Сердце зашлось!
Как же давно я не читала столь значимого произведения!
Я просто в шоке!
Так говорила моя бабушка, когда сердце сжималось от страха ли, боли или великой радости, - сердце зашлось!
Вот и у меня оно сегодня зашлось, пока я читала "Иуду Искариота" Леонида Андреева!
Никто и никогда особо не интересовался Иудой-предателем. Кому он, продавший Учителя за тридцать сребренников, будет интересен? В истории он остался Предателем и точка - что о нём говорить?
Лгун, мошенник, клеветник - рыжая, страшная обезьяна: сама природа наделила и выделила его всеми уродствами, какие есть у человека, чтобы никто не обманывался на его счёт.
Я, как только начала читать этот рассказ, стала пристально вглядываться в личность Иуды, - все его поступки дрянь вроде бы... но понимаю, что его поступки, в то же время, очень смахивают на поступки суфийских мудрецов, когда они не словами, но своими действиями (и часто действиями жестокими!) заставляли своих учеников думать и даже, побивая их палками, - учили!
Я не могла разобраться в Иуде. Что он? - ведь он позарился не на тридцать сребренников - ведь у него в руках были все деньги общины - Иисус сам распорядился, чтобы Иуда брал себе денег столько, сколько ему надо, и это было больше 30 сребренников!
Так что же ему нужно было? Что двигало им, когда он предавал?!
Зависть? - боюсь, что нет!
Страх? - чего боялся Иуда?
Любовь?!... палача если только?
Быстрым взглядом окинул Искариот их смятенные ряды, заметил трепет, готовый перейти в громко ляскающую дрожь испуга, заметил бледность, бессмысленные улыбки, вялые движения рук, точно стянутых железом у предплечья, - и зажглась в его сердце смертельная скорбь, подобная той, какую испытал перед этим Христос. Вытянувшись в сотню громко звенящих, рыдающих струн, он быстро рванулся к Иисусу и нежно поцеловал его холодную щеку. Так тихо, так нежно, с такой мучительной любовью и тоской, что, будь Иисус цветком на тоненьком стебельке, он не колыхнул бы его этим поцелуем и жемчужной росы не сронил бы с чистых лепестков.
- Иуда, - сказал Иисус и молнией своего взора осветил ту чудовищную груду насторожившихся теней, что была душой Искариота, - но в бездонную глубину ее не мог проникнуть. - Иуда! Целованием ли предаешь сына человеческого?
И видел, как дрогнул и пришел в движение весь этот чудовищный хаос. Безмолвным и строгим, как смерть в своем гордом величии, стоял Иуда из Кариота, а внутри его все стенало, гремело и выло тысячью буйных и огненных голосов:
«Да! Целованием любви предаем мы тебя. Целованием любви предаем мы тебя на поругание, на истязания, на смерть! Голосом любви скликаем мы палачей из темных нор и ставим крест - и высоко над теменем земли мы поднимаем на кресте любовью распятую любовь».
Так мерзок Иуда, предатель!.. а что же любимые ученики Иисуса, те, кто клялись в любви и верности?
"И с этого вечера до самой смерти Иисуса не видел Иуда вблизи его ни одного из учеников; и среди всей этой толпы были только они двое, неразлучные до самой смерти, дико связанные общностью страданий, - тот, кого предали на поругание и муки, и тот, кто его предал. Из одного кубка страданий, как братья, пили они оба, преданный и предатель.
Мгновенно вся голова Иуды, во всех частях своих, наполняется гулом, криком, ревом тысяч взбесившихся мыслей. Они догадались? Они поняли, что это - самый лучший человек? - это так просто, так ясно.
- Я здесь, сынок, здесь! - пробормотал он торопливо и со злобой толкнул в спину какого-то ротозея, стоявшего ему на дороге.
«Так, так! - быстро подумал Иуда, и голова его закружилась, как у пьяного. - Все кончено. Вот сейчас закричат они: это наш, это Иисус, что вы делаете? И все поймут и...»
Но верующие шли молча. Одни притворно улыбались, делая вид, что все это не касается их;
Опустив руки, Фома удивленно спросил:
- Но разве не ты предал учителя? Я сам видел, как ты привел воинов и указал им на Иисуса. Если это не предательство, то что же тогда предательство?
- Другое, другое, - торопливо сказал Иуда. - Слушай, вас здесь много. Нужно, чтобы вы все собрались вместе и громко потребовали: отдайте Иисуса, он наш. Вам не откажут, не посмеют. Они сами поймут...
- Что ты! Что ты, - решительно отмахнулся руками Фома, - разве ты не видел, сколько здесь вооруженных солдат и служителей храма. И потом суда еще не было, и мы не должны препятствовать суду. Разве он не поймет, что Иисус невинен, и не повелит немедля освободить его.
- Мы сегодня говорили всю ночь и решили: не может суд осудить невинного. Если же он осудит...
- Ну! - торопил Искариот.
- ...то это не суд. И им же придется худо, когда надо будет дать ответ перед настоящим Судиею.
- Перед настоящим! Есть еще настоящий! - засмеялся Иуда.
- Сегодня я видел бледное солнце. Оно смотрело с ужасом на землю и говорило: где же человек? Сегодня я видел скорпиона. Он сидел на камне и смеялся и говорил: где же человек? Я подошел близко и в глаза ему посмотрел. И он смеялся и говорил: где же человек, скажите мне, я не вижу! Или ослеп Иуда, бедный Иуда из Кариота!
- Радуйтесь, глаза Иуды из Кариота! Холодных убийц вы видели сейчас - и вот уже трусливые предатели пред вами! Где Иисус? Я вас спрашиваю: где Иисус?
Было что-то властное в хриплом голосе Искариота, и покорно ответил Фома:
- Ты же сам знаешь, Иуда, что учителя нашего вчера вечером распяли.
- Как же вы позволили это? Где же была ваша любовь? Ты, любимый ученик, ты - камень, где были вы, когда на дереве распинали вашего друга?
- Что же могли мы сделать, посуди сам, - развел руками Фома.
- Ты это спрашиваешь, Фома? Так, так! - склонил голову набок Иуда из Кариота и вдруг гневно обрушился: - Кто любит, тот не спрашивает, что делать! Он идет и делает все. Он плачет, он кусается, он душит врага и кости ломает у него! Кто любит! Когда твой сын утопает, разве ты идешь в город и спрашиваешь прохожих: «Что мне делать? мой сын утопает!» - а не бросаешься сам в воду и не тонешь рядом с сыном. Кто любит!
Ну хватит вам. Дальше читайте сами.
Не поленитесь, не пожалейте часа времени и ваш мир уже не будет прежним.
Я просто в шоке!
Так говорила моя бабушка, когда сердце сжималось от страха ли, боли или великой радости, - сердце зашлось!
Вот и у меня оно сегодня зашлось, пока я читала "Иуду Искариота" Леонида Андреева!
Никто и никогда особо не интересовался Иудой-предателем. Кому он, продавший Учителя за тридцать сребренников, будет интересен? В истории он остался Предателем и точка - что о нём говорить?
Лгун, мошенник, клеветник - рыжая, страшная обезьяна: сама природа наделила и выделила его всеми уродствами, какие есть у человека, чтобы никто не обманывался на его счёт.
Я, как только начала читать этот рассказ, стала пристально вглядываться в личность Иуды, - все его поступки дрянь вроде бы... но понимаю, что его поступки, в то же время, очень смахивают на поступки суфийских мудрецов, когда они не словами, но своими действиями (и часто действиями жестокими!) заставляли своих учеников думать и даже, побивая их палками, - учили!
Я не могла разобраться в Иуде. Что он? - ведь он позарился не на тридцать сребренников - ведь у него в руках были все деньги общины - Иисус сам распорядился, чтобы Иуда брал себе денег столько, сколько ему надо, и это было больше 30 сребренников!
Так что же ему нужно было? Что двигало им, когда он предавал?!
Зависть? - боюсь, что нет!
Страх? - чего боялся Иуда?
Любовь?!... палача если только?
Быстрым взглядом окинул Искариот их смятенные ряды, заметил трепет, готовый перейти в громко ляскающую дрожь испуга, заметил бледность, бессмысленные улыбки, вялые движения рук, точно стянутых железом у предплечья, - и зажглась в его сердце смертельная скорбь, подобная той, какую испытал перед этим Христос. Вытянувшись в сотню громко звенящих, рыдающих струн, он быстро рванулся к Иисусу и нежно поцеловал его холодную щеку. Так тихо, так нежно, с такой мучительной любовью и тоской, что, будь Иисус цветком на тоненьком стебельке, он не колыхнул бы его этим поцелуем и жемчужной росы не сронил бы с чистых лепестков.
- Иуда, - сказал Иисус и молнией своего взора осветил ту чудовищную груду насторожившихся теней, что была душой Искариота, - но в бездонную глубину ее не мог проникнуть. - Иуда! Целованием ли предаешь сына человеческого?
И видел, как дрогнул и пришел в движение весь этот чудовищный хаос. Безмолвным и строгим, как смерть в своем гордом величии, стоял Иуда из Кариота, а внутри его все стенало, гремело и выло тысячью буйных и огненных голосов:
«Да! Целованием любви предаем мы тебя. Целованием любви предаем мы тебя на поругание, на истязания, на смерть! Голосом любви скликаем мы палачей из темных нор и ставим крест - и высоко над теменем земли мы поднимаем на кресте любовью распятую любовь».
Так мерзок Иуда, предатель!.. а что же любимые ученики Иисуса, те, кто клялись в любви и верности?
"И с этого вечера до самой смерти Иисуса не видел Иуда вблизи его ни одного из учеников; и среди всей этой толпы были только они двое, неразлучные до самой смерти, дико связанные общностью страданий, - тот, кого предали на поругание и муки, и тот, кто его предал. Из одного кубка страданий, как братья, пили они оба, преданный и предатель.
Мгновенно вся голова Иуды, во всех частях своих, наполняется гулом, криком, ревом тысяч взбесившихся мыслей. Они догадались? Они поняли, что это - самый лучший человек? - это так просто, так ясно.
- Я здесь, сынок, здесь! - пробормотал он торопливо и со злобой толкнул в спину какого-то ротозея, стоявшего ему на дороге.
«Так, так! - быстро подумал Иуда, и голова его закружилась, как у пьяного. - Все кончено. Вот сейчас закричат они: это наш, это Иисус, что вы делаете? И все поймут и...»
Но верующие шли молча. Одни притворно улыбались, делая вид, что все это не касается их;
Опустив руки, Фома удивленно спросил:
- Но разве не ты предал учителя? Я сам видел, как ты привел воинов и указал им на Иисуса. Если это не предательство, то что же тогда предательство?
- Другое, другое, - торопливо сказал Иуда. - Слушай, вас здесь много. Нужно, чтобы вы все собрались вместе и громко потребовали: отдайте Иисуса, он наш. Вам не откажут, не посмеют. Они сами поймут...
- Что ты! Что ты, - решительно отмахнулся руками Фома, - разве ты не видел, сколько здесь вооруженных солдат и служителей храма. И потом суда еще не было, и мы не должны препятствовать суду. Разве он не поймет, что Иисус невинен, и не повелит немедля освободить его.
- Мы сегодня говорили всю ночь и решили: не может суд осудить невинного. Если же он осудит...
- Ну! - торопил Искариот.
- ...то это не суд. И им же придется худо, когда надо будет дать ответ перед настоящим Судиею.
- Перед настоящим! Есть еще настоящий! - засмеялся Иуда.
- Сегодня я видел бледное солнце. Оно смотрело с ужасом на землю и говорило: где же человек? Сегодня я видел скорпиона. Он сидел на камне и смеялся и говорил: где же человек? Я подошел близко и в глаза ему посмотрел. И он смеялся и говорил: где же человек, скажите мне, я не вижу! Или ослеп Иуда, бедный Иуда из Кариота!
- Радуйтесь, глаза Иуды из Кариота! Холодных убийц вы видели сейчас - и вот уже трусливые предатели пред вами! Где Иисус? Я вас спрашиваю: где Иисус?
Было что-то властное в хриплом голосе Искариота, и покорно ответил Фома:
- Ты же сам знаешь, Иуда, что учителя нашего вчера вечером распяли.
- Как же вы позволили это? Где же была ваша любовь? Ты, любимый ученик, ты - камень, где были вы, когда на дереве распинали вашего друга?
- Что же могли мы сделать, посуди сам, - развел руками Фома.
- Ты это спрашиваешь, Фома? Так, так! - склонил голову набок Иуда из Кариота и вдруг гневно обрушился: - Кто любит, тот не спрашивает, что делать! Он идет и делает все. Он плачет, он кусается, он душит врага и кости ломает у него! Кто любит! Когда твой сын утопает, разве ты идешь в город и спрашиваешь прохожих: «Что мне делать? мой сын утопает!» - а не бросаешься сам в воду и не тонешь рядом с сыном. Кто любит!
Ну хватит вам. Дальше читайте сами.
Не поленитесь, не пожалейте часа времени и ваш мир уже не будет прежним.