Я сел на веранде и открыв ноутбук понял, что не знаю о чем писать. Первые минуты полного покоя и гармонии, следующие за двумя годами запредельно напряженной работы, были похожи на вакуум в первые мгновения после взрыва.
Открывающийся сверху вид на город был столь прекрасен ,что не воспринимался всерьез. Обычно такие картины становятся темой для рабочего стола на компьютере. Из-за утренней дымки перспектива с лесистыми горами была похожа на фотообои, на мираж, клеенчатые китайские плакаты на стенах забегаловок девяностых…На все что угодно, только не на явь.
Последний раз я прожил один день в этом городе 22 год назад, влажной осенью 1993 года.
Тогда мы ночевали в советском пансионате, где как во всем городе, как во всей стране, не было электричества и водоснабжения. Я лежал в ужасно холодной кровати и слушал то голоса взрослых, играющих в соседней комнате в карты при свете свечей, то шум артиллерийских выстрелов, глухо доносящийся из-за гор.
Враг огрызался перед последней зимой проигранной им войны.
Что еще я помню? Помню рябину.
Я видел ее в первый раз в жизни именно тут. И это слово, такое странное, услышанное впервые, я повторял весь следующий день. Рябина, рябина, рябина. Намного позже я узнал что висящие на ветках ягоды рябины называются кистью. Это звучало очень забавно.
Странно, что прожив в стране более характерного произрастания рябины двадцать лет, я не помню чтобы хоть раз видел ее. Может потому что прожил эти десятилетия не в стране, а в городе. В Большом Городе. Да и не до рябины было.
И тут почему-то вспомнилось, что впервые квас я попробовал во дворе Золотого рынка в Ереване. Рынок торговли золотом, располагался в здании бывших общественных бань, в данный момент благоразумно не работающих. Вид прилавков с золотыми изделиями на фоне банного кафеля рано приучил мое сознание к пониманию сюрреализма. Через пятнадцать лет я влюбился в кинематограф Луиса Бюнуэля. Так вот во дворе этих бань, переоборудованных в рынок золота, стоял огромный бидон с надписью «молоко» с приделанным краником, из которого продавец разливал в пластмассовые стаканчики коричневую жидкость. Коричневое молоко. (А до Бюнуэля было еще 15 лет). Это был квас. Мой первый квас. Вкус был ужасен. Признаться за эти годы он так и не стал напитком моей мечты. Но название меня поразило. Квас. Квас. Квас. Что-то странное было чередовании этих букв.
Я ем на завтрак омлет с медом. Почему-то я вдруг понял, что не ел его десяток лет. Не до рябины было. Не до омлета с медом. До чего же было….?
Из полета воспоминаний меня возвращает гул из-за гор. Выстрел? Не может быть. Показалось.
Но одинаковый звук повторяется раз за разом. Не веря в свою способность к слуховым галлюцинациям, я наведываюсь на кухню, где персонал занят готовкой.
Что это за звук? Стройка?
Это соседняя артиллерийская часть тренируется и стреляет из гаубиц, буднично отвечают они. Надеюсь тренируется не по городу, столь же буднично шучу я.
Отсутствие психоза, хотя бы по одной из статей, успокаивает.
Какое-то странное, место. С разницей в 22 года встречать человека артиллерийской канонадой. Не удивился бы, что стреляют из тех орудий, что отбили в ту войну у противника. Для тренировок самое оно.
* * *
В этом же городе в драматическом 1920 года ведет свой дневник безымянный офицер Первой республики. Тогда, как и сейчас, как и 22 года назад, из-за гор что-то стреляло. Большевики рвались в Закавказье. Турки с запада и востока наступали. Офицера отправляли то на северный фронт, то на западный, то на восточный. Он наверное сидел вот на таком же балконе в минуты отдыха и писал строки, ставшие впоследствии бесценным свидетельством последних месяцев Первой Республики. Спустя пол века, в 70-х годах, этот дневник найдут спрятанным в глинобитной стене дома в Ахалцихе. Спустя еще сорок лет, я издам этот дневник, переведенный на русский язык, в виде отдельной книги. И через 95 лет со времени его написания, смотря на незабываемую панораму города, где он был начат, вспомню о нем и его неизвестном авторе.
* * *
При въезде в город памятник героям фильма «Мимино». Ведь именно здесь вторая в мире по качеству вода. А первая, как вы знаете, в Сан-Франциско. В Ереване есть также памятник героям фильма «Мужчины». Друзья-таксисты, пытающиеся помочь другу добиться расположения полюбившееся девушки. Мушкетеры цветущего советского Еревана, отстаивающие на своих железных лошадях не устаревающий идеал дружбы.
Любопытно, я очень мало встречал памятники героям кинофильмов. Не актерам, а именно персонажам кинолент. Надо отметить, что герои «Мимино» Данелия также, как четверо друзей из Кеосаяновских «Мужчин» очень давно перестали быть персонажами кинолент, превратившись в эпических героев. Изображения человеческих архетипов. Мне кажется, могу ошибаться, что как в «Мужчинах» разыграна бессмертная тема дружбы, так в «Мимино» разыгрываются сразу две великие темы - плутовского романа и странствий и возвращения домой, отсылающая нас то к «Одиссее», то к «Дон Кихоту».
* * *
Читаю последний, недописанный, роман Фицджеральда. «Последний магнат». Пожалуй, он дописан не меньше, чем остальные его романы, или не дописан также, как все остальные. Подходя к последним строкам романа, после которых рукопись обрывается, все абсолютно ясно и не требует ни одного слова. Это как трансляция футбольного матча, идущего со счетом 5:0 но выключенная на 89 минуте. Не видя конца, не возникает сомнений в его существе.
Любопытно, что друг Фицджеральда, писатель Натаниэль Уест, имеющий много общего с персонажами «Последнего магната» (еврейский эмигрант, писатель и сценарист пишущий для Голливуда) умер вместе со своей женой в автомобильной аварии спустя всего лишь один день после смерти Фитцджеральда.