О долгожданном растождествлении либерализма и интеллектуализма
Прочел у kiprian_sh цитату в ФБ из либерального библеиста Андрея Десницкого:
Вообще, мне кажется довольно абсурдным такое представление: человека спасает от вечной погибели и вводит в царство Божие некая изощренная интеллектуальная схема, которую он должен выстроить у себя в голове по множеству святоотеческих цитат и которая должна в мельчайших деталях совпасть с Протосхемой, сокрытой в этих цитатах. Малейшее несовпадение гибельно, равно как и малейшее колебание в споре с теми, кто не вполне согласен с мельчайшими деталями твоей схемы. Почему всё это называется святоотеческим богословием, я не понимаю. По-моему, это просто шизофрения. Отцы все-таки про другое, равно как и Евангелие. Впрочем, Евангелие в такой схеме просто не нужно и даже как-то вредно, поскольку оно в нее не впишется ни за что.
* * *
Должен признаться, я давно ждал от либерального богослова именно такого заявления, и оно было неизбежно, как неизбежен будет и следующий шаг - отказ от богословия как такового.
Не знаю, заметил ли кто или нет, но это заявление - пороговое по своему значению.
Ведь в чем до сих пор заключался главный миф либерального богословия? В постоянно навязываемом отождествлении либеральной позиции как якобы глубоко “интеллектуальной”, а консервативной позиции как якобы глубоко антиинтеллектуальной, дремучей и маркобесной.
Причем это отождествление касается не только внутрибогословских споров, но и любых других, где имеет место оппозиция либерального и консервативного подходов. Однако это отождествление никогда бы не добилось успеха, если бы сами консерваторы не стали вестись на этот политтехнологический ход либералов и со смирением, а иногда и с настоящей радостью соглашаться с ними - “да, вот мы такие иррациональные, мы только чувствуем и только веруем, а разум это всё от лукавого” и т.п. В этой ложной оппозиции были свои исторические основания - это романтическая реакция на Просвещение, которая, к большому сожалению, стала праматерью любого культурного и политического консерватизма на два века вперед. Именно романтики пошли этим порочным путем - строить всю свою позицию на “пакетном” отрицании всего Просвещения, так что вместе с его объективной ложью они отрицали и его объективную правду.
Мне же всегда было совершенно очевидно, что именно либеральная позиция на 90% совершенно антиинтеллектуальна и зиждется на сплошных эмоциях, пристрастиях, вкусовщине, личной гордыне и тусовчной омерте. И это при том, что, безусловно, существует интеллектуальный либерализм, но самими либералами он востребован не более, чем самый дремучий консерватизм, потому что он им просто не нужен - сама идея спора с оппонентом предполагает признание его интеллектуальных способностей, а самое главное, признание того, что есть некие опосредующие ценности между спорящими, которым нужно соответствовать, и ещё не факт, что твой оппонент соответствует им меньше, чем ты. Иными словами, любая ответственная полемика в рамках определенной логики просто унижает такого либерала и поэтому в ход идут сплошные эмоции - “да вы кто такой, да с кем я вообще разговариваю?”
Но свобода слова и ослабление корпоративно-тусовочных зависимостей (либеральные, кстати, достижения) лишили самих либералов прежнего гонора и ауры вольнодумцев - теперь каждый сам себе и вольнодумец, и инквизитор, а следовательно, на одних эмоциях не выедешь. И вот в этой ситуации вдруг выяснилось, что именно консерваторы основывают свои позиции на конкретной иерархии авторитетных текстов, на способности сопоставлять эти тексты и учитывать их при решении любой богословской проблемы. И это совершенно естественно, потому что христианство - это совершенно интеллектуалистская религия, где нужно быть простыми как голуби, но мудрыми как змеи (Мф 10:16), быть на злое младенцами, но по уму быть совершеннолетними (1 Кор 14:20).
Теперь же можно предвидеть обратный процесс растождествления либерализма и интеллектуализма (и, видимо, не только в богословии), когда наиболее честные либералы будут прямо признаваться в том, что для них достаточно "просто веры" или "просто чувства", а все эти интеллектуальные заморчки с определениями и согласованиями - это удел консерваторов. Начнется возвращение к Тертуллиану с его противопоставлением Афин и Иерусалима, а дальше - к какому-нибудь изводу монтанизма нашего времени, что уже будет совсем органично для людей, коим так тяжело жить в той иерархической системе, которой всегда была и всегда будет Церковь Христова. И вот тогда окончательно выветрится тот дух панка и хиппизма, который пришел в наши прицерковные круги с концом советской системы, когда сама Церковь воспринималась не иначе как альтернатива этой системе, а с ним и вся та гносеомахия, которая позволяет сегодня священникам без всякого стеснения признаваться в том, что они "не разбираются в богословии"... (Впрочем, что-то я размечатлся на Благовещение).
* * *
Безусловно, христианское вероучение вполне можно представить как “изощренную интеллектуальную схему”, каковой она, действительно, предстает нам во многих катехизисах, начиная со знаменитого “Точного изложения православной веры” преп.Иоанна Дамаскина, не случайно предваряемого “Философскими главами”, вполне тянущими на учебник схоластики. Безусловно соглашаясь с тем, что реальность Бога бесконечно сложна для человеческого понимания, Церковь не могла не объяснять для себя эту реальность на языке доступной ей философии, облекая свои представления о Боге в точные схемы и формулы, освященные Соборами и подтвержденные многовековой общецерковной рецепцией.
Так что я вполне согласен с определением Десницкого - это именно “изощренная интеллектуальная схема, которую должно выстроить у себя в голове по множеству святоотеческих цитат и которая должна в мельчайших деталях совпасть с Протосхемой, сокрытой в этих цитатах”. Не согласен я только с тем, что это почему-то оказывается чем-то плохим для православного человека.
Поскольку догматическое богословие - это точная дисциплина, то боязнь догматических формул и схем это боязнь самой догматики, а следовательно, самого богословия. И вполне можно сказать, кто именно боится таких формул и схем - это либо люди, не способные к чтению догматического богословия и оправдывающие свою интеллектуальную лень “просто верой” (каковых у нас очень много и каковые составляют готовый “электорат” для любой ереси), либо откровенные еретики, прикрывающие свои неправославные взгляды тем, что “всё сложно”.
Интересно, как бы все эти люди вели себя в ситуации Никейского Собора 325 года (т.е. Первого Вселенского Собора), когда православные “фанатики” до конца отказывались признать любую версию Символа веры, если она хоть сколько-нибудь удовлетворяла ариан и специально ввели в свой Символ термин из греческой философии - “омоузиос” (единосущный), который уже не мог принять ни один честный арианин.
Вообще, если бы все наши либеральные христиане и “просто верующие”, столь боящиеся догматических схем и формул, жили бы во время любого из известных Вселенских Соборов, то можно только представить себе, как они бы относились к тогдашним православным “занудам”, коих они теперь по умолчанию вынуждены признавать отцами Церкви. Слава Богу, что не эти люди побеждали в церковной истории, а именно те “зануды”, которые готовы были до конца стоять за те самые схемы и формулы, даже если вся империя была бы против них, а не то что какая-то придворная тусовка патентованных книжников, столь презирающих саму книжность.
Вообще, мне кажется довольно абсурдным такое представление: человека спасает от вечной погибели и вводит в царство Божие некая изощренная интеллектуальная схема, которую он должен выстроить у себя в голове по множеству святоотеческих цитат и которая должна в мельчайших деталях совпасть с Протосхемой, сокрытой в этих цитатах. Малейшее несовпадение гибельно, равно как и малейшее колебание в споре с теми, кто не вполне согласен с мельчайшими деталями твоей схемы. Почему всё это называется святоотеческим богословием, я не понимаю. По-моему, это просто шизофрения. Отцы все-таки про другое, равно как и Евангелие. Впрочем, Евангелие в такой схеме просто не нужно и даже как-то вредно, поскольку оно в нее не впишется ни за что.
* * *
Должен признаться, я давно ждал от либерального богослова именно такого заявления, и оно было неизбежно, как неизбежен будет и следующий шаг - отказ от богословия как такового.
Не знаю, заметил ли кто или нет, но это заявление - пороговое по своему значению.
Ведь в чем до сих пор заключался главный миф либерального богословия? В постоянно навязываемом отождествлении либеральной позиции как якобы глубоко “интеллектуальной”, а консервативной позиции как якобы глубоко антиинтеллектуальной, дремучей и маркобесной.
Причем это отождествление касается не только внутрибогословских споров, но и любых других, где имеет место оппозиция либерального и консервативного подходов. Однако это отождествление никогда бы не добилось успеха, если бы сами консерваторы не стали вестись на этот политтехнологический ход либералов и со смирением, а иногда и с настоящей радостью соглашаться с ними - “да, вот мы такие иррациональные, мы только чувствуем и только веруем, а разум это всё от лукавого” и т.п. В этой ложной оппозиции были свои исторические основания - это романтическая реакция на Просвещение, которая, к большому сожалению, стала праматерью любого культурного и политического консерватизма на два века вперед. Именно романтики пошли этим порочным путем - строить всю свою позицию на “пакетном” отрицании всего Просвещения, так что вместе с его объективной ложью они отрицали и его объективную правду.
Мне же всегда было совершенно очевидно, что именно либеральная позиция на 90% совершенно антиинтеллектуальна и зиждется на сплошных эмоциях, пристрастиях, вкусовщине, личной гордыне и тусовчной омерте. И это при том, что, безусловно, существует интеллектуальный либерализм, но самими либералами он востребован не более, чем самый дремучий консерватизм, потому что он им просто не нужен - сама идея спора с оппонентом предполагает признание его интеллектуальных способностей, а самое главное, признание того, что есть некие опосредующие ценности между спорящими, которым нужно соответствовать, и ещё не факт, что твой оппонент соответствует им меньше, чем ты. Иными словами, любая ответственная полемика в рамках определенной логики просто унижает такого либерала и поэтому в ход идут сплошные эмоции - “да вы кто такой, да с кем я вообще разговариваю?”
Но свобода слова и ослабление корпоративно-тусовочных зависимостей (либеральные, кстати, достижения) лишили самих либералов прежнего гонора и ауры вольнодумцев - теперь каждый сам себе и вольнодумец, и инквизитор, а следовательно, на одних эмоциях не выедешь. И вот в этой ситуации вдруг выяснилось, что именно консерваторы основывают свои позиции на конкретной иерархии авторитетных текстов, на способности сопоставлять эти тексты и учитывать их при решении любой богословской проблемы. И это совершенно естественно, потому что христианство - это совершенно интеллектуалистская религия, где нужно быть простыми как голуби, но мудрыми как змеи (Мф 10:16), быть на злое младенцами, но по уму быть совершеннолетними (1 Кор 14:20).
Теперь же можно предвидеть обратный процесс растождествления либерализма и интеллектуализма (и, видимо, не только в богословии), когда наиболее честные либералы будут прямо признаваться в том, что для них достаточно "просто веры" или "просто чувства", а все эти интеллектуальные заморчки с определениями и согласованиями - это удел консерваторов. Начнется возвращение к Тертуллиану с его противопоставлением Афин и Иерусалима, а дальше - к какому-нибудь изводу монтанизма нашего времени, что уже будет совсем органично для людей, коим так тяжело жить в той иерархической системе, которой всегда была и всегда будет Церковь Христова. И вот тогда окончательно выветрится тот дух панка и хиппизма, который пришел в наши прицерковные круги с концом советской системы, когда сама Церковь воспринималась не иначе как альтернатива этой системе, а с ним и вся та гносеомахия, которая позволяет сегодня священникам без всякого стеснения признаваться в том, что они "не разбираются в богословии"... (Впрочем, что-то я размечатлся на Благовещение).
* * *
Безусловно, христианское вероучение вполне можно представить как “изощренную интеллектуальную схему”, каковой она, действительно, предстает нам во многих катехизисах, начиная со знаменитого “Точного изложения православной веры” преп.Иоанна Дамаскина, не случайно предваряемого “Философскими главами”, вполне тянущими на учебник схоластики. Безусловно соглашаясь с тем, что реальность Бога бесконечно сложна для человеческого понимания, Церковь не могла не объяснять для себя эту реальность на языке доступной ей философии, облекая свои представления о Боге в точные схемы и формулы, освященные Соборами и подтвержденные многовековой общецерковной рецепцией.
Так что я вполне согласен с определением Десницкого - это именно “изощренная интеллектуальная схема, которую должно выстроить у себя в голове по множеству святоотеческих цитат и которая должна в мельчайших деталях совпасть с Протосхемой, сокрытой в этих цитатах”. Не согласен я только с тем, что это почему-то оказывается чем-то плохим для православного человека.
Поскольку догматическое богословие - это точная дисциплина, то боязнь догматических формул и схем это боязнь самой догматики, а следовательно, самого богословия. И вполне можно сказать, кто именно боится таких формул и схем - это либо люди, не способные к чтению догматического богословия и оправдывающие свою интеллектуальную лень “просто верой” (каковых у нас очень много и каковые составляют готовый “электорат” для любой ереси), либо откровенные еретики, прикрывающие свои неправославные взгляды тем, что “всё сложно”.
Интересно, как бы все эти люди вели себя в ситуации Никейского Собора 325 года (т.е. Первого Вселенского Собора), когда православные “фанатики” до конца отказывались признать любую версию Символа веры, если она хоть сколько-нибудь удовлетворяла ариан и специально ввели в свой Символ термин из греческой философии - “омоузиос” (единосущный), который уже не мог принять ни один честный арианин.
Вообще, если бы все наши либеральные христиане и “просто верующие”, столь боящиеся догматических схем и формул, жили бы во время любого из известных Вселенских Соборов, то можно только представить себе, как они бы относились к тогдашним православным “занудам”, коих они теперь по умолчанию вынуждены признавать отцами Церкви. Слава Богу, что не эти люди побеждали в церковной истории, а именно те “зануды”, которые готовы были до конца стоять за те самые схемы и формулы, даже если вся империя была бы против них, а не то что какая-то придворная тусовка патентованных книжников, столь презирающих саму книжность.