РОССИЙСКИЙ МЕНТАЛИТЕТ ИЛИ УМОМ РОССИЮ НЕ ПОНЯТЬ
Россия, родившись среди болот и топей, перерождалась в бескрайний простор степей, по которым можно нестись на лихом коне до самого горизонта, подминая под себя травы без всякого сопротивления. Образ жизни тех завоевателей не мог не формировать определенной потребности в адреналине, ощущениях вседозволенности и триумфа легких побед. Естественный садизм, который развился в крови, как крайняя форма пренебрежения к врагу, в условиях уникальной культурной идентичности и естественной изоляции принимал от века в век все более изощренные формы. Причем по мере того, как закрывалось естественное пространство для имперского расширения, эти девиации все более обращались в сторону меньшего сопротивления - внутрь самой страны.
Причем, сама власть формировала психологический климат в стране таким образом, чтобы поддерживать этот ордынский дух в элитах во все времена. Разница была в том, кого считать элитой в тот или иной период истории. Советская индустриализация, наряду с освоением целинных земель были продолжение вековой имперской экспансии, осуществляемые все теми же методами. И с теми же последствиями - разоренные земли, лишившиеся плодородия, разрушенные заводы, умирающие города и села. Но для имперской парадигмы российской истории это означало лишь еще один новый виток - в разрушение. Призрак ордынского всадника, проносящегося по городам и весям, оставляя после себя выжженные земли, необратимо слился с государством российским, стал его сутью и символом.
Определенную роль здесь сыграли вечные поиски национальной идентичности, стремление делать все не как у людей. В условиях сингулярности экономического пространства, любая национальная идентичность стала ловушкой, обрекавшей попавших в нее сторонников особого пути на долгую и мучительную деградацию. И только Он - имперский всадник, смог увидеть в этой ситуации что-то созидательное для себя. И вновь начались ордынские набеги с той лишь разницей, что теперь они поменяли свой вектор. Не из степей в Москву, а, наоборот - из нацепившей на себя маску цивилизованности столицы в превращенные в дикие степи огромные пространства целой страны. Думается, что относительно высокая протестная активность населения совка в годы перестройки и последующий период 90-х годов была связано и с тем, что население еще прибывало в совковом манямирке. Люди, воспитанные системой, полагали, что и в других условиях они что-то представляют собой, как специалисты, что являются профессионалами и сознательными сформировавшимися людьми, имеющими жизненный опыт и в итоге, что за ними, что-то есть, на основании чего они могут разговаривать с властью и выдвигать ей свои требования. ...Заслуга Владимира Владимировича заключается в том, что он указал этим людям насколько нелепо подобное самомнение. Именно нелепо, как нелеп грязный шахтерский ебальник в уютном тихом офисе мира людей.
Тот дикий фанатизм, с которой большевистская власть осуществляла свою деятельность в первые десятилетия своего правления, говорит о том, что страна интересовала этих товарищей только, как плацдарм для дальнейшего наступления под знаменами мировой революции. Это объясняет ту энергию, с которой проводилось уничтожение старого общества, форсированное проведение коллективизации с последовавшей рекордной индустриализацией. Те люди, которые стояли за подобным, не связывали свое будущее с этой страной, возможно, их мысли были на берегах Женевского озера, а себя они видели - вождями мирового пролетариата, то есть единоличными владельцами планеты, населенной питательным органическим бульоном серого цвета. Технологий же вполне хватило и оставшихся от капитализма на момент его крушения…
Стоит обратить внимание на то, как изменилась позиция этой страны, как на внешнеполитической арене, так и внутри страны. СССР обоснованно претендовал на то, чтобы быть движущей силой мировой сингулярности, при этом внутренний климат в стране также был подчинен одной идеологии. Постсовок же пытается представлять себя силой, противодействующей сингулярности с отрицанием самой необходимости сингулярности, ибо "национальная идентичность". Но то, что происходит внутри страны, является антитезой к ее внешнему образу - колоссальная централизация как человеческих, так и материальных ресурсов в сочетании с подавлением любого самосознания, в том числе и национального.
Но по причине централизации, у России нет будущего, прежде всего, как у имперского проекта, как бы ни парадоксально это прозвучало. Мобилизационная экономика в определенный момент своего развития начинает сначала притормаживать, а потом и вовсе пожирать сама себя. Раздутый бюрократический аппарат, одна из основ идентичности, начинает больше думать об удержании своих позиций, чем о движении вперед. Большое количество генералов вовсе не заинтересовано в модернизации армии, следовательно и обслуживающей ее экономики, ведь это грозит им потерей места у кормушки и замещения. Эпоха имперских проектов, направленных на физическое расширение, прошла. Настало время "имперских проектов", направленных на расширение сознания. Ведь развитие это "имперский проект" самого человека, где место разрушенных и порабощенных народов и территорий занимают полученные знания и опыт. Но знания и опыт, полученные в России, зачастую приносят самому человеку не меньше горя, чем ордынские всадники приносили покоренным народам. Имперское самосознания - в данном случае выступает, как обоснование правильности текущей реальности, а те краски, которыми оно приукрашено, открывают широкие просторы для эскапизма.
Россия в XXI веке может существовать только в формате колониальной экономики. Учитывая, что представляет собой эта страна в культурном, образовательном, нравственном плане, сохранение территориальной целостности на этой территории - есть цель, которая должна вызывать уважение у любого честного человека в мире. Ибо здесь, в этой выжженной завоевателями степи, не может вырасти более ничего, чем то, что на ней сеялось веками - семена войн, раздора, порабощений, унижений, лжи. Потеряв централизующий вектор, эти разобщенные пастбища не станут свободными. Они станут уменьшенными копиями рухнувшего колоса все с той же античеловеческой сущностью и стремлением к саморазрушению, как единственной возможности поддержания имперского самосознания.
Неспособность вписаться в цивилизации и отсутствие перспектив в созидании породили внутреннюю русофобию, обращенную от верхов к низам. В самом деле, любой человек, который в таких условиях будет еще стремиться к чему-то, в глазах всеобъемлющего государства будет являться либо идиотом, либо врагом. Поэтому в России, имеющей ресурсы для экстенсивного освоения, но не имеющей будущего, Патриотом может быть только Русофоб. Адекватный человек, который отдает отчет, что по-другому получить результат не возможно и, при этом, понимает, что бежать ему не куда.
Какое может быть будущее? ...Евразийская Резервация будет территорией, находящейся под международным управлением, со статусом, схожим с Антарктидой. То, что останется здесь ко времени, когда это станет возможным, можно сравнить с фауной полюсов нашей планеты. Вместо белых медведей хозяином бескрайних просторов станет бурый медведь с той же ролью в пищевой цепочке, как у белого собрата. Вместо пингвинов будут оставшиеся русаки. Они будут жить в колониях под пристальным вниманием ученых, питаться, гоняться друг за другом, играть, размножаться. Для досуга у них будут разнообразные игрушки, мячики, иконки, бутылки и т.п., чтобы животным не было скучно. Особенно же им будет нравиться смотреть, как на аэродромах садятся и взлетают самолеты. Среди серых обитателей Резервации будут сразу заметны "императорские пингвины" - имперские русаки. Они будут заниматься тем же самым, что и их более скромные сородичи, выделяясь от них формой, орденами, медалями, ленточками и фуражками…
Основные инвестиции в эти территории будут направляться на восстановление экосистем, разрушенных годами имперского освоения. Природные ресурсы будут находиться на консервации под управлением международного сообщества, как резерв планеты, а также с тем, чтобы использовать их в нужный момент для регулирования цен в случае, если кто-то в мире, снова начнет проявлять "национальную идентичность". Ибо сингулярность неизбежна, но не в территориальном, а в культурном, образовательном, нравственном плане. Представить подобное в России не представляется возможным.
Причем, сама власть формировала психологический климат в стране таким образом, чтобы поддерживать этот ордынский дух в элитах во все времена. Разница была в том, кого считать элитой в тот или иной период истории. Советская индустриализация, наряду с освоением целинных земель были продолжение вековой имперской экспансии, осуществляемые все теми же методами. И с теми же последствиями - разоренные земли, лишившиеся плодородия, разрушенные заводы, умирающие города и села. Но для имперской парадигмы российской истории это означало лишь еще один новый виток - в разрушение. Призрак ордынского всадника, проносящегося по городам и весям, оставляя после себя выжженные земли, необратимо слился с государством российским, стал его сутью и символом.
Определенную роль здесь сыграли вечные поиски национальной идентичности, стремление делать все не как у людей. В условиях сингулярности экономического пространства, любая национальная идентичность стала ловушкой, обрекавшей попавших в нее сторонников особого пути на долгую и мучительную деградацию. И только Он - имперский всадник, смог увидеть в этой ситуации что-то созидательное для себя. И вновь начались ордынские набеги с той лишь разницей, что теперь они поменяли свой вектор. Не из степей в Москву, а, наоборот - из нацепившей на себя маску цивилизованности столицы в превращенные в дикие степи огромные пространства целой страны. Думается, что относительно высокая протестная активность населения совка в годы перестройки и последующий период 90-х годов была связано и с тем, что население еще прибывало в совковом манямирке. Люди, воспитанные системой, полагали, что и в других условиях они что-то представляют собой, как специалисты, что являются профессионалами и сознательными сформировавшимися людьми, имеющими жизненный опыт и в итоге, что за ними, что-то есть, на основании чего они могут разговаривать с властью и выдвигать ей свои требования. ...Заслуга Владимира Владимировича заключается в том, что он указал этим людям насколько нелепо подобное самомнение. Именно нелепо, как нелеп грязный шахтерский ебальник в уютном тихом офисе мира людей.
Тот дикий фанатизм, с которой большевистская власть осуществляла свою деятельность в первые десятилетия своего правления, говорит о том, что страна интересовала этих товарищей только, как плацдарм для дальнейшего наступления под знаменами мировой революции. Это объясняет ту энергию, с которой проводилось уничтожение старого общества, форсированное проведение коллективизации с последовавшей рекордной индустриализацией. Те люди, которые стояли за подобным, не связывали свое будущее с этой страной, возможно, их мысли были на берегах Женевского озера, а себя они видели - вождями мирового пролетариата, то есть единоличными владельцами планеты, населенной питательным органическим бульоном серого цвета. Технологий же вполне хватило и оставшихся от капитализма на момент его крушения…
Стоит обратить внимание на то, как изменилась позиция этой страны, как на внешнеполитической арене, так и внутри страны. СССР обоснованно претендовал на то, чтобы быть движущей силой мировой сингулярности, при этом внутренний климат в стране также был подчинен одной идеологии. Постсовок же пытается представлять себя силой, противодействующей сингулярности с отрицанием самой необходимости сингулярности, ибо "национальная идентичность". Но то, что происходит внутри страны, является антитезой к ее внешнему образу - колоссальная централизация как человеческих, так и материальных ресурсов в сочетании с подавлением любого самосознания, в том числе и национального.
Но по причине централизации, у России нет будущего, прежде всего, как у имперского проекта, как бы ни парадоксально это прозвучало. Мобилизационная экономика в определенный момент своего развития начинает сначала притормаживать, а потом и вовсе пожирать сама себя. Раздутый бюрократический аппарат, одна из основ идентичности, начинает больше думать об удержании своих позиций, чем о движении вперед. Большое количество генералов вовсе не заинтересовано в модернизации армии, следовательно и обслуживающей ее экономики, ведь это грозит им потерей места у кормушки и замещения. Эпоха имперских проектов, направленных на физическое расширение, прошла. Настало время "имперских проектов", направленных на расширение сознания. Ведь развитие это "имперский проект" самого человека, где место разрушенных и порабощенных народов и территорий занимают полученные знания и опыт. Но знания и опыт, полученные в России, зачастую приносят самому человеку не меньше горя, чем ордынские всадники приносили покоренным народам. Имперское самосознания - в данном случае выступает, как обоснование правильности текущей реальности, а те краски, которыми оно приукрашено, открывают широкие просторы для эскапизма.
Россия в XXI веке может существовать только в формате колониальной экономики. Учитывая, что представляет собой эта страна в культурном, образовательном, нравственном плане, сохранение территориальной целостности на этой территории - есть цель, которая должна вызывать уважение у любого честного человека в мире. Ибо здесь, в этой выжженной завоевателями степи, не может вырасти более ничего, чем то, что на ней сеялось веками - семена войн, раздора, порабощений, унижений, лжи. Потеряв централизующий вектор, эти разобщенные пастбища не станут свободными. Они станут уменьшенными копиями рухнувшего колоса все с той же античеловеческой сущностью и стремлением к саморазрушению, как единственной возможности поддержания имперского самосознания.
Неспособность вписаться в цивилизации и отсутствие перспектив в созидании породили внутреннюю русофобию, обращенную от верхов к низам. В самом деле, любой человек, который в таких условиях будет еще стремиться к чему-то, в глазах всеобъемлющего государства будет являться либо идиотом, либо врагом. Поэтому в России, имеющей ресурсы для экстенсивного освоения, но не имеющей будущего, Патриотом может быть только Русофоб. Адекватный человек, который отдает отчет, что по-другому получить результат не возможно и, при этом, понимает, что бежать ему не куда.
Какое может быть будущее? ...Евразийская Резервация будет территорией, находящейся под международным управлением, со статусом, схожим с Антарктидой. То, что останется здесь ко времени, когда это станет возможным, можно сравнить с фауной полюсов нашей планеты. Вместо белых медведей хозяином бескрайних просторов станет бурый медведь с той же ролью в пищевой цепочке, как у белого собрата. Вместо пингвинов будут оставшиеся русаки. Они будут жить в колониях под пристальным вниманием ученых, питаться, гоняться друг за другом, играть, размножаться. Для досуга у них будут разнообразные игрушки, мячики, иконки, бутылки и т.п., чтобы животным не было скучно. Особенно же им будет нравиться смотреть, как на аэродромах садятся и взлетают самолеты. Среди серых обитателей Резервации будут сразу заметны "императорские пингвины" - имперские русаки. Они будут заниматься тем же самым, что и их более скромные сородичи, выделяясь от них формой, орденами, медалями, ленточками и фуражками…
Основные инвестиции в эти территории будут направляться на восстановление экосистем, разрушенных годами имперского освоения. Природные ресурсы будут находиться на консервации под управлением международного сообщества, как резерв планеты, а также с тем, чтобы использовать их в нужный момент для регулирования цен в случае, если кто-то в мире, снова начнет проявлять "национальную идентичность". Ибо сингулярность неизбежна, но не в территориальном, а в культурном, образовательном, нравственном плане. Представить подобное в России не представляется возможным.