(no subject)
***
"Я всю войну улыбалась... Я считала, что должна улыбаться как можно чаще, потому что женщина должна cветить. Перед отправкой на фронт старый профессор нас так учил: "Вы должны каждому раненому говорить, что вы его любите. Самое сильное ваше лекарство - это любовь. Любовь сохраняет, дает силы выжить". Лежит раненый, ему так больно, что он плачет, а ты ему: "Ну, мой миленький. Ну, мой хорошенький..." - "Ты меня любишь, сестричка?" (Они нас всех, молоденьких, звали сестричками.) - "Конечно, люблю. Только выздоравливай скорей". Они могли обижаться, ругаться, а мы никогда. За одно грубое слово у нас наказывали вплоть до гауптвахты.
Трудно... Конечно, трудно... Даже вот в юбке залезть на машину, когда одни мужчины кругом.
А грузовики высокие, специальные санитарные машины. Заберись на самую макушку! Попробуй..."
(Вера Владимировна Шевалдышева, старший лейтенант, хирург)
***
"Мужчины... Они другие... Не всегда нас понимали... Но своего полковника Птицына мы очень любили. Звали "Батей". Он был не похож на других, понимал нашу женскую душу. Под Москвой, это же отступление, самое тяжелое время, а он нам говорит: - Девушки, Москва рядом. Я привезу вам парикмахера. Красьте брови, ресницы, завивки делайте. Пусть это не положено, но я хочу, чтобы вы были красивыми. Война длинная... Не скоро кончится... И привез какую-то парикмахершу. Мы сделали завивки, покрасились. И такие счастливые..."
(Зинаида Прокофьевна Гомарева, телеграфистка)
***
"Видела... Каждый день... Но не могла примириться. Молодой, красивый мужчина умирает... Хотелось успеть, ну... поцеловать его. Что-то женское для него сделать, если ничем не можешь помочь как врач. Тогда хотя бы улыбнуться. Погладить. Взять за руку... Через много лет после войны мне один мужчина признался, что помнит мою молодую улыбку. А для меня это был обыкновенный раненый, я его даже не запомнила. Он говорил, что эта улыбка вернула его к жизни, с того света, что называется... Женская улыбка..."
(Вера Владимировна Шевалдышева, старший лейтенант, хирург)
***
В сорок шестом приехала я домой. Меня спрашивают: "Ты будешь ходить в военном или в гражданском?" Конечно, в военном. Даже не подумаю снимать.
Пошла вечером в Дом офицеров на танцы. И вот вы сейчас услышите, как относились к военным девушкам. Я надела туфли, платье, а шинель и сапоги в гардероб сдала. Подходит ко мне один военный и приглашает танцевать. - Вы, - говорит, - наверное, не здешняя. Очень интеллигентная девушка. И весь вечер он со мной. Не отпускает. Закончились танцы, говорит мне: - Дайте ваш номерок. Пошел вперед. А в гардеробе ему дают сапоги, дают шинель. - Это не мое... Я подхожу: - Нет, это мое. - Но вы мне не сказали, что были на фронте. - А вы меня спрашивали? Он растерялся. Не мог на меня глаз поднять. А сам только с войны вернулся... - Почему вас так удивило? - Я не мог представить, что вы были в армии. Понимаете, фронтовая девушка... - Вас удивило, что я, мол, одна? Без мужа и не беременная? Не ношу ватник, не дымлю папиросой "Казбек" и не ругаюсь матом? Я не дала ему провожать меня. И всегда гордилась, что я была на фронте. Родину защищала..."
(Лилия Михайловна Бутко, хирургическая медсестра)
***
Знаете, какая в войну была у нас всех мысль? Мы мечтали: "Вот, ребята, дожить бы... После войны какие это будут счастливые люди! Какая счастливая, какая красивая наступит жизнь. Люди, которые пережили столько, они будут друг друга жалеть. Любить. Это будут другие люди". Мы не сомневались в этом. Ни на капельку.
Моя ты бриллиантовая.... Люди по-прежнему ненавидят друг друга.
Опять убивают. Это самое мне непонятное... И кто это? Мы... Мы это...
(Тамара Степановна Умнягина, гвардии младший сержант, санинструктор)
Из книги Светланы Алексиевич "У войны не женское лицо".
Нередко спустя десятилетия ваши дочери, внучки и правнучки носят в себе отголоски тех, неизжитых до конца душевных травм.
Склоняем головы перед вашей трудной судьбой. Любим вас, помним, чтим.
Благословите нас на полноту жизни, дорогие наши, любимые, родные.
Чтобы пережитые вами тяготы не оказались напрасными.
Чтобы внтури нас война, наконец, тоже закончилась, и мы жили в любви и счастье, с благодарной о вас памятью в сердце.
Девочкам всех военных и послевоенных поколений посвящаются эти цветы.
"Я всю войну улыбалась... Я считала, что должна улыбаться как можно чаще, потому что женщина должна cветить. Перед отправкой на фронт старый профессор нас так учил: "Вы должны каждому раненому говорить, что вы его любите. Самое сильное ваше лекарство - это любовь. Любовь сохраняет, дает силы выжить". Лежит раненый, ему так больно, что он плачет, а ты ему: "Ну, мой миленький. Ну, мой хорошенький..." - "Ты меня любишь, сестричка?" (Они нас всех, молоденьких, звали сестричками.) - "Конечно, люблю. Только выздоравливай скорей". Они могли обижаться, ругаться, а мы никогда. За одно грубое слово у нас наказывали вплоть до гауптвахты.
Трудно... Конечно, трудно... Даже вот в юбке залезть на машину, когда одни мужчины кругом.
А грузовики высокие, специальные санитарные машины. Заберись на самую макушку! Попробуй..."
(Вера Владимировна Шевалдышева, старший лейтенант, хирург)
***
"Мужчины... Они другие... Не всегда нас понимали... Но своего полковника Птицына мы очень любили. Звали "Батей". Он был не похож на других, понимал нашу женскую душу. Под Москвой, это же отступление, самое тяжелое время, а он нам говорит: - Девушки, Москва рядом. Я привезу вам парикмахера. Красьте брови, ресницы, завивки делайте. Пусть это не положено, но я хочу, чтобы вы были красивыми. Война длинная... Не скоро кончится... И привез какую-то парикмахершу. Мы сделали завивки, покрасились. И такие счастливые..."
(Зинаида Прокофьевна Гомарева, телеграфистка)
***
"Видела... Каждый день... Но не могла примириться. Молодой, красивый мужчина умирает... Хотелось успеть, ну... поцеловать его. Что-то женское для него сделать, если ничем не можешь помочь как врач. Тогда хотя бы улыбнуться. Погладить. Взять за руку... Через много лет после войны мне один мужчина признался, что помнит мою молодую улыбку. А для меня это был обыкновенный раненый, я его даже не запомнила. Он говорил, что эта улыбка вернула его к жизни, с того света, что называется... Женская улыбка..."
(Вера Владимировна Шевалдышева, старший лейтенант, хирург)
***
В сорок шестом приехала я домой. Меня спрашивают: "Ты будешь ходить в военном или в гражданском?" Конечно, в военном. Даже не подумаю снимать.
Пошла вечером в Дом офицеров на танцы. И вот вы сейчас услышите, как относились к военным девушкам. Я надела туфли, платье, а шинель и сапоги в гардероб сдала. Подходит ко мне один военный и приглашает танцевать. - Вы, - говорит, - наверное, не здешняя. Очень интеллигентная девушка. И весь вечер он со мной. Не отпускает. Закончились танцы, говорит мне: - Дайте ваш номерок. Пошел вперед. А в гардеробе ему дают сапоги, дают шинель. - Это не мое... Я подхожу: - Нет, это мое. - Но вы мне не сказали, что были на фронте. - А вы меня спрашивали? Он растерялся. Не мог на меня глаз поднять. А сам только с войны вернулся... - Почему вас так удивило? - Я не мог представить, что вы были в армии. Понимаете, фронтовая девушка... - Вас удивило, что я, мол, одна? Без мужа и не беременная? Не ношу ватник, не дымлю папиросой "Казбек" и не ругаюсь матом? Я не дала ему провожать меня. И всегда гордилась, что я была на фронте. Родину защищала..."
(Лилия Михайловна Бутко, хирургическая медсестра)
***
Знаете, какая в войну была у нас всех мысль? Мы мечтали: "Вот, ребята, дожить бы... После войны какие это будут счастливые люди! Какая счастливая, какая красивая наступит жизнь. Люди, которые пережили столько, они будут друг друга жалеть. Любить. Это будут другие люди". Мы не сомневались в этом. Ни на капельку.
Моя ты бриллиантовая.... Люди по-прежнему ненавидят друг друга.
Опять убивают. Это самое мне непонятное... И кто это? Мы... Мы это...
(Тамара Степановна Умнягина, гвардии младший сержант, санинструктор)
Из книги Светланы Алексиевич "У войны не женское лицо".
Нередко спустя десятилетия ваши дочери, внучки и правнучки носят в себе отголоски тех, неизжитых до конца душевных травм.
Склоняем головы перед вашей трудной судьбой. Любим вас, помним, чтим.
Благословите нас на полноту жизни, дорогие наши, любимые, родные.
Чтобы пережитые вами тяготы не оказались напрасными.
Чтобы внтури нас война, наконец, тоже закончилась, и мы жили в любви и счастье, с благодарной о вас памятью в сердце.
Девочкам всех военных и послевоенных поколений посвящаются эти цветы.