Больничные зарисовки
Больница - увеличительное стекло, проявитель всего того, что есть в обычной жизни.
Все скрытое, приглушенное здесь становится ярким и громким.
Если внутри тебя живет свет, то ты будешь маяком, помогающим другим найти тихую гавань. И это не зависит оттого, кто ты: врач, нянечка, пациент или посититель.
***
Эта женщина развозит больным еду - вместе с едой она каждому дает щепотку заботы, ложечку внимания, глоток любви. Каждому.
Она всех называет на "ты". Ее "ты" звучит в этих стенах уместно и правильно - кажется, что она знакома со всеми сто лет...И с тобой тоже... Даже те пациенты, кто отказывался от еды, после ее слов съедают пару ложек.
Она замечает то, что оставляет безучастными других людей в белых халатах.
- Ну что ж он там лежит? - обращается она к сестре на посту - Пойдем поднимем. Не дело это, чтобы человек на полу лежал.
- Я перевозку вызвала, - отмахивается медсестра.- Приедет, поднимет.
- Нет, пойдем поднимем, пусть на кровати ждет, - не отстает от нее разносчица еды.
Я уже готова предложить свою помощь, но почему-то медлю. И тут медсестра уступает:
- Ну ладно. Вечно тебе больше всех надо, - ворчит она, отправляясь в палату.
***
Больничный коридор. Пожилой мужчина диктует по телефону, список лекарст, которые надо купить.
- Бета... Бетадин, кажется. Записала? Бе-та-дин. Хлор...Хлор... тут непонятно. Хлоридип... Хлоредил? Хлорид какой-то...
- Может, хлоргексидин? - предлагаю известный мне вариант лекарста, который может пригодиться при обработке ран.
- Точно! Хлоргексидин! - радостно кричит мужчина - Слышишь, меня? Хлор-гек-си-дин! Записала?
- Тише! Что вы кричите, как на Курском вокзале?! Перестаньте! - резко и раздраженно делает замечание медсестра. на посту..
Я иду дальше по коридору по своим делам, а когда возвращаюсь, слышу монолог того самого мужчины, который только что диктовал по телефону список лекарст. Монолог обращен к сердитой медсестре:
- Вот вчера Леночка дежурила. Она добрая - не то, что вы... У нее вчера день рождения был - так мы ее все поздравляли, потому что она добрая. Она не ругается на нас. А вы чего?
Леночкина сменщица молчит, но лицо ее почему-то смягчается и становится не злобным, а печальным - наверное, ей тоже хочется, чтобы ее все любили, считали доброй и поздравляли с днем рождения...
***
Ольга Васильевна непрерывно стонет. Ее мучают боли... У нее глубокие и обширные пролежни. Она гулко и надрывно кашляет. Сегодня Ольгу Васильевну выписывают домой. Больничная сиделка Маша (восточная красавица, которую, скорей всего, зовут вовсе не Машей) собирает ее,
- Ольга Васильевна, сейчас домой поедем. Домой хотите?
- Нет... - стонет Ольга Васильевна
- Как нет? Со мной останетесь? - в шутку спрашивает Маша.
- С тобой...
Голос Ольги Васильевны слабый, чуть слышный, но "с тобой" звучит очень уверенно.
Приезжает дочь. В палату заходит медсестра, показывает дочери, как обрабатывать рану.
- Я должна САМА ЭТО делать?
- Ну да.
- Я НЕ СМО-ГУУУУ!
Не знаю, что так напугало дочку.
Рана как рана. Да, глубокая - такая, что там полностью помещается марлевый тампон. В остальном - нормальная рана: не гноится, не кровит.. Как обрабатывать, показали - бери и делай. Но дочка боится.
"Какие мы все разные," - проносится в моей бестолковой голове очевидная и банальная мысль. И я перестаю удивляться нежеланию дочери самостоятельно обрабатывать мамину рану. Перестаю удивляться и перестаю осуждать...
Почему-то всех становится нестерпимо жалко: и Ольгу Васильевну, и ее дочку, и находящихся в палате женщин, включая медсестру и сиделку Машу. .Хочется плакать...
***
В коридоре пробка: надо разъехаться трем коляскам. Я не очень умело управляюсь, а нам надо проехать по узкому проходу - двое мужчин на колясках перегородили коридор - общаются))). Пока мы проезжаем, невольно слышу их разговор. У одного из мужчин ампутировано обе ноги: одна - почти полностью, судя по пустоте под одеялом, которым он накрыт, вторая - ниже колена.
- Он меня постепенно ест.
- И давно?
- Давно. Первую операцию сделали десять лет назад. Сначала одну стопу отрезали. Через несколько лет другую. Потом по колено, выше и вот опять - скоро он всего меня съест.
Я не знаю, что за чудовище скрыто за словом "он", но мне становится жутковато - впервые хочется бежать отсюда и не оглядываться... В голове еще долго звучит: "Скоро он всего меня съест"
***
Я уду через залитый солнцем больничный парк... Останавливаюсь и собираю букет кленовых листьев. Хорошо, спокойно, тихо. Я думаю о любви, которая повсюду. Любовь разлита в воздухе - пей, дыши, наполняйся, отдавай...
***
Больница - увеличительное стекло, проявитель всего того, что есть в обычной жизни...
Если внутри тебя живет свет, то здесь ты будешь маяком, помогающим другим найти тихую гавань.
Я не знаю, кем по жизни прихожусь другим людям: маяком, дающим надежду, или досадным препятствием, о которое спотыкаешь, или просто пустым местом, не оставляющим ни досады, ни тепла, ни следа, ни воспоминаний... Я не знаю.
Но очень хочется хотя бы для кого-то быть Маяком...
Все скрытое, приглушенное здесь становится ярким и громким.
Если внутри тебя живет свет, то ты будешь маяком, помогающим другим найти тихую гавань. И это не зависит оттого, кто ты: врач, нянечка, пациент или посититель.
***
Эта женщина развозит больным еду - вместе с едой она каждому дает щепотку заботы, ложечку внимания, глоток любви. Каждому.
Она всех называет на "ты". Ее "ты" звучит в этих стенах уместно и правильно - кажется, что она знакома со всеми сто лет...И с тобой тоже... Даже те пациенты, кто отказывался от еды, после ее слов съедают пару ложек.
Она замечает то, что оставляет безучастными других людей в белых халатах.
- Ну что ж он там лежит? - обращается она к сестре на посту - Пойдем поднимем. Не дело это, чтобы человек на полу лежал.
- Я перевозку вызвала, - отмахивается медсестра.- Приедет, поднимет.
- Нет, пойдем поднимем, пусть на кровати ждет, - не отстает от нее разносчица еды.
Я уже готова предложить свою помощь, но почему-то медлю. И тут медсестра уступает:
- Ну ладно. Вечно тебе больше всех надо, - ворчит она, отправляясь в палату.
***
Больничный коридор. Пожилой мужчина диктует по телефону, список лекарст, которые надо купить.
- Бета... Бетадин, кажется. Записала? Бе-та-дин. Хлор...Хлор... тут непонятно. Хлоридип... Хлоредил? Хлорид какой-то...
- Может, хлоргексидин? - предлагаю известный мне вариант лекарста, который может пригодиться при обработке ран.
- Точно! Хлоргексидин! - радостно кричит мужчина - Слышишь, меня? Хлор-гек-си-дин! Записала?
- Тише! Что вы кричите, как на Курском вокзале?! Перестаньте! - резко и раздраженно делает замечание медсестра. на посту..
Я иду дальше по коридору по своим делам, а когда возвращаюсь, слышу монолог того самого мужчины, который только что диктовал по телефону список лекарст. Монолог обращен к сердитой медсестре:
- Вот вчера Леночка дежурила. Она добрая - не то, что вы... У нее вчера день рождения был - так мы ее все поздравляли, потому что она добрая. Она не ругается на нас. А вы чего?
Леночкина сменщица молчит, но лицо ее почему-то смягчается и становится не злобным, а печальным - наверное, ей тоже хочется, чтобы ее все любили, считали доброй и поздравляли с днем рождения...
***
Ольга Васильевна непрерывно стонет. Ее мучают боли... У нее глубокие и обширные пролежни. Она гулко и надрывно кашляет. Сегодня Ольгу Васильевну выписывают домой. Больничная сиделка Маша (восточная красавица, которую, скорей всего, зовут вовсе не Машей) собирает ее,
- Ольга Васильевна, сейчас домой поедем. Домой хотите?
- Нет... - стонет Ольга Васильевна
- Как нет? Со мной останетесь? - в шутку спрашивает Маша.
- С тобой...
Голос Ольги Васильевны слабый, чуть слышный, но "с тобой" звучит очень уверенно.
Приезжает дочь. В палату заходит медсестра, показывает дочери, как обрабатывать рану.
- Я должна САМА ЭТО делать?
- Ну да.
- Я НЕ СМО-ГУУУУ!
Не знаю, что так напугало дочку.
Рана как рана. Да, глубокая - такая, что там полностью помещается марлевый тампон. В остальном - нормальная рана: не гноится, не кровит.. Как обрабатывать, показали - бери и делай. Но дочка боится.
"Какие мы все разные," - проносится в моей бестолковой голове очевидная и банальная мысль. И я перестаю удивляться нежеланию дочери самостоятельно обрабатывать мамину рану. Перестаю удивляться и перестаю осуждать...
Почему-то всех становится нестерпимо жалко: и Ольгу Васильевну, и ее дочку, и находящихся в палате женщин, включая медсестру и сиделку Машу. .Хочется плакать...
***
В коридоре пробка: надо разъехаться трем коляскам. Я не очень умело управляюсь, а нам надо проехать по узкому проходу - двое мужчин на колясках перегородили коридор - общаются))). Пока мы проезжаем, невольно слышу их разговор. У одного из мужчин ампутировано обе ноги: одна - почти полностью, судя по пустоте под одеялом, которым он накрыт, вторая - ниже колена.
- Он меня постепенно ест.
- И давно?
- Давно. Первую операцию сделали десять лет назад. Сначала одну стопу отрезали. Через несколько лет другую. Потом по колено, выше и вот опять - скоро он всего меня съест.
Я не знаю, что за чудовище скрыто за словом "он", но мне становится жутковато - впервые хочется бежать отсюда и не оглядываться... В голове еще долго звучит: "Скоро он всего меня съест"
***
Я уду через залитый солнцем больничный парк... Останавливаюсь и собираю букет кленовых листьев. Хорошо, спокойно, тихо. Я думаю о любви, которая повсюду. Любовь разлита в воздухе - пей, дыши, наполняйся, отдавай...
***
Больница - увеличительное стекло, проявитель всего того, что есть в обычной жизни...
Если внутри тебя живет свет, то здесь ты будешь маяком, помогающим другим найти тихую гавань.
Я не знаю, кем по жизни прихожусь другим людям: маяком, дающим надежду, или досадным препятствием, о которое спотыкаешь, или просто пустым местом, не оставляющим ни досады, ни тепла, ни следа, ни воспоминаний... Я не знаю.
Но очень хочется хотя бы для кого-то быть Маяком...