Она.
Вечерело. Она стояла у окна и, всматриваясь в глубину скользящих облаков, думала.
Думала о времени, так же скользящим, как эти сиренево-розовые облака,
времени, отведенным ей на эту жизнь. Оно то казалось ей остановившемся,
как будто она попадала в замедленную сьёмку, где секунда превращалась в пол-минуты,
то казалось, что оно бежит и торопит её мысли, её движения,
делая их хаотичными, наступая на пятки самой себе. Она знала, что-то не то,
неправильно, не так как у всех. Она знала, что отличается, и это отличие позволяло
ей переживать минуты любви намного интенсивнее, врываться в миг и жить в нём,
наслаждаясь и смакуя. Любить так, как не любит никто. Чувствотать так, как не может
никто. Эту способность пребывания в секунде можно было бы считать везением,
если бы всё вокруг не подчинялось другому, более длительному, времени и
не оставляло в душе её тошно-кислого привкуса пустоты...
Думала о времени, так же скользящим, как эти сиренево-розовые облака,
времени, отведенным ей на эту жизнь. Оно то казалось ей остановившемся,
как будто она попадала в замедленную сьёмку, где секунда превращалась в пол-минуты,
то казалось, что оно бежит и торопит её мысли, её движения,
делая их хаотичными, наступая на пятки самой себе. Она знала, что-то не то,
неправильно, не так как у всех. Она знала, что отличается, и это отличие позволяло
ей переживать минуты любви намного интенсивнее, врываться в миг и жить в нём,
наслаждаясь и смакуя. Любить так, как не любит никто. Чувствотать так, как не может
никто. Эту способность пребывания в секунде можно было бы считать везением,
если бы всё вокруг не подчинялось другому, более длительному, времени и
не оставляло в душе её тошно-кислого привкуса пустоты...