Пущинские дневники
Пущино - Республика, Приокско-Террасный заповедник, 17 февраля 2024
Снег в лесу совсем не то, что снег в городе. Поначалу разница не очень заметна, но чем глубже в лес, тем больше бросаются в глаза чистота и нетронутость. Ни единого машинного следа, ни единого грязного комка. Через час хотьбы на лыжах, ты уже полностью проникаешься спящим снежным миром. Собственный лыжный след на девственном покрове кажется совсем ничтожным. А сплошной белый сугроб воспринимается как тёплое одеяло, укрывшее всё вокруг. Одеяло мягкое, флисовое и абсолютно разглаженное - ни единой складочки.
Три снежных месяца усыпили лес, кажется, намертво. Внизу под кронами - не шелохнёт. Вверху деревья могут качать верхушками на ветру, сыпать снежным ворохом, а здесь спящее царство - всё всё под многодневным снегом: нижние ветви елей, сами ёлочки, поваленные стволы, выворотни, пни. Если укрыт кочкарниковый лес, то и белое одеяло холмиками. А в липняке снег лежит почему-то большими волнами. Выглядывает солнце, и на белом покрывале появляются синие тени, тени на волнистом снегу тоже волнами. Необыкновенный, непередаваемый волнистый февральский орнамент лежит вокруг в липняке. Как будто гигантский ребёнок решил на целом заснеженном лесе нарисовать море.
Я считаю следы зверей на снегу, а их мало. Километра три назад прошли два лося. Куница несколько раз перебегала дорогу, видно, что здесь гонялась она за белкой. Но вся жизнь только в следах. Сам лес - крепко спит. В Липицах утром, пока я ждал Илью на машине, пела большая синица. А здесь, похоже никто не замечает пока весну. Не слышно поющих синиц ни одной, и дятлы совсем не барабанили. Слышно только, как они кормятся шишками и иногда перекликаются. Совсем не чувствуют пока прибавления света, что ли?
«Скрип, скрип, скрип» А это что? Поёт кто-то, да как звонко. Клёст! Клесты. Вот для кого спящий февральский лес - дом родной. Остались в эту зиму всё-таки клесты у нас и похоже могут загнездиться. «Тррря-рря-ряя-ряя» затараторил большой пёстрый дятел. Ух, похоже, он видит кого-то, кого не вижу я. И даже, кажется, я догадываюсь кого. Ну-ка! Несколько раз свищу весенней песней воробьиного сычика. Десять секунд и в кронах сосен появляется игрушечная сова с мягким порхающим полётом. Вот он - птичий страшный сон. Сидит смотрит на меня сверху, а потом растопыривает лицевой диск и поёт. «Фи-трр, фи-трр, фи-трр» Эх, видно, уже свистят в этом февральском лесу в вечерних и рассветных сумерках воробьиные сычики. Да и серые неясыти, наверняка, уже не молчат. А я в городе всё пропускаю.
На песню сычика слетаются три больших пёстрых дятла и три клеста-еловика. Все волнуются, беспокоятся. Дятлы кричат, один обнаруживает сычика и даже пикирует на него. Ну и переполох я устроил. Всё больше никого не провоцируем. Но, зато стало понятно, что не ошибся я с предположением, и клесты здесь точно гнездятся, уж больно сильно беспокоятся два алых самца и серая самочка.
Сычик стремительно перелетает ещё раз и прячется где-то в осиновых ветвях. Все постепенно затихают, и через десять минут лес опять спит. Иду опять по мягкой тишине, которую изредка царапнут высокий свист королька или трелька хохлатой синицы. Но теперь, после восьми километров маршрута я знаю, что весна заглянула и сюда, что лесные жители уже её почувствовали и кто-то уже тишиной воспользовался, чтобы найти среди снегов пару или первым застолбить себе место для будущего гнездования. Новый сезон размножения уже начался. И в подтверждение моих мыслей раздаётся громкая протяжная трель «кьи-кьи-кьи-кьи-кьи-кьи-ки-кик». Ух, да это поёт тетеревятник у гнезда! Вот! Вот кому ещё нужна эта февральская тишина. Живут тетеревятники пара от пары далеко и только в такое безмолвие и могут докричаться друг до друга. «Кьи-кьи-кьи-кьи-кьи-кьи-ки-кик». А у меня нет с собой аппаратуры звукозаписывательной, как её взять в долгий лыжный переход я ещё не придумал. А тетеревятник всё поёт. Наверно, говорит самке - посмотри на этот лес, на всю эту мощь, на это солнце. Пора, пора уже принести свежих зелёных сосновых ветвей в наше гнездо! «Кьи-кьи-кьи-кьи-кьи-кьи, ки-кик!».
Ну, до чего всё-таки звонко!
Хорошо хоть, один раз я уже записывал его песню. Давно, уже шесть лет назад. В таком же тихом и спящем лесу на окраине Рдейского болота, но только в марте. Туда я смог добраться без лыж с микрофоном и рекордером.
Занятый учётом двигаюсь дальше, и крик тетеревятника доносится всё тише и тише.
К концу маршрута сил моих остаётся совсем мало. С трудом заставляю себя оглянуться и сфотографировать собственный лыжный след в заснеженном освещённом солнцем старом бору. Тяжело ходить по зимнему лесу. Невесомый снег на лыжах ощущается к середине дня тяжёлым как песок. Дома долго ещё буду приходить в себя. Но усталость эта из наиприятнейших. Только через неё и получается приоткрыть секреты дремлющего леса, начинающего вообще-то уже немного просыпаться.
Снег в лесу совсем не то, что снег в городе. Поначалу разница не очень заметна, но чем глубже в лес, тем больше бросаются в глаза чистота и нетронутость. Ни единого машинного следа, ни единого грязного комка. Через час хотьбы на лыжах, ты уже полностью проникаешься спящим снежным миром. Собственный лыжный след на девственном покрове кажется совсем ничтожным. А сплошной белый сугроб воспринимается как тёплое одеяло, укрывшее всё вокруг. Одеяло мягкое, флисовое и абсолютно разглаженное - ни единой складочки.
Три снежных месяца усыпили лес, кажется, намертво. Внизу под кронами - не шелохнёт. Вверху деревья могут качать верхушками на ветру, сыпать снежным ворохом, а здесь спящее царство - всё всё под многодневным снегом: нижние ветви елей, сами ёлочки, поваленные стволы, выворотни, пни. Если укрыт кочкарниковый лес, то и белое одеяло холмиками. А в липняке снег лежит почему-то большими волнами. Выглядывает солнце, и на белом покрывале появляются синие тени, тени на волнистом снегу тоже волнами. Необыкновенный, непередаваемый волнистый февральский орнамент лежит вокруг в липняке. Как будто гигантский ребёнок решил на целом заснеженном лесе нарисовать море.
Я считаю следы зверей на снегу, а их мало. Километра три назад прошли два лося. Куница несколько раз перебегала дорогу, видно, что здесь гонялась она за белкой. Но вся жизнь только в следах. Сам лес - крепко спит. В Липицах утром, пока я ждал Илью на машине, пела большая синица. А здесь, похоже никто не замечает пока весну. Не слышно поющих синиц ни одной, и дятлы совсем не барабанили. Слышно только, как они кормятся шишками и иногда перекликаются. Совсем не чувствуют пока прибавления света, что ли?
«Скрип, скрип, скрип» А это что? Поёт кто-то, да как звонко. Клёст! Клесты. Вот для кого спящий февральский лес - дом родной. Остались в эту зиму всё-таки клесты у нас и похоже могут загнездиться. «Тррря-рря-ряя-ряя» затараторил большой пёстрый дятел. Ух, похоже, он видит кого-то, кого не вижу я. И даже, кажется, я догадываюсь кого. Ну-ка! Несколько раз свищу весенней песней воробьиного сычика. Десять секунд и в кронах сосен появляется игрушечная сова с мягким порхающим полётом. Вот он - птичий страшный сон. Сидит смотрит на меня сверху, а потом растопыривает лицевой диск и поёт. «Фи-трр, фи-трр, фи-трр» Эх, видно, уже свистят в этом февральском лесу в вечерних и рассветных сумерках воробьиные сычики. Да и серые неясыти, наверняка, уже не молчат. А я в городе всё пропускаю.
На песню сычика слетаются три больших пёстрых дятла и три клеста-еловика. Все волнуются, беспокоятся. Дятлы кричат, один обнаруживает сычика и даже пикирует на него. Ну и переполох я устроил. Всё больше никого не провоцируем. Но, зато стало понятно, что не ошибся я с предположением, и клесты здесь точно гнездятся, уж больно сильно беспокоятся два алых самца и серая самочка.
Сычик стремительно перелетает ещё раз и прячется где-то в осиновых ветвях. Все постепенно затихают, и через десять минут лес опять спит. Иду опять по мягкой тишине, которую изредка царапнут высокий свист королька или трелька хохлатой синицы. Но теперь, после восьми километров маршрута я знаю, что весна заглянула и сюда, что лесные жители уже её почувствовали и кто-то уже тишиной воспользовался, чтобы найти среди снегов пару или первым застолбить себе место для будущего гнездования. Новый сезон размножения уже начался. И в подтверждение моих мыслей раздаётся громкая протяжная трель «кьи-кьи-кьи-кьи-кьи-кьи-ки-кик». Ух, да это поёт тетеревятник у гнезда! Вот! Вот кому ещё нужна эта февральская тишина. Живут тетеревятники пара от пары далеко и только в такое безмолвие и могут докричаться друг до друга. «Кьи-кьи-кьи-кьи-кьи-кьи-ки-кик». А у меня нет с собой аппаратуры звукозаписывательной, как её взять в долгий лыжный переход я ещё не придумал. А тетеревятник всё поёт. Наверно, говорит самке - посмотри на этот лес, на всю эту мощь, на это солнце. Пора, пора уже принести свежих зелёных сосновых ветвей в наше гнездо! «Кьи-кьи-кьи-кьи-кьи-кьи, ки-кик!».
Ну, до чего всё-таки звонко!
Хорошо хоть, один раз я уже записывал его песню. Давно, уже шесть лет назад. В таком же тихом и спящем лесу на окраине Рдейского болота, но только в марте. Туда я смог добраться без лыж с микрофоном и рекордером.
Занятый учётом двигаюсь дальше, и крик тетеревятника доносится всё тише и тише.
К концу маршрута сил моих остаётся совсем мало. С трудом заставляю себя оглянуться и сфотографировать собственный лыжный след в заснеженном освещённом солнцем старом бору. Тяжело ходить по зимнему лесу. Невесомый снег на лыжах ощущается к середине дня тяжёлым как песок. Дома долго ещё буду приходить в себя. Но усталость эта из наиприятнейших. Только через неё и получается приоткрыть секреты дремлющего леса, начинающего вообще-то уже немного просыпаться.