Рдейские дневники
Ельно, Рдейский заповедник, 3 апреля 2017
На рассвете на дороге недалеко от нашего вагончика сидел заяц - белоухий и белолапый, чуть-чуть начавший сереть спиной и мордочкой. Снега нигде уже нет, всё по-апрельски серо-бурое и только он белел издалека, нелепый как инопланетянин.
Покрутился я вокруг вагончика, позаписывал утренние заряночьи песни, и показалось мне, что смогу пройти на Старую речку. И действительно - вода немного спала, и бобровые плотины я прошёл в раскатанных болотниках относительно легко. Вот - три бревна, осталось перейти по ним речку, а там уже открытое болото. Сразу на выходе из ольшаника, у края болота, три лося стоят, утреннее солнце на спинах играет, золотит загривки. Я шевельнулся. Они дёрнулись и разбежались в разные стороны, один налево, а два других направо от меня. Не успел я вперёд и пару шагов сделать - смотрю, те, что вправо убежали, назад бегут. Обогнули меня и не слишком быстро вслед за первым ушли. Наконец выхожу на чисть. Видно далеко-далеко. Лебеди кричат в иванцевской стороне. Клин гусей тянется, гогоча, на северо-восток, за ним ещё один. Выпь дудит с осиновой гривы. Хорошо! Тут вижу темнеют у опушки леса какие-то два шара. Навёл бинокль, а это медведь большой, чёрный, что-то ест в траве. Поест-поест, потом голову вверх задерёт, принюхивается. Голова большая мохнатая, глазки и ушки кажутся крохотные. То, что я за два шара принял, зад и холка. Очень уж он ладный, круглый, пушистый после зимы. Медведь ест, я стою, а над нами гуси гогочут, лебеди трубят, ещё и журавли вдалеке закричали. А мне уже дальше идти не хочется, лучше всего если медведь меня вообще не заметит. Я бочком-бочком за ивы, а там за берёзки, и не торопясь назад. А в одной пролетавшей лебединой стае, пока я на медведя смотрел, было пятьдесят шесть кликунов и четырнадцать гуменников. Эх, моя мечта крики-голоса такой стаи записать, а я в этот раз оказался без аппаратуры - побоялся замочить в полой воде микрофоны.
На рассвете на дороге недалеко от нашего вагончика сидел заяц - белоухий и белолапый, чуть-чуть начавший сереть спиной и мордочкой. Снега нигде уже нет, всё по-апрельски серо-бурое и только он белел издалека, нелепый как инопланетянин.
Покрутился я вокруг вагончика, позаписывал утренние заряночьи песни, и показалось мне, что смогу пройти на Старую речку. И действительно - вода немного спала, и бобровые плотины я прошёл в раскатанных болотниках относительно легко. Вот - три бревна, осталось перейти по ним речку, а там уже открытое болото. Сразу на выходе из ольшаника, у края болота, три лося стоят, утреннее солнце на спинах играет, золотит загривки. Я шевельнулся. Они дёрнулись и разбежались в разные стороны, один налево, а два других направо от меня. Не успел я вперёд и пару шагов сделать - смотрю, те, что вправо убежали, назад бегут. Обогнули меня и не слишком быстро вслед за первым ушли. Наконец выхожу на чисть. Видно далеко-далеко. Лебеди кричат в иванцевской стороне. Клин гусей тянется, гогоча, на северо-восток, за ним ещё один. Выпь дудит с осиновой гривы. Хорошо! Тут вижу темнеют у опушки леса какие-то два шара. Навёл бинокль, а это медведь большой, чёрный, что-то ест в траве. Поест-поест, потом голову вверх задерёт, принюхивается. Голова большая мохнатая, глазки и ушки кажутся крохотные. То, что я за два шара принял, зад и холка. Очень уж он ладный, круглый, пушистый после зимы. Медведь ест, я стою, а над нами гуси гогочут, лебеди трубят, ещё и журавли вдалеке закричали. А мне уже дальше идти не хочется, лучше всего если медведь меня вообще не заметит. Я бочком-бочком за ивы, а там за берёзки, и не торопясь назад. А в одной пролетавшей лебединой стае, пока я на медведя смотрел, было пятьдесят шесть кликунов и четырнадцать гуменников. Эх, моя мечта крики-голоса такой стаи записать, а я в этот раз оказался без аппаратуры - побоялся замочить в полой воде микрофоны.