но вот 13 октября 2011 девочка вместо соседей выбралась на проезжую часть… ).
В 17.25 Малышка Юэюэ оглянулась через плечо и еще успела увидеть приближающийся микроавтобус. Ху Цзюнь почувствовал легкий толчок - настолько легкий, что он решил: под колеса попал мешок тряпья или картонная коробка. Он не остановился.
Малышку Юэюэ переехало дважды: сначала переднее колесо, потом заднее. Она осталась лежать за грудами товара и почти не шевелилась. Через двадцать секунд к ней подошел мужчина в белой рубашке и темных брюках. Он взглянул на ребенка, остановился… и отправился по своим делам. Еще через пять секунд проехал мотоциклист. Он обернулся, но даже не притормозил. Через десять секунд прошел другой мужчина. Через девять секунд появился микроавтобус - и тоже переехал Малышку Юэюэ.
Люди двигались мимо: некто в синем плаще, мотоциклист в черной футболке, рабочий, грузивший товар на перекрестке. Мужчина на мотоцикле посмотрел на нее и сказал что-то владельцу магазина, прежде чем оба в спешке удалились. Через четыре минуты после наезда (одиннадцатой) прошла женщина, ведущая за руку маленькую девочку. Она владела магазином поблизости и тоже забрала дочь из школы. Она остановилась, спросила лавочника о ребенке на дороге и убежала, уводя дочь. Все продолжили свой путь: мотоциклист, пешеход и рабочий из магазина на углу.
В 17.31, через семь минут после того, как девочку сбили, подошла невысокая женщина - восемнадцатая - с пакетами пустых банок и бутылок. И остановилась. Она бросила пакеты и попыталась поднять Малышку Юэюэ. Ребенок застонал, а его тело обвисло. Эта пожилая женщина, Чэнь Сяньмэй, была неграмотной и, чтобы заработать на жизнь, сдавала мусор и металлолом. Она оттащила девочку к тротуару и огляделась. Она подошла к ближайшему продавцу, но тот был занят. Другой сказал: “Это не мой ребенок”. Чэнь бросилась в другой квартал и там встретила Цу Фэй-фэй, искавшую дочь. Мать подняла Малышку Юэюэ и побежала домой (после чего они бросились в больницу).
Врачи обнаружили, что у Юэ расколот череп и серьезно поврежден мозг. Сначала журналисты сочли это происшествие заурядным, но после увидели видеозапись. Сюжет о семнадцати прошедших мимо людях стал распространяться и вызвал поток самообвинений. Писатель Чжан Лицзя спрашивал: “Как мы, нация 1,4 миллиарда холодных сердец, можем претендовать на уважение и на роль мирового лидера?” Видеозапись постоянно повторяли по телевидению и в интернете, как моралите об очерствении в большом городе. Для многих этот случай кристаллизовал ощущение, что великое соревнование (в погоне за успехом) оставляет самых уязвимых людей Китая за бортом. Он распечатал колодец коллективной вины - за младенцев, заболевших от отравленного молока, за погибших в школах детей, а также за равнодушие к незнакомцам. Незадолго до этого газеты сообщили о смерти восьмидесятивосьмилетнего мужчины, который упал в продуктовом магазине и захлебнулся кровью, потому что никто не помог ему перевернуться.
Почти все, кто прошли мимо Малышки Юэюэ, настаивали, что ничего не видели - кроме одной: Линь Цинфэй, которая шла мимо со своей дочерью. Женщина рассказала журналистам: “Она плакала очень слабым голосом… У входа в магазин стоял молодой человек. Я спросила, его ли это ребенок. Он покачал головой и ничего не ответил. Моя дочка сказала: “Та девочка вся в крови’. Я испугалась и утащила дочь”. Когда Линь добралась до собственного магазина, она рассказала мужу о том, что видела, но тот был погружен в работу. “Никто не решался коснуться ее, - сказала Линь, - так как могла я?”
Родители Малышки Юэюэ подумали, что дочь может получить лучший уход, если они обратятся в одну из элитарных клиник. На рынке они подошли к мигранту из Шаньдуна. Тот связал их с другим мигрантом, владельцем магазина “Король абразивов”. Это был бывший военный, и он смог добиться отправки ребенка в реанимационное отделение армейского госпиталя в соседнем Гуанчжоу. Он видел запись: “Я узнал многих из тех, кто прошел мимо и не остановился”. Когда он спрашивал их об этом, они отвечали: “Это не твой ребенок! Что ты лезешь не в свое дело?”
Маленькая Юэюэ в конце концов умерла от полиорганной недостаточности.
(Равнодушные, черствые китайцы, да у нас такого быть не может? Не торопитесь с выводами…)
В ноябре 2006 года в Нанкине пожилая женщина упала на автобусной остановке, и молодой человек по имени Пэн Юй остановился, чтобы помочь ей добраться до больницы. Придя в себя, она обвинила растерянного Пэна в своем падении, и судья заставил его выплатить более семи тысяч долларов. Приговор опирался не на доказательства, а на “логику”: Пэн никогда бы не помог, если не испытывал бы чувство вины.
Этот приговор стал сенсацией. Чем сильнее я интересовался судьбой Малышки Юэюэ, тем чаще встреченные мною китайцы говорили о “деле Пэн Юя”. Люди рассказывали похожие истории, и мораль была всегда одна: можно лишиться даже того немногого, чего вы достигли. После того, как молодого человека по имени Чэнь ложно обвинили в причинении вреда велосипедисту, он сказал журналистам: “Не думаю, что стану кому-нибудь помогать в такой ситуации”.
Антрополог Янь Юньсян изучил двадцать шесть историй “добрых самаритян”, которые стали жертвами вымогательства со стороны тех, кому они помогли, и обнаружил, что в каждом случае милиция и суды обращались с доброхотами как с виновными, пока не было доказано иное. Ни в одном из двадцати шести случаев вымогателю не потребовалось предоставить свидетеля, и ни один вымогатель не был наказан - даже после того, как невиновного оправдывали.
Когда люди узнали о Малышке Юэюэ, Чэнь Сянмэй (на фото), которая стала местной знаменитостью. Фотографы снимали ее в поле, чтобы подчеркнуть ее скромное происхождение, хотя она пыталась убедить их, что сейчас не время для сбора урожая. Она получила шесть приглашений в Пекин на официальное чествование “добрых дел”, но эта поездка принесла одни неудобства: “Я не могла понять, что мне говорят, а люди не могли понять, что говорю я” (Чэнь говорила на специфическом диалекте китайского языка).
Местные чиновники и представители частных компаний хотели сфотографироваться с ней, и Чэнь получила около тринадцати тысяч долларов в качестве вознаграждения. Но история приняла неприятный оборот. Односельчане Чэнь сочли, что она получила гораздо больше. Соседи стали просить у нее в долг. Неважно, что она отвечала, - они продолжали настаивать. Они даже попросили ее построить дорогу к деревне.
Чэнь сказала мне, что благодарна за деньги, но предпочла бы, чтобы местная администрация позволила внуку посещать школу. У него была сельская прописка. Это не позволило ему ходить в общественный детский сад, и теперь родители ежемесячно тратили семьсот юаней на частную школу.
Поступок Чэнь имел странные последствия и для ее сына. Не важно, сколько раз он говорил коллегам, что не разбогател: люди решили, что у его матери теперь целое состояние. Ему даже пришлось уволиться. Теперь ему надо было проводить за рулем микроавтобуса тринадцать часов в день, и это оказалась лучшая работа, которую он смог найти.
Со всей страны присылали пожертвования для родителей Малышки Юэюэ. Местные школьники прислали банку из-под печенья, набитую мелкими купюрами. Журналисты из родной провинции отца девочки призвали (из лучших побуждений) ему звонить. За пять минут Ван Чичан получил пятьдесят один пропущенный вызов.
А в интернете стала приобретать популярность теория заговора: будто и видеозапись, и девочка, и врачи - все ложь. Ханна Арендт когда-то разглядела “особенный вид цинизма” в обществах, склонных к “полной и постоянной замене фактической истины ложью”. Ответом на это, писала Арендт, является “абсолютный отказ признать что-либо правдой”. Пытаясь положить конец слухам, отец пригласил журналистов посмотреть, как он подсчитывает пожертвования и кладет деньги в банк. Но рассуждения о заговоре не прекратились. К концу октября Ван уже отчаянно хотел избавиться от денег. Он пожертвовал их двум нуждающимся пациентам, а потом он и его жена попросту отказались выходить на улицу. Родители видели дочь во сне: отец обнимал ее или возил на спине; во снах матери Малышка Юэюэ всегда была в желтом платье и смеялась.
Через несколько недель после смерти Малышки Юэюэ власти Шэньчжэня первыми в Китае приняли меры по защите “добрых самаритян”, переложив бремя доказывания на обвинителя и установив наказание за ложный донос (от публичных извинений до лишения свободы)… Конец истории.
Такая вот история. Тут переплетены личные качества людей, декларируемые и реальные ценности, спускаемые со стороны государства обществу, социально-экономическая структура, политический строй. Запредельный цинизм и презумпция виновности со стороны гос.органов вступает в союз с худшим, что есть в людях, поощряя уже их цинизм - и усиливая его же у тех же полицейских и чиновников. Замкнутый круг. И только широкая общественная рефлексия над тем, что происходит, иногда помогает этот замкнутый круг разорвать. Хоть чуть-чуть. А попытка обвинить всех скопом, проигнорировать событие или самоутвердиться («а мы вот не такие!») не помогут никак.
Когда происходят какие-то резонансные события в обществе, связанные с темами морали и нравственности (затрагивающие всё общество), очень часто реакции людей бывают такого типа:
А) Осуждение всей нации/страны скопом за то какое-то аморальное/безнравственное деяние, которое совершают некоторые её представители. Нередко включает в себя самобичевание ("да, мы все ничтожества!").
Б) Оправдание аморального/безнравственного поведения представителей этой нации или социальной группы/класса (при этом за подобное же представителей чужих наций часто осуждают).
В) Самоутверждение представителей других стран (по принципу «а вот у нас такого просто не может быть!», «из нас выветрился рабский дух, а из вас - нет!» - реальные комментарии).
Большинство подобных реакций основано на игнорировании ситуативных факторов и преувеличении внутрипсихологических («люди в этой стране поступают не потому, что в стране есть факторы, способствующие такому поведению, а потому, что сами люди в этой стране испорчены и порочны»). В связи с этим приведу один большой, но очень интересный с психологической и культурологической точки зрения фрагмент из книги Э.Озноса «Век амбиций. Богатство, истина и вера в новом Китае». Как раз про резонансные события и рефлексию над ними - на примере Китая. Мои комментарии/сокращения выделены отдельно и в скобках, для удобства восприятия. Все фотографии реальные, отражают события и людей, описанных в тексте.
«В жизни каждой страны бывают моменты, когда люди останавливаются, оценивают свои поступки и задумываются, не сбились ли они с пути. Для китайцев один из таких моментов пришелся на полдень 13 октября 2011 года в южном городе Фошань.
(В этот день продавщица Цу Фэйфэй возвращалась с работы домой вместе со своей двухлетней дочкой по имени Юэюэ, которую соседи называли не иначе как Малышка Юэюэ. Жизнь в городке Фошань была устроена так, что эта маленькая девочка частенько ходила по соседям сама, одна, и родителей это не сильно беспокоило - соседи рады были принимать малышку. Но вот 13 октября 2011 девочка вместо соседей выбралась на проезжую часть… ).
В 17.25 Малышка Юэюэ оглянулась через плечо и еще успела увидеть приближающийся микроавтобус. Ху Цзюнь почувствовал легкий толчок - настолько легкий, что он решил: под колеса попал мешок тряпья или картонная коробка. Он не остановился.
Малышку Юэюэ переехало дважды: сначала переднее колесо, потом заднее. Она осталась лежать за грудами товара и почти не шевелилась. Через двадцать секунд к ней подошел мужчина в белой рубашке и темных брюках. Он взглянул на ребенка, остановился… и отправился по своим делам. Еще через пять секунд проехал мотоциклист. Он обернулся, но даже не притормозил. Через десять секунд прошел другой мужчина. Через девять секунд появился микроавтобус - и тоже переехал Малышку Юэюэ.
Люди двигались мимо: некто в синем плаще, мотоциклист в черной футболке, рабочий, грузивший товар на перекрестке. Мужчина на мотоцикле посмотрел на нее и сказал что-то владельцу магазина, прежде чем оба в спешке удалились. Через четыре минуты после наезда (одиннадцатой) прошла женщина, ведущая за руку маленькую девочку. Она владела магазином поблизости и тоже забрала дочь из школы. Она остановилась, спросила лавочника о ребенке на дороге и убежала, уводя дочь. Все продолжили свой путь: мотоциклист, пешеход и рабочий из магазина на углу.
В 17.31, через семь минут после того, как девочку сбили, подошла невысокая женщина - восемнадцатая - с пакетами пустых банок и бутылок. И остановилась. Она бросила пакеты и попыталась поднять Малышку Юэюэ. Ребенок застонал, а его тело обвисло. Эта пожилая женщина, Чэнь Сяньмэй, была неграмотной и, чтобы заработать на жизнь, сдавала мусор и металлолом. Она оттащила девочку к тротуару и огляделась. Она подошла к ближайшему продавцу, но тот был занят. Другой сказал: “Это не мой ребенок”. Чэнь бросилась в другой квартал и там встретила Цу Фэй-фэй, искавшую дочь. Мать подняла Малышку Юэюэ и побежала домой (после чего они бросились в больницу).
Врачи обнаружили, что у Юэ расколот череп и серьезно поврежден мозг. Сначала журналисты сочли это происшествие заурядным, но после увидели видеозапись. Сюжет о семнадцати прошедших мимо людях стал распространяться и вызвал поток самообвинений. Писатель Чжан Лицзя спрашивал: “Как мы, нация 1,4 миллиарда холодных сердец, можем претендовать на уважение и на роль мирового лидера?” Видеозапись постоянно повторяли по телевидению и в интернете, как моралите об очерствении в большом городе. Для многих этот случай кристаллизовал ощущение, что великое соревнование (в погоне за успехом) оставляет самых уязвимых людей Китая за бортом. Он распечатал колодец коллективной вины - за младенцев, заболевших от отравленного молока, за погибших в школах детей, а также за равнодушие к незнакомцам. Незадолго до этого газеты сообщили о смерти восьмидесятивосьмилетнего мужчины, который упал в продуктовом магазине и захлебнулся кровью, потому что никто не помог ему перевернуться.
Почти все, кто прошли мимо Малышки Юэюэ, настаивали, что ничего не видели - кроме одной: Линь Цинфэй, которая шла мимо со своей дочерью. Женщина рассказала журналистам: “Она плакала очень слабым голосом… У входа в магазин стоял молодой человек. Я спросила, его ли это ребенок. Он покачал головой и ничего не ответил. Моя дочка сказала: “Та девочка вся в крови’. Я испугалась и утащила дочь”. Когда Линь добралась до собственного магазина, она рассказала мужу о том, что видела, но тот был погружен в работу. “Никто не решался коснуться ее, - сказала Линь, - так как могла я?”
Родители Малышки Юэюэ подумали, что дочь может получить лучший уход, если они обратятся в одну из элитарных клиник. На рынке они подошли к мигранту из Шаньдуна. Тот связал их с другим мигрантом, владельцем магазина “Король абразивов”. Это был бывший военный, и он смог добиться отправки ребенка в реанимационное отделение армейского госпиталя в соседнем Гуанчжоу. Он видел запись: “Я узнал многих из тех, кто прошел мимо и не остановился”. Когда он спрашивал их об этом, они отвечали: “Это не твой ребенок! Что ты лезешь не в свое дело?”
Маленькая Юэюэ в конце концов умерла от полиорганной недостаточности.
(Равнодушные, черствые китайцы, да у нас такого быть не может? Не торопитесь с выводами…)
В ноябре 2006 года в Нанкине пожилая женщина упала на автобусной остановке, и молодой человек по имени Пэн Юй остановился, чтобы помочь ей добраться до больницы. Придя в себя, она обвинила растерянного Пэна в своем падении, и судья заставил его выплатить более семи тысяч долларов. Приговор опирался не на доказательства, а на “логику”: Пэн никогда бы не помог, если не испытывал бы чувство вины.
Этот приговор стал сенсацией. Чем сильнее я интересовался судьбой Малышки Юэюэ, тем чаще встреченные мною китайцы говорили о “деле Пэн Юя”. Люди рассказывали похожие истории, и мораль была всегда одна: можно лишиться даже того немногого, чего вы достигли. После того, как молодого человека по имени Чэнь ложно обвинили в причинении вреда велосипедисту, он сказал журналистам: “Не думаю, что стану кому-нибудь помогать в такой ситуации”.
Антрополог Янь Юньсян изучил двадцать шесть историй “добрых самаритян”, которые стали жертвами вымогательства со стороны тех, кому они помогли, и обнаружил, что в каждом случае милиция и суды обращались с доброхотами как с виновными, пока не было доказано иное. Ни в одном из двадцати шести случаев вымогателю не потребовалось предоставить свидетеля, и ни один вымогатель не был наказан - даже после того, как невиновного оправдывали.
Когда люди узнали о Малышке Юэюэ, Чэнь Сянмэй (на фото), которая стала местной знаменитостью. Фотографы снимали ее в поле, чтобы подчеркнуть ее скромное происхождение, хотя она пыталась убедить их, что сейчас не время для сбора урожая. Она получила шесть приглашений в Пекин на официальное чествование “добрых дел”, но эта поездка принесла одни неудобства: “Я не могла понять, что мне говорят, а люди не могли понять, что говорю я” (Чэнь говорила на специфическом диалекте китайского языка).
Местные чиновники и представители частных компаний хотели сфотографироваться с ней, и Чэнь получила около тринадцати тысяч долларов в качестве вознаграждения. Но история приняла неприятный оборот. Односельчане Чэнь сочли, что она получила гораздо больше. Соседи стали просить у нее в долг. Неважно, что она отвечала, - они продолжали настаивать. Они даже попросили ее построить дорогу к деревне.
Чэнь сказала мне, что благодарна за деньги, но предпочла бы, чтобы местная администрация позволила внуку посещать школу. У него была сельская прописка. Это не позволило ему ходить в общественный детский сад, и теперь родители ежемесячно тратили семьсот юаней на частную школу.
Поступок Чэнь имел странные последствия и для ее сына. Не важно, сколько раз он говорил коллегам, что не разбогател: люди решили, что у его матери теперь целое состояние. Ему даже пришлось уволиться. Теперь ему надо было проводить за рулем микроавтобуса тринадцать часов в день, и это оказалась лучшая работа, которую он смог найти.
Со всей страны присылали пожертвования для родителей Малышки Юэюэ. Местные школьники прислали банку из-под печенья, набитую мелкими купюрами. Журналисты из родной провинции отца девочки призвали (из лучших побуждений) ему звонить. За пять минут Ван Чичан получил пятьдесят один пропущенный вызов.
А в интернете стала приобретать популярность теория заговора: будто и видеозапись, и девочка, и врачи - все ложь. Ханна Арендт когда-то разглядела “особенный вид цинизма” в обществах, склонных к “полной и постоянной замене фактической истины ложью”. Ответом на это, писала Арендт, является “абсолютный отказ признать что-либо правдой”. Пытаясь положить конец слухам, отец пригласил журналистов посмотреть, как он подсчитывает пожертвования и кладет деньги в банк. Но рассуждения о заговоре не прекратились. К концу октября Ван уже отчаянно хотел избавиться от денег. Он пожертвовал их двум нуждающимся пациентам, а потом он и его жена попросту отказались выходить на улицу. Родители видели дочь во сне: отец обнимал ее или возил на спине; во снах матери Малышка Юэюэ всегда была в желтом платье и смеялась.
Через несколько недель после смерти Малышки Юэюэ власти Шэньчжэня первыми в Китае приняли меры по защите “добрых самаритян”, переложив бремя доказывания на обвинителя и установив наказание за ложный донос (от публичных извинений до лишения свободы)… Конец истории.
Такая вот история. Тут переплетены личные качества людей, декларируемые и реальные ценности, спускаемые со стороны государства обществу, социально-экономическая структура, политический строй. Запредельный цинизм и презумпция виновности со стороны гос.органов вступает в союз с худшим, что есть в людях, поощряя уже их цинизм - и усиливая его же у тех же полицейских и чиновников. Замкнутый круг. И только широкая общественная рефлексия над тем, что происходит, иногда помогает этот замкнутый круг разорвать. Хоть чуть-чуть. А попытка обвинить всех скопом, проигнорировать событие или самоутвердиться («а мы вот не такие!») не помогут никак.