Окские дневники
Окрестности Кочемар, Ибердуса, Китова и Брыкина Бора, Окский заповедник, Рязанская область, 7-16 сентября 2023
Журавлиное курлыканье неслось из-за леса. Судя по тому, что звук усиливался, журавли летели на меня. А я стоял уже наготове на краю скошенного кукурузного поля с рекордером и микрофоном.
Точно летят, теперь надо как можно аккуратнее проводить их микрофоном. Наконец, над лесом в абсолютно чистом небе показался ломанный клин журавлей. Цепочки летящих птиц извивались, журавли на ходу перестраивались и кричали, кричали. Их волнующие громкие крики неслись в чистом небе во все стороны и, конечно, мне в микрофон в руке, а оттуда по проводам в наушники и в рекордер на карту памяти.
- Практически журавль в руке, - улыбнулся про себя я.
Клин летел почти надо мной вдоль границы поля и леса, так как я и хотел. Звук в наушниках постепенно начал стихать. Журавли, миновав меня, удалялись. За ними в том же направлении летел одинокий журавль. Он звал, он слышал их и звал подождать. Я давно замечал, что нам людям легко по голосам определить эмоции журавлей. Смысл звуков нам понятен, мы чувствуем, когда журавли зовут, когда злятся, когда пугаются. Наверно, мы их понимаем лучше, чем другие птицы, например, воробьи. Не знаю, в чём дело, в близких размерах может быть.
В отдалении на самом краю поля белая машина, а у неё Юрий Михайлович Маркин. Он терпеливо ждёт, когда я запишу всё, что надо. Я провожаю микрофоном одиночку, потом выключаю запись и иду к машине.
- Ну что? Всё хорошо? - Кричит мне Юрий Михайлович.
- Лучше не бывает!
А ведь только что осуществилась моя давняя мечта, думаю я. Когда же она у меня появилась?
Журавли манили с самого моего раннего деревенского детства. Первый раз я их увидел и услышал лет в пять, копая с родными картошку. И это было впечатление на всю жизнь.
Август 1989, раннее утро. Мне шестнадцать лет, и я первокурсник университета, будущий биолог. Но это потом, а пока нас собрали в университетском сквере на картошку. Знакомые мне по поступлению ребята суетятся, выбирают группы, где девчонки посимпатичнее и где компания получше. А я решаю сильно не волноваться. Пусть будет, как будет. В сторонке от всех на бордюре сидит статный симпатичный парень с гитарой в чехле и непонятным ящиком.
Я подхожу к нему, знакомлюсь, зовут его Рома, в ящике у него ушастая сова, и он тоже решил не дёргаться. Ну будем держаться вместе.
А дальше картошка. Деревня Монаково Лесного района Тверской области. Светлячки в ольшанике. Древние курганы, на месте каких-то битв. Здоровенные раки в речке Полонухе, сразу за баней. Озеро с плотвой, лодочка. В какой-то момент совхозного пастуха увозят с аппендицитом в город. И я начинаю пасти совхозное стадо. Мне выдают лошадь, плащ-палатку и длиннющий кнут. А вообще, я первый раз самостоятельно нахожусь далеко от дома. Романтика.
В один из вечеров мы стояли с Ромой и смотрели на закат. Из-за леса показалась огромная вереница гусей и полетела над нами.
-Эх, - сказал Рома, - а в Окском заповеднике сейчас Маркин кольцует журавлей на осеннем пролёте. Я в прошлом году ему помогал.
И тут у меня шевельнулось - мне бы туда.
Потом универ, занятия. Рома у меня авторитет, он с совой, и кольцевал в Окском заповеднике журавлей! Однажды мы разглядываем в общаге, повесив простыню на стене, ромины слайды. Там молодой длинноволосый Маркин с журавлём подмышкой, поля, болото Утрицкое, журавлиные стаи. Вот это жизнь!
Конечно же в первые зимние студенческие каникулы мы едем с Ромой и Андрюхой в Окский заповедник. Там всё засыпано снегом, и знакомый уже по рассказам и слайдам Юра принимает нас в своём доме, вкусно кормит, а потом селит в заповедниковском общежитии. Зима, а журавли в заповеднике есть. Здесь журавлиный питомник, размножают в неволе редкие виды. И журавли со всей страны - серые, чёрные, японские, белые - стерхи.
Опять учёба.
- Самое передовое в полевой зоологии сейчас популяционная экология, - говорит умное Рома. И я хожу в библиотеку и читаю учебники по популяционной экологии и генетике, по этологии. Лекции в универе, честно говоря, сильно скучнее. В городе в то время неуютно, холодно и голодно, а я мечтаю о курлыкающих журавлях над залитыми солнцем полями.
Потом понеслось, экспедиции - Белое море, Енисей, Туркмения. Жить интересно. К четвёртому курсу университета, я уже понимаю, что буду орнитологом. К этому времени я успел кое-что повидать, кое-что попробовать: кольцевал птиц на Енисее, наблюдал за гнездовым поведением юрков и сероголовых гаичек в Кандалакшском заповеднике на Белом море, ползал с биноклем по барханам Кара-Кумов в Репетеке. Уже немного знал голоса птиц, но вот, что когда-нибудь я стану записывать их песни, даже не догадывался. Пока в апреле 1993 года в Сюнт-Хасардагском заповеднике в Туркмении мы с друзьями случайно не встретили Владимира Владимировича Леоновича и Сергея Букреева, которые записывали голоса птиц для фонотеки Вепринцева. В гостях у Серёжи мы пили чай с инжирным вареньем и рассуждали о том, как различаются по песне пустынные и бледные бормотушки. Их научные названия (Hippolais languida и Hippolais pallida) на латыни в исполнении Владимира Владимировича звучали как музыка. А мой однокурсник и друг Олег как раз привёз с собой старый кассетный магнитофон с самостоятельно припаянным микрофоном. Вечером следующего дня я сделал свою первую запись - хор озёрных лягушек в ручье Пархай. И сразу тогда понял, что это моё.
И поэтому после университета оказываюсь в Пущино, там, где фонотека. А что журавли? А журавли же рядом, я несколько раз езжу в разные сезоны в Окский заповедник, уже к Роме, который там работает лаборантом, и к Олегу с Оксаной. Но на осенние скопления журавлей всё не попадаю. Успею, думается мне. Журавлей я записываю весной и в Рдейском заповеднике и в Окском и даже на Алтае. Но вот курлыканья тех осенних, улетающих серых журавлей, что помню с детства, у меня всё нет.
Спустя больше, чем тридцать лет я записываю голоса журавлей в Приамурье в Муравьёвском парке, там дальневосточная солнечная осень и журавли какие хочешь - чёрные, даурские, японские, но не серые. И мечта там о своих серых журавлях становится ещё сильнее.
В сентябре 23 года я понимаю, что далеко уехать в свой отпуск в экспедицию не получается. Федя поступает в физтехлицей. Надо ему помочь с переездом и поселением. Но есть свободных десять дней, и я вспоминаю про журавлей. Пишу в Журавлиную Родину и в Окский заповедник. В Журавлиной Родине меня готовы принять. И из Окского от Вити Иванчева приходит ответ. «Володя, привет! Конечно, приезжай и поскорей, пока благоприятная ситуация. Я переговорил с Ю.М. Маркиным, он сейчас работает на скоплении и согласился брать тебя с собой. Так что «рви когти»».
Ура! Ура! Юрий Михайлович, как будто ждал меня все эти 34 года. Ну надо же!
Я конечно же со всех ног несусь в Окский. Там меня встречает Маркин, и очень хочет, чтобы я быстро и хорошо записал. Но не тут-то было. Журавли записываться не стремятся, да и погода временам не балует. А мне нужна полная тишина, никакого ветра. И чтобы звук разносился далеко. Мы колесим по полям в окрестностях заповедника, видим журавлей и слышим. Но пока всё не то. То техника шумит, то далеко. То то, то сё.
А в Мещёре осень. Желтеют липы у гостиницы в Брыкином Бору. Туманы над Прой. Последние цветы - розовый дербенник прутовидный на лугах и голубые васильки в полях. Есть и что-то совсем новое и незнакомое для меня, например, по берегам Пры необычными заглядывающими вверх, белыми колокольчиками цветёт авран лекарственный.
В особо ветреное утро я не беру с собой аппаратуру, и вижу удивительную картину - я наблюдаю как перепелятник гоняется за желной. Делает он это долго, настойчиво. Желна верещит, орёт, но как-то не сильно улетает. Играют они так что ли. А я жалею, что без аппаратуры. Такие случаи бывают раз в жизни.
В другое раннее-раннее дорассветное туманное утро выезжаем мы с Юрием Михайловичем на поля под село Китово. Передатчики на журавлях показываю, что эти поля журавли посещают каждый день. Маркину надо найти место, где поймать журавлей, ну а мне записать. И я стою в сером тумане на краю поля и жду их. Журавли задерживаются. Какой-то трактор затарахтел. Летят в тумане зяблики и краснозобые коньки. Голоса краснозобых напоминают мне сентябрь в Приамурье. И вот они голоса журавлей, в тумане надо мной. Мне не видно, как держать микрофон, не понятно, где летят. Но в наушниках их крики и даже взмахи крыльев. Вот оно, начало положено!
На следующее утро мы опять едем на те же поля. На песчаной дороге через заповедник поочерёдно поднимаем девять глухарей. Осень и глухарям нужно на зиму запастись камешками - гастролитами, которые потом зимой будут перемалывать хвою в желудке. Камешки глухари ищут на дороге. Но на глухарях мы не задерживаемся, к журавлям, к журавлям.
И вот я довольный иду по полю к машине с голосами в рекордере и размышляю об эмоциях журавлей. И долгая, долгая временная петля замыкается. И улыбается мне Юрий Михайлович.
На другой день мы выезжаем не рано, к вечеру. Хотим выяснить, где в пойме Оки ночуют журавли. Мы ищем их по сигналам передатчиков. Но подъехать к журавлям непросто. Они выбирают для ночёвки глухие и топкие места. На этот раз с нами ещё Кристина - аспирантка из Москвы. Она занимается поведением журавлей и помогает Юрию Михайловичу. А ясный вечер - необыкновенный. Пока мы колесим по лугам у Оки вокруг бормочут на осенних токах тетерева, разбегаются косули. Мы встречаем в лугах даже лося. И красота такая не передать - мягкий вечерний свет, скошенные бескрайние луга - зелёные, дубовые перелески начинают желтеть. А совсем вдалеке на горизонте виднеется колокольня в селе Ибердус.
- В таких местах хочется себе построить дом, - говорит Маркин.
Мы находим всё-таки ночёвку журавлей, где собирается больше двух сотен птиц. И я записываю их предночные голоса. А вокруг стрекочут кузнечики. И такие дали вокруг, такие запахи. В общем назад мы немного блудимся. Слишком неявные в лугах колеи, слишком бескрайние вокруг просторы. А в деревне Кочемары нас ждут на ужин замечательные скульпторы. И мы всё-таки поспеваем к ним. И там в роскошном деревянном доме мы сидим за длинным столом уставленным яствами - солёными грибочками, красной рыбой, отбивными, картошечкой, помидорами с огорода. Мне предлагаются разные настоечки - хреновуха и калгановка, например. Смеётся, сверкая искорками в глазах, Кристина, Юрий Михайлович тоже в духе. А я думаю - так празднуется осуществление мечт.
В один из последних дней моей поездки в Окский в лесу, в совсем другом месте, мне опять встречаются перепелятник с желной. На этот раз я с аппаратурой, и ветра нет. И опять перепелятник гоняется среди белых берёзовых стволов за чернющей желной. И истошно орёт желна, и покрикивает от избытка чувств ястребок. А я их записываю и думаю, ну так же не бывает! Но так бывает!
Василёк синий
Тетерева
Авран лекарственный
Журавлиное курлыканье неслось из-за леса. Судя по тому, что звук усиливался, журавли летели на меня. А я стоял уже наготове на краю скошенного кукурузного поля с рекордером и микрофоном.
Точно летят, теперь надо как можно аккуратнее проводить их микрофоном. Наконец, над лесом в абсолютно чистом небе показался ломанный клин журавлей. Цепочки летящих птиц извивались, журавли на ходу перестраивались и кричали, кричали. Их волнующие громкие крики неслись в чистом небе во все стороны и, конечно, мне в микрофон в руке, а оттуда по проводам в наушники и в рекордер на карту памяти.
- Практически журавль в руке, - улыбнулся про себя я.
Клин летел почти надо мной вдоль границы поля и леса, так как я и хотел. Звук в наушниках постепенно начал стихать. Журавли, миновав меня, удалялись. За ними в том же направлении летел одинокий журавль. Он звал, он слышал их и звал подождать. Я давно замечал, что нам людям легко по голосам определить эмоции журавлей. Смысл звуков нам понятен, мы чувствуем, когда журавли зовут, когда злятся, когда пугаются. Наверно, мы их понимаем лучше, чем другие птицы, например, воробьи. Не знаю, в чём дело, в близких размерах может быть.
В отдалении на самом краю поля белая машина, а у неё Юрий Михайлович Маркин. Он терпеливо ждёт, когда я запишу всё, что надо. Я провожаю микрофоном одиночку, потом выключаю запись и иду к машине.
- Ну что? Всё хорошо? - Кричит мне Юрий Михайлович.
- Лучше не бывает!
А ведь только что осуществилась моя давняя мечта, думаю я. Когда же она у меня появилась?
Журавли манили с самого моего раннего деревенского детства. Первый раз я их увидел и услышал лет в пять, копая с родными картошку. И это было впечатление на всю жизнь.
Август 1989, раннее утро. Мне шестнадцать лет, и я первокурсник университета, будущий биолог. Но это потом, а пока нас собрали в университетском сквере на картошку. Знакомые мне по поступлению ребята суетятся, выбирают группы, где девчонки посимпатичнее и где компания получше. А я решаю сильно не волноваться. Пусть будет, как будет. В сторонке от всех на бордюре сидит статный симпатичный парень с гитарой в чехле и непонятным ящиком.
Я подхожу к нему, знакомлюсь, зовут его Рома, в ящике у него ушастая сова, и он тоже решил не дёргаться. Ну будем держаться вместе.
А дальше картошка. Деревня Монаково Лесного района Тверской области. Светлячки в ольшанике. Древние курганы, на месте каких-то битв. Здоровенные раки в речке Полонухе, сразу за баней. Озеро с плотвой, лодочка. В какой-то момент совхозного пастуха увозят с аппендицитом в город. И я начинаю пасти совхозное стадо. Мне выдают лошадь, плащ-палатку и длиннющий кнут. А вообще, я первый раз самостоятельно нахожусь далеко от дома. Романтика.
В один из вечеров мы стояли с Ромой и смотрели на закат. Из-за леса показалась огромная вереница гусей и полетела над нами.
-Эх, - сказал Рома, - а в Окском заповеднике сейчас Маркин кольцует журавлей на осеннем пролёте. Я в прошлом году ему помогал.
И тут у меня шевельнулось - мне бы туда.
Потом универ, занятия. Рома у меня авторитет, он с совой, и кольцевал в Окском заповеднике журавлей! Однажды мы разглядываем в общаге, повесив простыню на стене, ромины слайды. Там молодой длинноволосый Маркин с журавлём подмышкой, поля, болото Утрицкое, журавлиные стаи. Вот это жизнь!
Конечно же в первые зимние студенческие каникулы мы едем с Ромой и Андрюхой в Окский заповедник. Там всё засыпано снегом, и знакомый уже по рассказам и слайдам Юра принимает нас в своём доме, вкусно кормит, а потом селит в заповедниковском общежитии. Зима, а журавли в заповеднике есть. Здесь журавлиный питомник, размножают в неволе редкие виды. И журавли со всей страны - серые, чёрные, японские, белые - стерхи.
Опять учёба.
- Самое передовое в полевой зоологии сейчас популяционная экология, - говорит умное Рома. И я хожу в библиотеку и читаю учебники по популяционной экологии и генетике, по этологии. Лекции в универе, честно говоря, сильно скучнее. В городе в то время неуютно, холодно и голодно, а я мечтаю о курлыкающих журавлях над залитыми солнцем полями.
Потом понеслось, экспедиции - Белое море, Енисей, Туркмения. Жить интересно. К четвёртому курсу университета, я уже понимаю, что буду орнитологом. К этому времени я успел кое-что повидать, кое-что попробовать: кольцевал птиц на Енисее, наблюдал за гнездовым поведением юрков и сероголовых гаичек в Кандалакшском заповеднике на Белом море, ползал с биноклем по барханам Кара-Кумов в Репетеке. Уже немного знал голоса птиц, но вот, что когда-нибудь я стану записывать их песни, даже не догадывался. Пока в апреле 1993 года в Сюнт-Хасардагском заповеднике в Туркмении мы с друзьями случайно не встретили Владимира Владимировича Леоновича и Сергея Букреева, которые записывали голоса птиц для фонотеки Вепринцева. В гостях у Серёжи мы пили чай с инжирным вареньем и рассуждали о том, как различаются по песне пустынные и бледные бормотушки. Их научные названия (Hippolais languida и Hippolais pallida) на латыни в исполнении Владимира Владимировича звучали как музыка. А мой однокурсник и друг Олег как раз привёз с собой старый кассетный магнитофон с самостоятельно припаянным микрофоном. Вечером следующего дня я сделал свою первую запись - хор озёрных лягушек в ручье Пархай. И сразу тогда понял, что это моё.
И поэтому после университета оказываюсь в Пущино, там, где фонотека. А что журавли? А журавли же рядом, я несколько раз езжу в разные сезоны в Окский заповедник, уже к Роме, который там работает лаборантом, и к Олегу с Оксаной. Но на осенние скопления журавлей всё не попадаю. Успею, думается мне. Журавлей я записываю весной и в Рдейском заповеднике и в Окском и даже на Алтае. Но вот курлыканья тех осенних, улетающих серых журавлей, что помню с детства, у меня всё нет.
Спустя больше, чем тридцать лет я записываю голоса журавлей в Приамурье в Муравьёвском парке, там дальневосточная солнечная осень и журавли какие хочешь - чёрные, даурские, японские, но не серые. И мечта там о своих серых журавлях становится ещё сильнее.
В сентябре 23 года я понимаю, что далеко уехать в свой отпуск в экспедицию не получается. Федя поступает в физтехлицей. Надо ему помочь с переездом и поселением. Но есть свободных десять дней, и я вспоминаю про журавлей. Пишу в Журавлиную Родину и в Окский заповедник. В Журавлиной Родине меня готовы принять. И из Окского от Вити Иванчева приходит ответ. «Володя, привет! Конечно, приезжай и поскорей, пока благоприятная ситуация. Я переговорил с Ю.М. Маркиным, он сейчас работает на скоплении и согласился брать тебя с собой. Так что «рви когти»».
Ура! Ура! Юрий Михайлович, как будто ждал меня все эти 34 года. Ну надо же!
Я конечно же со всех ног несусь в Окский. Там меня встречает Маркин, и очень хочет, чтобы я быстро и хорошо записал. Но не тут-то было. Журавли записываться не стремятся, да и погода временам не балует. А мне нужна полная тишина, никакого ветра. И чтобы звук разносился далеко. Мы колесим по полям в окрестностях заповедника, видим журавлей и слышим. Но пока всё не то. То техника шумит, то далеко. То то, то сё.
А в Мещёре осень. Желтеют липы у гостиницы в Брыкином Бору. Туманы над Прой. Последние цветы - розовый дербенник прутовидный на лугах и голубые васильки в полях. Есть и что-то совсем новое и незнакомое для меня, например, по берегам Пры необычными заглядывающими вверх, белыми колокольчиками цветёт авран лекарственный.
В особо ветреное утро я не беру с собой аппаратуру, и вижу удивительную картину - я наблюдаю как перепелятник гоняется за желной. Делает он это долго, настойчиво. Желна верещит, орёт, но как-то не сильно улетает. Играют они так что ли. А я жалею, что без аппаратуры. Такие случаи бывают раз в жизни.
В другое раннее-раннее дорассветное туманное утро выезжаем мы с Юрием Михайловичем на поля под село Китово. Передатчики на журавлях показываю, что эти поля журавли посещают каждый день. Маркину надо найти место, где поймать журавлей, ну а мне записать. И я стою в сером тумане на краю поля и жду их. Журавли задерживаются. Какой-то трактор затарахтел. Летят в тумане зяблики и краснозобые коньки. Голоса краснозобых напоминают мне сентябрь в Приамурье. И вот они голоса журавлей, в тумане надо мной. Мне не видно, как держать микрофон, не понятно, где летят. Но в наушниках их крики и даже взмахи крыльев. Вот оно, начало положено!
На следующее утро мы опять едем на те же поля. На песчаной дороге через заповедник поочерёдно поднимаем девять глухарей. Осень и глухарям нужно на зиму запастись камешками - гастролитами, которые потом зимой будут перемалывать хвою в желудке. Камешки глухари ищут на дороге. Но на глухарях мы не задерживаемся, к журавлям, к журавлям.
И вот я довольный иду по полю к машине с голосами в рекордере и размышляю об эмоциях журавлей. И долгая, долгая временная петля замыкается. И улыбается мне Юрий Михайлович.
Click to viewНа другой день мы выезжаем не рано, к вечеру. Хотим выяснить, где в пойме Оки ночуют журавли. Мы ищем их по сигналам передатчиков. Но подъехать к журавлям непросто. Они выбирают для ночёвки глухие и топкие места. На этот раз с нами ещё Кристина - аспирантка из Москвы. Она занимается поведением журавлей и помогает Юрию Михайловичу. А ясный вечер - необыкновенный. Пока мы колесим по лугам у Оки вокруг бормочут на осенних токах тетерева, разбегаются косули. Мы встречаем в лугах даже лося. И красота такая не передать - мягкий вечерний свет, скошенные бескрайние луга - зелёные, дубовые перелески начинают желтеть. А совсем вдалеке на горизонте виднеется колокольня в селе Ибердус.
- В таких местах хочется себе построить дом, - говорит Маркин.
Мы находим всё-таки ночёвку журавлей, где собирается больше двух сотен птиц. И я записываю их предночные голоса. А вокруг стрекочут кузнечики. И такие дали вокруг, такие запахи. В общем назад мы немного блудимся. Слишком неявные в лугах колеи, слишком бескрайние вокруг просторы. А в деревне Кочемары нас ждут на ужин замечательные скульпторы. И мы всё-таки поспеваем к ним. И там в роскошном деревянном доме мы сидим за длинным столом уставленным яствами - солёными грибочками, красной рыбой, отбивными, картошечкой, помидорами с огорода. Мне предлагаются разные настоечки - хреновуха и калгановка, например. Смеётся, сверкая искорками в глазах, Кристина, Юрий Михайлович тоже в духе. А я думаю - так празднуется осуществление мечт.
В один из последних дней моей поездки в Окский в лесу, в совсем другом месте, мне опять встречаются перепелятник с желной. На этот раз я с аппаратурой, и ветра нет. И опять перепелятник гоняется среди белых берёзовых стволов за чернющей желной. И истошно орёт желна, и покрикивает от избытка чувств ястребок. А я их записываю и думаю, ну так же не бывает! Но так бывает!
Василёк синий
Тетерева
Авран лекарственный