Уоллес Стивенс
Ни мяса опоссума, ни картошки, ни тюри
Нет уже доброго старого солнца,
Оно ушло, как будто мы спим.
Поле промерзло. Листья засохли.
Зло торжествует в мире без солнца.
В безжизненном воздухе замерзшие стебли -
Как руки сломанные. Они - как туловища,
Лишенные ног. Они - как тела обезглавленные.
Они - словно головы, которые крикнуть не могут.
Лишь языком шелестят беззвучно.
Снег сверкает, как взгляд, по земле скользящий,
Скользящий мимо и ускользающий прочь.
Шуршащие листья шаркают по земле.
Глубокая зима. Глухое небо.
Стебли корнями вмерзли в глыбу льда.
Здесь, в этой вот пустыне, каждый звук
Беспомощного шевеленья жизни
Только подчеркивает пустоту
Ужасной бездны зимнего безмолвия.
Здесь, в самом сердце зла, мы постигаем
Всю истину и высший смысл добра.
Ворон, взлетая с ветки, кажется ржавым,
Ярко сверкает злоба в его глазах…
С ним за компанию взлетел еще один,
Но там, вдали, среди пустых равнин.
Перевод Владимира Британишского
Wallace Stevens
No Possum, No Sop, No Taters
He is not here, the old sun,
As absent as if we were asleep.
The field is frozen. The leaves are dry.
Bad is final in this light.
In this bleak air the broken stalks
Have arms without hands. They have trunks
Without legs or, for that, without heads.
They have heads in which a captive cry
Is merely the moving of a tongue.
Snow sparkles like eyesight falling to earth,
Like seeing fallen brightly away.
The leaves hop, scraping on the ground.
It is deep January. The sky is hard.
The stalks are firmly rooted in ice.
It is in this solitude, a syllable,
Out of these gawky flitterings,
Intones its single emptiness,
The savagest hollow of winter-sound.
It is here, in this bad, that we reach
The last purity of the knowledge of good.
The crow looks rusty as he rises up.
Bright is the malice in his eye . . .
One joins him there for company,
But at a distance, in another tree.
Нет уже доброго старого солнца,
Оно ушло, как будто мы спим.
Поле промерзло. Листья засохли.
Зло торжествует в мире без солнца.
В безжизненном воздухе замерзшие стебли -
Как руки сломанные. Они - как туловища,
Лишенные ног. Они - как тела обезглавленные.
Они - словно головы, которые крикнуть не могут.
Лишь языком шелестят беззвучно.
Снег сверкает, как взгляд, по земле скользящий,
Скользящий мимо и ускользающий прочь.
Шуршащие листья шаркают по земле.
Глубокая зима. Глухое небо.
Стебли корнями вмерзли в глыбу льда.
Здесь, в этой вот пустыне, каждый звук
Беспомощного шевеленья жизни
Только подчеркивает пустоту
Ужасной бездны зимнего безмолвия.
Здесь, в самом сердце зла, мы постигаем
Всю истину и высший смысл добра.
Ворон, взлетая с ветки, кажется ржавым,
Ярко сверкает злоба в его глазах…
С ним за компанию взлетел еще один,
Но там, вдали, среди пустых равнин.
Перевод Владимира Британишского
Wallace Stevens
No Possum, No Sop, No Taters
He is not here, the old sun,
As absent as if we were asleep.
The field is frozen. The leaves are dry.
Bad is final in this light.
In this bleak air the broken stalks
Have arms without hands. They have trunks
Without legs or, for that, without heads.
They have heads in which a captive cry
Is merely the moving of a tongue.
Snow sparkles like eyesight falling to earth,
Like seeing fallen brightly away.
The leaves hop, scraping on the ground.
It is deep January. The sky is hard.
The stalks are firmly rooted in ice.
It is in this solitude, a syllable,
Out of these gawky flitterings,
Intones its single emptiness,
The savagest hollow of winter-sound.
It is here, in this bad, that we reach
The last purity of the knowledge of good.
The crow looks rusty as he rises up.
Bright is the malice in his eye . . .
One joins him there for company,
But at a distance, in another tree.