Российский наркоз: никогда еще так хорошо не жили!
«Россияне ещё никогда не жили так хорошо!» - так назвал свою статью один бойкий патриот, не преминув уснастить ее и самой бодрой доказухой:
«Вопреки западной пропаганде «санкции» затронули в основном только жителей Москвы и Петербурга. СВО внесла в жизнь россиян много положительного. В провинциальные города возвращаются люди, получившие за участие в СВО немалые деньги. Покупают машины и квартиры, дорогие туристические путёвки. Некоторые буквально сорят деньгами, тратя на алкоголь и проституток тысячи евро... Чем больше людей было мобилизовано в каком-либо регионе, тем больше там поддержка Путина...»
При всем вранье, ставшим верным спутником наших патриотов с их помешавшимся на нем вождем - есть тут и своя доля правды. Да, в любом общественном перевороте, потрясении, провале, ужасе есть жертвы - и есть те, кто упиваются, плевав на остальных, их выигрышем, пусть даже временным и мнимым. В Великой французской революции это были люди типа Дантона, ставшего за счет добра казнимых роялистов самым богатым человеком Франции - но угодившим у итоге под ту же гильотину. После нашей революции 1917 года гонимые при царе евреи мстительно захватили ВЧК-ОГПУ-НКВД и другие властные места - но следом чуть не поголовно пали жертвами раскочегаренных ими же репрессий...
В страшные 1990-е кроме высших паразитов, хапнувших советские объекты, сырьевые в том числе, и до сих пор жирующих с них - взошла «братва», которая скоро поехала на ее бумерах прямо на кладбища. На иных аж выросли целые аллеи перебивших друг дружку молодых бандосов... Но еще, может, страшней оказалась судьба народа, ухнувшего в непролазную, дикую нищету и выживавшего через не могу. И я не могу вырвать из памяти один эпизод той поры, в котором проявилась вся ее чудовищная сущность.
Вместе моим другом следователем московской прокуратуры Дмитрием Лило я как-то увязался на допросы по изнасилованию 35-летней женщины четырьмя курсантами ментовского училища. Эти набежавшие за сладкой московской жизнью с ее щедрыми поборами провинциалы жили все в одной комнате общаги, загорелись половой охотой, но так как честно кадрить дам было им не по зубам, решились на паскудство. Во время какого-то учебного дежурства подкатили на служебном УАЗе к Киевскому вокзалу, где тогда шла великая торговля с рук съестным, привозимым с Украины. Под каким-то предлогом сцапали свою жертву, только что отоварившуюся по сравнительной дешевке палкой приезжей колбасы, отвезли ее в свою общагу, где над ней и надругались, а колбасу ее под водку съели.
И вот мой друг допрашивает потерпевшую, она как-то довольно отрешенно излагает подробности особо тяжкого, лет на 10 преступления - но лишь доходит до колбасы, сожранной на ее глазах, рыдает душераздирающе. Дескать она ее купила мужу с сыном на неделю, а эти твари порубали за один присест - и чем ей теперь кормить своих, все деньги ушли на незабвенную покупку! Друг деликатно пропускает мимо ушей ненужные ему детали и просит подробней описать, как тащили ее мимо проходной, кто, как именно держал, раздевал - что нужно ему в протокол.
Но жертве даже не столько той четверки выродков, пошедших в ментуру не защищать, а драть родной народ - сколько всей нищей, безнадежной жизни в конце концов на сам «износ» плевать. Она, уже изнасилованная той социальной дичью, что окунула народ в мирное время в блокадный голод, не может пережить лишение ее не чести - колбасы! И все срывается с дачи показаний к самому для не главному: кто ей теперь эту колбасу вернет - натурой или хоть деньгами? Друг терпеливо объясняет, что возврат тут невозможен, колбаса была взята с рук, без чека, от нее и следа не осталось... «А шкурка! - рыдает только что зверски изнасилованная. - Они ее в урну бросили, я покажу!..»
Я выхожу из помещения, меня душат слезы, разрывает гнев ко всей этой нечеловеческой порухе, опустившей нас до озверения, глухого к понятиям добра, зла, чести... Потом выходит друг, закончивший допрос, на нем тоже лица нет - и мы бежим в магаз взять пузырь тогдашнего спирта «Рояль» и залить им то, что вынести иначе невозможно...
И вот народ, прошедший горнило того унижения, когда кому-то тоже зажилось «как никогда еще хорошо» - мне кажется, нечто спалил в себе, выжег безвозвратно тем единственно доступным тогда всем «Роялем». И его нынешний упадок в соучастника этой СВО - где просто молчаливого, а где и самого деятельного, как бойцы помета 90-х - итог того обесчеловечивания жуткими нищетой, голодом и криминальной сапой.
И в точности как вчерашние братки, наубивавшие и награбившие на их бумеры и мерсы, сочли себя королями жизни - сегодняшние выкормыши СВО цветут и пахнут заработанным на той же крови, только чужой страны. При этом их кладбищенские аллеи точно так же расцвели - но при падении в тот дикий разор, что нас постиг, соблазн наживы убивает жалость не только ко всем «братьям во Христе», но и к самому себе.
Поэтому действительно - «еще никогда так хорошо не жили», как при нынешнем, накрывшем нас нечеловеческом наркозе. Как в кабинете у зубного или на столе хирурга, когда тебя сверлят или режут - а тебе не больно, даже весело от полной нечувствительности к тому, от чего без «укола милосердия» лез бы на стенку.
Но всякий наркоз кончается когда-то - и тогда от страшных отходных болей и оттяпанного под ним может захотеться полезть не на стенку даже, а в могилу. И сегодняшнее «еще никогда так хорошо не жили» для тех, кто впрямь эдак зажили, процентов на сто с чем-то - этот самый, бесшабашно затянувшийся наркоз.