Игорь Герасимов. Мой замполит. часть 2
Так вот, среди наличного контингента было трудно (не скажу, что невозможно) найти того, кто умел бы более-менее грамотно читать и писать. Тем не менее, в роте на девять десятых, если не на девяносто девять сотых состоявшей из комсомольцев требовался кто-то, кто бы мог вести комсомольскую работу и, главное (отчётность превыше всего) - документацию. Нужен был комсорг роты. Я на всякий случай поясню некоторые отжившие и отживающие ныне термины. Комсомол - коммунистический союз молодёжи - молодёжная, соответственно названию, организация, среднее (между пионерами и самими коммунистами) звено коммунистической партийной структуры, а комсорг - разного уровня руководитель комсомольских ячеек, то бишь комсомольских организаций. По предложению замполита роты, капитана Филатова, я был избран комсоргом роты, избран, разумеется, единогласно. Как впоследствии, будучи в серьёзном подпитии, откровенничал Борис Иванович, он специально отыскал меня в ковровских войсках, сделал на меня заявку и выписал к себе в роту. В связи с таким заявлением, моё предположение о его принадлежности к разведке оказывается более обоснованным, если, конечно, капитан Филатов не врал. Но ведь врал, конечно.
Борис Иванович был мужчиной крепкого телосложения и среднего роста. Что такое средний рост, приходится объяснять особо. Бывали времена, когда мужчина ростом метр семьдесят (мы говорим "метр семьдесят", подразумевая, один метр семьдесят сантиметров), когда мужчина такого роста считался высоким. Акселерация сделала своё дело (впрочем, почему-то не отразившись на солдатах стройбата) и капитан Филатов со своими примерно сто семьдесят оказался мужчиной среднего роста. Крепкость же сложения тела, будучи понятием относительным (относительно роста), понятна без комментариев. Округлое, чуть удлинённое лицо, чёрные и густые волосы, брови густые и чёрные (и чернота и густота бровей особенно хорошо видна на фотографии, той, что у меня, на фото, где капитану, уже тогда капитану, Филатову лет тридцать, максимум тридцать пять). Только теперь я подумал, а не прозвали ли капитана Филатова Чёрным капитаном из-за черноты его волос, бровей, глаз, которые тоже были чёрными (или мне так кажется)? Прозвища ведь следует за человеком, куда бы он не перемещался, как бы он не менял среду обитания и окружение. Не помню, какие у Бориса Ивановича были руки, а зубы помню - ровные, белые (ну, не всему же капитану быть чёрным) и улыбка добрая, когда не злая. А злая улыбка (и губы тогда сжимались в тонкую полоску) возникала на лице капитана Филатов, если кто-нибудь из сержантов превышал полномочия, дедовал одним словом. К нарушителям воинской дисциплины капитан Филатов относился куда как спокойнее: он сам нарушал её, причем большей частью делал это сознательно, прекрасно понимая что делает. Но, когда можно было не нарушать, он и не нарушал.
Вот замечательный случай. Мы шли, как-то, по Липецку, уж не помню (и не вспомню), по каким делам, а может быть, и вовсе без дела, я, например, будучи в увольнении сопровождал капитана Филатова по дороге домой, к нему домой (кстати, никогда не был у капитана Филатова дома и даже не представляю, где и как он жил). Борис Иванович достал сигареты и предложил закурить (курил он сигареты "Космос" - самые дорогие из доступных по тем времена сигаретам).
- Товарищ капитан, - это я, - но ведь, - я процитировал по памяти Устав строевой, кажется, службы, чуть ли не единственное место, которое помнил и помню наизусть, - "военнослужащему запрещается держать руки в карманах и военнослужащий должен воздерживаться от курения на ходу".
Товарищ капитан и не усмехнулся: - Ты, - он обращался ко мне, как и ко всем прочим солдатам на "ты", тогда как я (мы), разумеется, называли его, как, впрочем, и всех прочих офицеров и прапорщиков (и даже сержантов, ежели официально) на "вы", - ты, - сказал он, - не внимательно читаешь Устав. Там ведь сказано, что руки держать в карманах запрещается,- капитан Филатов сделал ударение на последнем слове, - а от курения на ходу нужно воздерживаться,- и он вновь подчеркнул интонацией последнее слово.- А мы - не воздержались, - блестяще закончил он.
И часто я вспоминал и приводил другим в пример этот лингвистический пассаж капитана Филатова, всегда, когда нужно было объяснить, как понимать прочитанное.
Вообще, образованность капитана Филатов не соответствовала не то, что среднему уровню стройбата, она и высший его уровень явно превосходила. Думаю, что среди тогдашних офицеров, таких, как капитан Филатов интеллектуалов, нужно было поискать. Говорил он не просто грамотно, но красиво, и легко ориентировался в областях никакого отношения к армии не имеющих. Особым пристрастием Бориса Ивановича была опера. Я, правда, ни разу не слышал, чтобы капитан Филатов, будучи хотя бы и в серьёзном подпитии, исполнял (пытался исполнить) какую-нибудь арию или ещё что-то (кажется, бывают ариозо) из опер. Нет, он просто знал оперу. То есть слышал (слушал) их то ли вживую, что маловероятно, по меньшей мере, относительно многих (не в Москве жил капитан Филатов; впрочем, откуда я знаю: возможно, именно в Москве или в том же Ленинграде прошло его детство или юность), то ли знал он оперы, слушая их по радио (телевизору) и почти наверняка - на пластинках. Откуда я знаю, что он знал? Да попросту, когда давалась команда "отбой" и все (большинство) военных укладывались в кровати (койки), я - по настроению - отправлялся в ротную канцелярию под предлогом оформления комсомольской документации. Её, комсомольскую документацию, я оформлял (делал вид) и во время строевой подготовки, и во время политзанятий и (однажды) во время учебных стрельб (зачем стрелять военным строителям, не понятно, разве что отстреливаться).
В канцелярии я читал литературно-художественные журналы. Стройбат был на самоокупаемости и потому - богат: всё-таки, несмотря на непрофессионализм и бесконечную лень (и здесь нет противоречия с тем, что деньги хотелось заработать: хотеть и делать не одно и то же), несмотря на постоянное стремление уклониться от работы, мы кое-что зарабатывали. Часть заработка, как сказано, шла на бытовые нужды: приобретение мыла и прочих гигиенических принадлежностей, материи для подворотничков (но и это гигиена), крема для чистки сапог (в общем, из той же области), но самое для меня главное - на выписывание газет (их-то я не читал) и журналов. Журналы были самые разные, от военных до научно-популярных, включая литературно-художественные. Пользуясь этим, а также хорошей библиотекой в части, за полтора года в войсках я прочитал столько, сколько по гражданке прочитывал года в три. Журналы, всякий раз одни, я носил в сапоге (левом), уложив его вокруг ноги, и читал хотя бы и на вечерней поверке (на утренней хотелось одного: спать), пока старшина (либо иной поверяющий) выкрикивал по списку фамилии солдат и затем, ежели на него находило, нёс всякую околесицу о службе. Я становился во второй шеренге (их было две всего), доставал из сапога журнал и, прежде чем начать читать, просил стоящего рядом (слева или справа) толкнуть меня нежно, когда старшина приблизится к моей фамилии. Хотя обычно я и без дополнительных манипуляций знал, что вот-вот меня выкликнут. У нас в роте служил солдат по фамилии Бык, а наш старшина, как и любой старшина роты, начинал поверку с того, что в крике требовал-спрашивал:
- Подравняться, что стали, как бык поссал?! - Хотя правильно было бы: посцал. Я не приветствую нелитературных слов на письме, но ничего не попишешь (буквально), из песни слова не выкинешь и т. д. Потому извиняюсь перед изысканным читателем за некоторые не вполне печатные слова и выражения. Впрочем, изысканный читатель как раз-то и без комментариев поймёт, что такие слова по делу и к месту.
Однако вернёмся в роту, на вечернюю поверку. - Что стали, как бык поссал?! - Вопросительным криком начинал поверку старшина. Но наш старшина, имея в своей роте натурального Быка, ещё добавлял остроты (ставьте ударение на любом из "о"): - Бык, - кричал он, - где Бык? Быку, рядовому (не путать с заурядным) Быку, если он присутствовал на поверке, а не был в наряде, ничего не оставалось, как крикнуть:
- Я! Рота отвечала хохотом. А как хохочут люди диких племён, всякому, наверное, доводилось слышать хотя бы по телевизору. Поэтому, когда (как положено), следуя списку, старшина вновь выкрикивал:
- Бык, - хохот предупреждал меня, что скоро, согласно списку, старшина назовёт мою фамилию. Я сосредотачивался: стоило мне не ответить "я!" с первого раза на вызов:
- Герасимов, - как тут же следовало продолжение:
- Где Герасим? опять Муму утопил? - И далее - хохот всей роты. Юмор в войсках в принципе своеобразный, а тут ещё каждый чувствовал себя интеллектуалом. Мне это было до лампочки, лишь бы не заметили, что на поверке журнал читаю. Я отвечал своим "я!", единственно выученным за время пребывания в ковровской учебке:
- Я-а-а-а! - причём высота звука возрастала к середине долгого "а", после чего убывала, и продолжал читать.
Так вот, в канцелярию, где я занимался псевдокомсомольской документацией, иногда (когда дежурил, да и, ежели не дежурил, тоже) заходил капитан Филатов. И тогда мы решали кроссворды. Из "Огонька". Огоньковские кроссворды - одни из самых интересных и трудных. Пара-тройка вопросов об оперных композиторах, действующих лицах либо об авторстве опер там обычно имелась. Борис Иванович отвечал почти не задумываясь и, как правило, правильно. Именно тогда я, например, узнал, что "лакремозо" означает плач. Иногда (бывает) у меня лакремозо, тихий и никому незаметный плач души, по не продолжившейся дружбе (смею так думать) с Вами, Борис Иванович, капитан Филатов.
Капитан Филатов был чуть ли не единственным человеком в роте, юмор которого оказался сродни моему. Я не хочу сказать, что все без исключения солдаты и офицеры - дураки. Исключения были. Но по части юмора... Даже сейчас я постоянно сталкиваюсь с непониманием моего юмора, который исходит из университета. Тогда, во время учёбы почти все мы (и тут имелись исключения, но в сторону противоположную), практически все мы острили в одном направлении, причём у этого направления существовала широта, эдакая векторная матрица. Кто-то, как бы не Фрейд, заметил, что люди понимают юмор в трёх вариантах (последовательность не имеет значения и за точность формулировок я не ручаюсь): 1) семейные отношения (прежде всего зять - тёща, остроты о тёще одно время стали дурным тоном, а недавно вновь вошли в моду), 2) отправление естественных надобностей и 3) сексуальные отношения. Весь этот комплект с успехом используют нынешние юмористы, изредка добавляя к нему ещё что-то. Например, жопу. И публика в восторге при одном намёке на неё. При том это слово, моё любимое слово, любимое за бесконечность смыслов, словно "хо-хо" Эллочки-Людоедки, но куда как более глубокое по существу, это слово современные лицедеи от юмора используют исключительно в его общепринятом значении: часть тела, на которой сидят, и посредством которой выводят то, что едят. (Я ещё раз прошу прощения у не знаю уж какого читателя, понятно по какому поводу).
Да, так, капитан Филатов обладал чувством юмора. Вот характерный пример. Или два. Или три.
Как-то (не смысле однажды, на тумбочке я стоял многажды; просто следующий диалог случился как-то), как-то я стоял на тумбочке, что значит дневалил, что, в свою очередь означает, дежурил по роте, что в следующую очередь, требует слежения за порядком в помещении (расположении, по-военному) роты, а в период стояния на тумбочке - ещё и отдание воинской чести (то есть поднесении специальным способом сложенной специальным образом ладони к головному убору), отдание чести (я оговорился, какой именно) всякому входящему в расположение роты. При входе (именно при входе, а не, допустим, при появлении, потому как в армии небезосновательно считают, что являются или появляются исключительно привидения), при входе же в казарму офицера (но не любого офицера, мало ли какому офицеру взбредёт в голову зайти в роту), при входе в расположение офицера - начальника роты (прямого либо опосредованного) или дежурного по роте или дежурного по части (да мало ли, кого ещё) дневальный (помимо отдания чести) обязан (заметьте, не должен, а именно обязан - так говорят в войсках) крикнуть во весь голос:
- Рота! - пауза, но непродолжительная, почти незаметная,смирно! - Обычно кричат "смирна-а-а". - Дежурный по роте на выход! - что я и сделал подобающим образом, когда в дверях появился (ну мы же не в армии) капитан Филатов - замполит роты - её непосредственный начальник (один из).
Дежурный по роте не успел прийти, прибежать и т. д., как капитан Филатов приложил руку к фуражке или, может быть, к шапке (не помню, что там у него тогда оказалось на голове), чётко произнёс "вольно" (я, в свою очередь прокричал: "Рота! вольно!", тут уж чаще последнее "о" не тянут) и, пошатываясь, стал подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж мимо дневального, то есть меня, стоявшего между двумя лестничными пролётами. И в тот момент, когда капитан Филатов был уже близок к середине второго лестничного марша (но не к завершению маршрута), он вдруг повернулся в мою сторону и, неотчётливо выговаривая некоторые звуки повелительно произнёс, приказал то есть:
- Дневальный (им был, напомню, я), если меня будут спрашивать, я отдыхаю на орбитальной станции "Салют"-"Союз". - Тогда эта станция то ли была в космосе, то ли летала незадолго перед тем, впрочем, неважно. Важно, что я позволил себе возразить капитану Филатову:
- Товарищ капитан, но ведь на орбитальной станции работают, а не отдыхают, - на что капитан Филатов категорически заявил: - Я буду, - пауза последовала многозначительная, - отдыхать, - и, считая вопрос исчерпанным, он отвернулся и продолжил свой нелёгкий путь наверх.
В другой раз я оказался свидетелем разговора между капитаном Филатовым и ротным писарем, рядовым Плешка (фамилия не склонялась). Беседа, если можно назвать беседой отдаваемое капитаном Филатовым распоряжение и слабые возражения со стороны рядового Плешки (нами фамилия склонялась), диалог происходил, когда мы, капитан Филатов и я, сидели в ротной канцелярии. По распоряжению капитана Филатова Плешка прибыл (военные прибывают, являются, мы помним кто) в канцелярию и начал докладывать о собственном прибытии. Оборвав его, капитан Филатов резко сказал:
- Рядовой Плешка!- капитан Филатов не фамильярничал, но и не позволял себе унизить военного, не предварив обращение к тому названием звания,- чтобы в тринадцать ноль-ноль, - время, не глядя на часы, капитан Филатов подчеркнул голосом, хотя, возможно, время было названо другое, но какая разница, - чтобы в тринадцать ноль-ноль, - ещё раз повторил капитан Филатов,- список роты лежал у меня на столе.
Очевидно приказ капитана Филатова о том, чтобы Плешка подготовил список роты был ему отдан загодя.
- Но товарищ капитан, - не по Уставу и чуть не со слезами в голосе попытался отсрочить время Плешка, - на моих часах, - он демонстративно посмотрел на часы, - тринадцать тридцать.
Капитан Филатов нахмурил свои и без того густые чёрные брови и даже немного (я видел) свёл их к переносице:
- Рядовой Плешка, - сказал он, - меня не интересует, сколько на ваших часах. Чтобы в тринадцать ноль-ноль список роты лежал у меня на столе. - И всё.
Ах, да, забыл. Прежде, чем произнести сакраментальную фразу об отсутствии интереса ко времени на часах Плешки, капитан Филатов сказал фразу в подобных случаях дежурную и ещё более, кто понимает, сакраментальную:
- Трое суток ареста! - Числительное могло варьировать зависимо от тяжести проступка. Впрочем, сказанное не означало, что виновному действительно придётся провести указанно число суток на ротной гауптвахте - сыром крысятнике на отрядной проходной. Я, например, получил за разные провинности от капитана Филатова тридцать один (одну?) суток (сутки?) ареста - считал, и каждый из считал. У меня - рекорд, непревзойдённый никем в роте. Тот же Плешка недобрал до моего суток пятнадцать. А приблизился ко мне по количеству суток ареста от капитана Филатова только один солдат по фамилии Величко и по имени Виталик (как звать Плешку - убей бог, не помню). Он получил двадцать восемь суток ареста также, как, впрочем, я или Плешка, не отсидев из них ни секунды. По другим поводам, от других командиров, получая сутки (и не одни) ареста - сиживал. Продолжение http://aristina2012.livejournal.com/14519.html
Борис Иванович был мужчиной крепкого телосложения и среднего роста. Что такое средний рост, приходится объяснять особо. Бывали времена, когда мужчина ростом метр семьдесят (мы говорим "метр семьдесят", подразумевая, один метр семьдесят сантиметров), когда мужчина такого роста считался высоким. Акселерация сделала своё дело (впрочем, почему-то не отразившись на солдатах стройбата) и капитан Филатов со своими примерно сто семьдесят оказался мужчиной среднего роста. Крепкость же сложения тела, будучи понятием относительным (относительно роста), понятна без комментариев. Округлое, чуть удлинённое лицо, чёрные и густые волосы, брови густые и чёрные (и чернота и густота бровей особенно хорошо видна на фотографии, той, что у меня, на фото, где капитану, уже тогда капитану, Филатову лет тридцать, максимум тридцать пять). Только теперь я подумал, а не прозвали ли капитана Филатова Чёрным капитаном из-за черноты его волос, бровей, глаз, которые тоже были чёрными (или мне так кажется)? Прозвища ведь следует за человеком, куда бы он не перемещался, как бы он не менял среду обитания и окружение. Не помню, какие у Бориса Ивановича были руки, а зубы помню - ровные, белые (ну, не всему же капитану быть чёрным) и улыбка добрая, когда не злая. А злая улыбка (и губы тогда сжимались в тонкую полоску) возникала на лице капитана Филатов, если кто-нибудь из сержантов превышал полномочия, дедовал одним словом. К нарушителям воинской дисциплины капитан Филатов относился куда как спокойнее: он сам нарушал её, причем большей частью делал это сознательно, прекрасно понимая что делает. Но, когда можно было не нарушать, он и не нарушал.
Вот замечательный случай. Мы шли, как-то, по Липецку, уж не помню (и не вспомню), по каким делам, а может быть, и вовсе без дела, я, например, будучи в увольнении сопровождал капитана Филатова по дороге домой, к нему домой (кстати, никогда не был у капитана Филатова дома и даже не представляю, где и как он жил). Борис Иванович достал сигареты и предложил закурить (курил он сигареты "Космос" - самые дорогие из доступных по тем времена сигаретам).
- Товарищ капитан, - это я, - но ведь, - я процитировал по памяти Устав строевой, кажется, службы, чуть ли не единственное место, которое помнил и помню наизусть, - "военнослужащему запрещается держать руки в карманах и военнослужащий должен воздерживаться от курения на ходу".
Товарищ капитан и не усмехнулся: - Ты, - он обращался ко мне, как и ко всем прочим солдатам на "ты", тогда как я (мы), разумеется, называли его, как, впрочем, и всех прочих офицеров и прапорщиков (и даже сержантов, ежели официально) на "вы", - ты, - сказал он, - не внимательно читаешь Устав. Там ведь сказано, что руки держать в карманах запрещается,- капитан Филатов сделал ударение на последнем слове, - а от курения на ходу нужно воздерживаться,- и он вновь подчеркнул интонацией последнее слово.- А мы - не воздержались, - блестяще закончил он.
И часто я вспоминал и приводил другим в пример этот лингвистический пассаж капитана Филатова, всегда, когда нужно было объяснить, как понимать прочитанное.
Вообще, образованность капитана Филатов не соответствовала не то, что среднему уровню стройбата, она и высший его уровень явно превосходила. Думаю, что среди тогдашних офицеров, таких, как капитан Филатов интеллектуалов, нужно было поискать. Говорил он не просто грамотно, но красиво, и легко ориентировался в областях никакого отношения к армии не имеющих. Особым пристрастием Бориса Ивановича была опера. Я, правда, ни разу не слышал, чтобы капитан Филатов, будучи хотя бы и в серьёзном подпитии, исполнял (пытался исполнить) какую-нибудь арию или ещё что-то (кажется, бывают ариозо) из опер. Нет, он просто знал оперу. То есть слышал (слушал) их то ли вживую, что маловероятно, по меньшей мере, относительно многих (не в Москве жил капитан Филатов; впрочем, откуда я знаю: возможно, именно в Москве или в том же Ленинграде прошло его детство или юность), то ли знал он оперы, слушая их по радио (телевизору) и почти наверняка - на пластинках. Откуда я знаю, что он знал? Да попросту, когда давалась команда "отбой" и все (большинство) военных укладывались в кровати (койки), я - по настроению - отправлялся в ротную канцелярию под предлогом оформления комсомольской документации. Её, комсомольскую документацию, я оформлял (делал вид) и во время строевой подготовки, и во время политзанятий и (однажды) во время учебных стрельб (зачем стрелять военным строителям, не понятно, разве что отстреливаться).
В канцелярии я читал литературно-художественные журналы. Стройбат был на самоокупаемости и потому - богат: всё-таки, несмотря на непрофессионализм и бесконечную лень (и здесь нет противоречия с тем, что деньги хотелось заработать: хотеть и делать не одно и то же), несмотря на постоянное стремление уклониться от работы, мы кое-что зарабатывали. Часть заработка, как сказано, шла на бытовые нужды: приобретение мыла и прочих гигиенических принадлежностей, материи для подворотничков (но и это гигиена), крема для чистки сапог (в общем, из той же области), но самое для меня главное - на выписывание газет (их-то я не читал) и журналов. Журналы были самые разные, от военных до научно-популярных, включая литературно-художественные. Пользуясь этим, а также хорошей библиотекой в части, за полтора года в войсках я прочитал столько, сколько по гражданке прочитывал года в три. Журналы, всякий раз одни, я носил в сапоге (левом), уложив его вокруг ноги, и читал хотя бы и на вечерней поверке (на утренней хотелось одного: спать), пока старшина (либо иной поверяющий) выкрикивал по списку фамилии солдат и затем, ежели на него находило, нёс всякую околесицу о службе. Я становился во второй шеренге (их было две всего), доставал из сапога журнал и, прежде чем начать читать, просил стоящего рядом (слева или справа) толкнуть меня нежно, когда старшина приблизится к моей фамилии. Хотя обычно я и без дополнительных манипуляций знал, что вот-вот меня выкликнут. У нас в роте служил солдат по фамилии Бык, а наш старшина, как и любой старшина роты, начинал поверку с того, что в крике требовал-спрашивал:
- Подравняться, что стали, как бык поссал?! - Хотя правильно было бы: посцал. Я не приветствую нелитературных слов на письме, но ничего не попишешь (буквально), из песни слова не выкинешь и т. д. Потому извиняюсь перед изысканным читателем за некоторые не вполне печатные слова и выражения. Впрочем, изысканный читатель как раз-то и без комментариев поймёт, что такие слова по делу и к месту.
Однако вернёмся в роту, на вечернюю поверку. - Что стали, как бык поссал?! - Вопросительным криком начинал поверку старшина. Но наш старшина, имея в своей роте натурального Быка, ещё добавлял остроты (ставьте ударение на любом из "о"): - Бык, - кричал он, - где Бык? Быку, рядовому (не путать с заурядным) Быку, если он присутствовал на поверке, а не был в наряде, ничего не оставалось, как крикнуть:
- Я! Рота отвечала хохотом. А как хохочут люди диких племён, всякому, наверное, доводилось слышать хотя бы по телевизору. Поэтому, когда (как положено), следуя списку, старшина вновь выкрикивал:
- Бык, - хохот предупреждал меня, что скоро, согласно списку, старшина назовёт мою фамилию. Я сосредотачивался: стоило мне не ответить "я!" с первого раза на вызов:
- Герасимов, - как тут же следовало продолжение:
- Где Герасим? опять Муму утопил? - И далее - хохот всей роты. Юмор в войсках в принципе своеобразный, а тут ещё каждый чувствовал себя интеллектуалом. Мне это было до лампочки, лишь бы не заметили, что на поверке журнал читаю. Я отвечал своим "я!", единственно выученным за время пребывания в ковровской учебке:
- Я-а-а-а! - причём высота звука возрастала к середине долгого "а", после чего убывала, и продолжал читать.
Так вот, в канцелярию, где я занимался псевдокомсомольской документацией, иногда (когда дежурил, да и, ежели не дежурил, тоже) заходил капитан Филатов. И тогда мы решали кроссворды. Из "Огонька". Огоньковские кроссворды - одни из самых интересных и трудных. Пара-тройка вопросов об оперных композиторах, действующих лицах либо об авторстве опер там обычно имелась. Борис Иванович отвечал почти не задумываясь и, как правило, правильно. Именно тогда я, например, узнал, что "лакремозо" означает плач. Иногда (бывает) у меня лакремозо, тихий и никому незаметный плач души, по не продолжившейся дружбе (смею так думать) с Вами, Борис Иванович, капитан Филатов.
Капитан Филатов был чуть ли не единственным человеком в роте, юмор которого оказался сродни моему. Я не хочу сказать, что все без исключения солдаты и офицеры - дураки. Исключения были. Но по части юмора... Даже сейчас я постоянно сталкиваюсь с непониманием моего юмора, который исходит из университета. Тогда, во время учёбы почти все мы (и тут имелись исключения, но в сторону противоположную), практически все мы острили в одном направлении, причём у этого направления существовала широта, эдакая векторная матрица. Кто-то, как бы не Фрейд, заметил, что люди понимают юмор в трёх вариантах (последовательность не имеет значения и за точность формулировок я не ручаюсь): 1) семейные отношения (прежде всего зять - тёща, остроты о тёще одно время стали дурным тоном, а недавно вновь вошли в моду), 2) отправление естественных надобностей и 3) сексуальные отношения. Весь этот комплект с успехом используют нынешние юмористы, изредка добавляя к нему ещё что-то. Например, жопу. И публика в восторге при одном намёке на неё. При том это слово, моё любимое слово, любимое за бесконечность смыслов, словно "хо-хо" Эллочки-Людоедки, но куда как более глубокое по существу, это слово современные лицедеи от юмора используют исключительно в его общепринятом значении: часть тела, на которой сидят, и посредством которой выводят то, что едят. (Я ещё раз прошу прощения у не знаю уж какого читателя, понятно по какому поводу).
Да, так, капитан Филатов обладал чувством юмора. Вот характерный пример. Или два. Или три.
Как-то (не смысле однажды, на тумбочке я стоял многажды; просто следующий диалог случился как-то), как-то я стоял на тумбочке, что значит дневалил, что, в свою очередь означает, дежурил по роте, что в следующую очередь, требует слежения за порядком в помещении (расположении, по-военному) роты, а в период стояния на тумбочке - ещё и отдание воинской чести (то есть поднесении специальным способом сложенной специальным образом ладони к головному убору), отдание чести (я оговорился, какой именно) всякому входящему в расположение роты. При входе (именно при входе, а не, допустим, при появлении, потому как в армии небезосновательно считают, что являются или появляются исключительно привидения), при входе же в казарму офицера (но не любого офицера, мало ли какому офицеру взбредёт в голову зайти в роту), при входе в расположение офицера - начальника роты (прямого либо опосредованного) или дежурного по роте или дежурного по части (да мало ли, кого ещё) дневальный (помимо отдания чести) обязан (заметьте, не должен, а именно обязан - так говорят в войсках) крикнуть во весь голос:
- Рота! - пауза, но непродолжительная, почти незаметная,смирно! - Обычно кричат "смирна-а-а". - Дежурный по роте на выход! - что я и сделал подобающим образом, когда в дверях появился (ну мы же не в армии) капитан Филатов - замполит роты - её непосредственный начальник (один из).
Дежурный по роте не успел прийти, прибежать и т. д., как капитан Филатов приложил руку к фуражке или, может быть, к шапке (не помню, что там у него тогда оказалось на голове), чётко произнёс "вольно" (я, в свою очередь прокричал: "Рота! вольно!", тут уж чаще последнее "о" не тянут) и, пошатываясь, стал подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж мимо дневального, то есть меня, стоявшего между двумя лестничными пролётами. И в тот момент, когда капитан Филатов был уже близок к середине второго лестничного марша (но не к завершению маршрута), он вдруг повернулся в мою сторону и, неотчётливо выговаривая некоторые звуки повелительно произнёс, приказал то есть:
- Дневальный (им был, напомню, я), если меня будут спрашивать, я отдыхаю на орбитальной станции "Салют"-"Союз". - Тогда эта станция то ли была в космосе, то ли летала незадолго перед тем, впрочем, неважно. Важно, что я позволил себе возразить капитану Филатову:
- Товарищ капитан, но ведь на орбитальной станции работают, а не отдыхают, - на что капитан Филатов категорически заявил: - Я буду, - пауза последовала многозначительная, - отдыхать, - и, считая вопрос исчерпанным, он отвернулся и продолжил свой нелёгкий путь наверх.
В другой раз я оказался свидетелем разговора между капитаном Филатовым и ротным писарем, рядовым Плешка (фамилия не склонялась). Беседа, если можно назвать беседой отдаваемое капитаном Филатовым распоряжение и слабые возражения со стороны рядового Плешки (нами фамилия склонялась), диалог происходил, когда мы, капитан Филатов и я, сидели в ротной канцелярии. По распоряжению капитана Филатова Плешка прибыл (военные прибывают, являются, мы помним кто) в канцелярию и начал докладывать о собственном прибытии. Оборвав его, капитан Филатов резко сказал:
- Рядовой Плешка!- капитан Филатов не фамильярничал, но и не позволял себе унизить военного, не предварив обращение к тому названием звания,- чтобы в тринадцать ноль-ноль, - время, не глядя на часы, капитан Филатов подчеркнул голосом, хотя, возможно, время было названо другое, но какая разница, - чтобы в тринадцать ноль-ноль, - ещё раз повторил капитан Филатов,- список роты лежал у меня на столе.
Очевидно приказ капитана Филатова о том, чтобы Плешка подготовил список роты был ему отдан загодя.
- Но товарищ капитан, - не по Уставу и чуть не со слезами в голосе попытался отсрочить время Плешка, - на моих часах, - он демонстративно посмотрел на часы, - тринадцать тридцать.
Капитан Филатов нахмурил свои и без того густые чёрные брови и даже немного (я видел) свёл их к переносице:
- Рядовой Плешка, - сказал он, - меня не интересует, сколько на ваших часах. Чтобы в тринадцать ноль-ноль список роты лежал у меня на столе. - И всё.
Ах, да, забыл. Прежде, чем произнести сакраментальную фразу об отсутствии интереса ко времени на часах Плешки, капитан Филатов сказал фразу в подобных случаях дежурную и ещё более, кто понимает, сакраментальную:
- Трое суток ареста! - Числительное могло варьировать зависимо от тяжести проступка. Впрочем, сказанное не означало, что виновному действительно придётся провести указанно число суток на ротной гауптвахте - сыром крысятнике на отрядной проходной. Я, например, получил за разные провинности от капитана Филатова тридцать один (одну?) суток (сутки?) ареста - считал, и каждый из считал. У меня - рекорд, непревзойдённый никем в роте. Тот же Плешка недобрал до моего суток пятнадцать. А приблизился ко мне по количеству суток ареста от капитана Филатова только один солдат по фамилии Величко и по имени Виталик (как звать Плешку - убей бог, не помню). Он получил двадцать восемь суток ареста также, как, впрочем, я или Плешка, не отсидев из них ни секунды. По другим поводам, от других командиров, получая сутки (и не одни) ареста - сиживал. Продолжение http://aristina2012.livejournal.com/14519.html