Из истории лингвистических терминов: Падеж
Словом падеж в русском языкознании обозначается одна из основных грамматических категорий имен существительных. При помощи падежей, т.е. падежных форм, выражаются отношения существительного (или другого склоняемого имени) к другим словам словосочетания и предложения.
Словоизменение описано в древнейшем из дошедших до нас славянском грамматическом произведении «О осмих частех слова» (т.е. восьми частях речи) византийского богослова Иоанна Дамаскина, сирийца по происхождению (VIII в.). Эту грамматику «переложил» с греческого языка на древнецерковнославянский «еще живший при Мефодии» Иоанн - экзарх Болгарский. Столь ценную рукопись обнаружил в 1813 г. К.Ф. Калайдович - в «своеручно» сделанном в XVI в. в Иосифо-Волоколамском монастыре списке митрополита Даниила (подробнее см.: Боброва Т.А. Древнейшая славянская грамматика//Русский язык в школе и дома. - 2011. - № 1. - С. 5-8).
Стремясь передать на «словенский» язык содержание греческой грамматики, переводчик должен был подбирать или создавать заново адекватную лингвистическую терминологию. В редких случаях он отмечал несоответствие какого-либо понятия (и термина) греческого языка «словенскому» (таков, например, член, или различие, что соответствует греческому артиклю, но является лишним для славянских языков).
Несмотря на наличие множества несоответствий греческого языка (как классического, так и византийского периодов) и древнецерковнославянского (старославянского) языка различных национальных изводов (вариантов), древнерусского, других славянских языков, в том числе и современных, они все же имеют общие индоевропейские корни. Во многих случаях описание грамматической системы греческого прототипа могло быть некоторым образом использовано при характеристике родственного языка.
Это относится и к изменениям существительных в потоке речи, в предложении при помощи их «скланения», «падения», т.е. склонения. Именно в форме падение и появляется обозначение этой морфологической категории в статье «О восьми частях речи», повторяясь в ряде других трудов XVI в., в частности Максима Грека.
И паки коеждо имя дѣлится на падежи пять; еже суть cia: права, родна, виновна, дателна, звателна. (Калайдович К.Ф. Иоанн ексарх Болгарский: Исследование, объясняющее историю словенского языка и литературы. - М„ 1824. - С. 167).
В одном из более ранних сербских списков этой грамматики, приводимом Ягичем (спорившим с К.Ф. Калайдовичем об авторстве этого произведения) наряду с термином падение встречается и падеж (в том же контексте):
Послѣдующа же именемъ соуть пѫть: роди, види, начертанiа, числа, падежи. (Ягич И.В. Рассуждения старины о церковнославянском языке. - СПб., 1885. - С. 337).
Но в тех пособиях по церковнославянской грамматике, которые имели хождение на Руси, наш термин падеж восходит к «Адельфотису» - первопечатной греческой грамматике, переведенной на церковнославянский язык (1591). В «Грамматике словенской» Лаврентия Зизания в разделе «О падéжи» автор на свой же вопрос «колико есть падежïй» отвечает «шесть» и называет их: «Именовный, Родный, Дателный, Творителный, Винителный, Звателный». Мелетий Смотрицкий в пособии для «учителей школ» «Грамматики славенския правилное синтагма» (1619) объясняет: «Падежь есть оконченĩе в склоненĩихъ измѣна», насчитывает их «седмъ»: «Именителный, Родителный, Дателный, Винителный, Звателный, Творителный, Сказателный» и объясняет их значения.
М.В. Ломоносов в своей «Российской грамматике» (1755) также выделяет семь падежей: именительный, родительный, дательный, винительный, творительный, предложный, звательный, отмечая, что «звательныя падежи в обоих числах подобны именительным».
В Древней Греции уже была сформирована довольно стройная грамматическая теория, основанная, естественно, на данных древнегреческого языка. Она послужила основой для грамматиков Древнего Рима и для исследователей латинского языка, отраженного в Священном Писании, и, конечно, для более поздних трудов византийских ученых, а от них унаследована средневековыми славянскими переводчиками и авторами для характеристики древнецерковнославянского языка, как он представлен в богослужебной литературе. Несмотря на многовековое развитие науки, очень явно влияние античных философов (а учение о языке рассматривалось как часть философии) на понятийный и терминологический аппарат современной лингвистики, в том числе и русской. Со стародавних времен, развиваясь, трансформируясь, античное языковедческое наследие живет в науке о языке, порождая порой наше недоумение, а также непонимание природы ряда терминов, ведь не все положения древнегреческих ученых, относящиеся к древнегреческому языку, применимы для других языков, особенно с учетом их исторического развития.
Слова падение, падеж послужили автору древнейшей славянской грамматики для передачи греч. πτῶσις , производного от глагола πίπτω, который имел множество других значений, кроме основного “падаю”, в том числе и значение “выпадать (на долю)”, относящееся к благоприятным обстоятельствам, жребию, к удаче в игре в кости, с которым многие этимологи связывают появление греческого грамматического термина и его славянских соответствий. К значению греческого глагола “наклоняюсь, склоняюсь”, в конце концов восходят и семантические кальки - термины склонение, наклонение. Несмотря на мнение авторитетных ученых, кажется сомнительной связь лингвистического термина с азартной игрой. Грамматики Древней Греции в парадигме склонения одну форму - форму именительного падежа считали главной, а все другие - «отпадающими» от нее. В статье «О осмих частех слова» именительный падеж называется правым, т.е. прямым (см.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского словаря, - СПб., 1895. - Т. II. - Стб. 1352). Может, этимон слова кроется в этом.
Грамматический термин падеж - старославянизм книжного характера, и в его звуковом составе нет отражения фонетического процесса перехода е в о после мягкого согласного перед твердым, как в исконном существительном падёж “о повальной гибели (скота)”, которое мотивировано тем же глаголом. К тому же шипящий звук, предаваемый буквой ж, долго оставался мягким (ср.: «Жи-ши пиши через и»).
Т.А. БОБРОВА
Москва
Русский язык в школе и дома - 2017, № 1 - М.: ООО «Наш язык» - 20 с., стр. 2
Словоизменение описано в древнейшем из дошедших до нас славянском грамматическом произведении «О осмих частех слова» (т.е. восьми частях речи) византийского богослова Иоанна Дамаскина, сирийца по происхождению (VIII в.). Эту грамматику «переложил» с греческого языка на древнецерковнославянский «еще живший при Мефодии» Иоанн - экзарх Болгарский. Столь ценную рукопись обнаружил в 1813 г. К.Ф. Калайдович - в «своеручно» сделанном в XVI в. в Иосифо-Волоколамском монастыре списке митрополита Даниила (подробнее см.: Боброва Т.А. Древнейшая славянская грамматика//Русский язык в школе и дома. - 2011. - № 1. - С. 5-8).
Стремясь передать на «словенский» язык содержание греческой грамматики, переводчик должен был подбирать или создавать заново адекватную лингвистическую терминологию. В редких случаях он отмечал несоответствие какого-либо понятия (и термина) греческого языка «словенскому» (таков, например, член, или различие, что соответствует греческому артиклю, но является лишним для славянских языков).
Несмотря на наличие множества несоответствий греческого языка (как классического, так и византийского периодов) и древнецерковнославянского (старославянского) языка различных национальных изводов (вариантов), древнерусского, других славянских языков, в том числе и современных, они все же имеют общие индоевропейские корни. Во многих случаях описание грамматической системы греческого прототипа могло быть некоторым образом использовано при характеристике родственного языка.
Это относится и к изменениям существительных в потоке речи, в предложении при помощи их «скланения», «падения», т.е. склонения. Именно в форме падение и появляется обозначение этой морфологической категории в статье «О восьми частях речи», повторяясь в ряде других трудов XVI в., в частности Максима Грека.
И паки коеждо имя дѣлится на падежи пять; еже суть cia: права, родна, виновна, дателна, звателна. (Калайдович К.Ф. Иоанн ексарх Болгарский: Исследование, объясняющее историю словенского языка и литературы. - М„ 1824. - С. 167).
В одном из более ранних сербских списков этой грамматики, приводимом Ягичем (спорившим с К.Ф. Калайдовичем об авторстве этого произведения) наряду с термином падение встречается и падеж (в том же контексте):
Послѣдующа же именемъ соуть пѫть: роди, види, начертанiа, числа, падежи. (Ягич И.В. Рассуждения старины о церковнославянском языке. - СПб., 1885. - С. 337).
Но в тех пособиях по церковнославянской грамматике, которые имели хождение на Руси, наш термин падеж восходит к «Адельфотису» - первопечатной греческой грамматике, переведенной на церковнославянский язык (1591). В «Грамматике словенской» Лаврентия Зизания в разделе «О падéжи» автор на свой же вопрос «колико есть падежïй» отвечает «шесть» и называет их: «Именовный, Родный, Дателный, Творителный, Винителный, Звателный». Мелетий Смотрицкий в пособии для «учителей школ» «Грамматики славенския правилное синтагма» (1619) объясняет: «Падежь есть оконченĩе в склоненĩихъ измѣна», насчитывает их «седмъ»: «Именителный, Родителный, Дателный, Винителный, Звателный, Творителный, Сказателный» и объясняет их значения.
М.В. Ломоносов в своей «Российской грамматике» (1755) также выделяет семь падежей: именительный, родительный, дательный, винительный, творительный, предложный, звательный, отмечая, что «звательныя падежи в обоих числах подобны именительным».
В Древней Греции уже была сформирована довольно стройная грамматическая теория, основанная, естественно, на данных древнегреческого языка. Она послужила основой для грамматиков Древнего Рима и для исследователей латинского языка, отраженного в Священном Писании, и, конечно, для более поздних трудов византийских ученых, а от них унаследована средневековыми славянскими переводчиками и авторами для характеристики древнецерковнославянского языка, как он представлен в богослужебной литературе. Несмотря на многовековое развитие науки, очень явно влияние античных философов (а учение о языке рассматривалось как часть философии) на понятийный и терминологический аппарат современной лингвистики, в том числе и русской. Со стародавних времен, развиваясь, трансформируясь, античное языковедческое наследие живет в науке о языке, порождая порой наше недоумение, а также непонимание природы ряда терминов, ведь не все положения древнегреческих ученых, относящиеся к древнегреческому языку, применимы для других языков, особенно с учетом их исторического развития.
Слова падение, падеж послужили автору древнейшей славянской грамматики для передачи греч. πτῶσις , производного от глагола πίπτω, который имел множество других значений, кроме основного “падаю”, в том числе и значение “выпадать (на долю)”, относящееся к благоприятным обстоятельствам, жребию, к удаче в игре в кости, с которым многие этимологи связывают появление греческого грамматического термина и его славянских соответствий. К значению греческого глагола “наклоняюсь, склоняюсь”, в конце концов восходят и семантические кальки - термины склонение, наклонение. Несмотря на мнение авторитетных ученых, кажется сомнительной связь лингвистического термина с азартной игрой. Грамматики Древней Греции в парадигме склонения одну форму - форму именительного падежа считали главной, а все другие - «отпадающими» от нее. В статье «О осмих частех слова» именительный падеж называется правым, т.е. прямым (см.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского словаря, - СПб., 1895. - Т. II. - Стб. 1352). Может, этимон слова кроется в этом.
Грамматический термин падеж - старославянизм книжного характера, и в его звуковом составе нет отражения фонетического процесса перехода е в о после мягкого согласного перед твердым, как в исконном существительном падёж “о повальной гибели (скота)”, которое мотивировано тем же глаголом. К тому же шипящий звук, предаваемый буквой ж, долго оставался мягким (ср.: «Жи-ши пиши через и»).
Т.А. БОБРОВА
Москва
Русский язык в школе и дома - 2017, № 1 - М.: ООО «Наш язык» - 20 с., стр. 2