Ален Де Боттон. Искусство путешествий.
Очень советую прочитать.
Вырезки по версии allchaos :
Место, каким мы его ожидаем увидеть, и место, каким мы его запоминаем, - безупречны. Именно это отличает от них место, как оно есть.
Когда мы грустим дома, мы виним погоду и уродство архитектуры, но на тропическом острове мы выясняем (после мелкой ссоры в стоящем на пляже бунгало под голубыми небесами), что климат и внешний вид нашего жилища сами по себе не могут ни гарантировать нам радости, ни обречь на горе.
О путях сообщения
«Жизнь - это больница, пациенты которой одержимы идеей переезда с койки на койку. Тот жаждет страдать у батареи, а этому кажется, что надежда для него есть только под окном. Я вечно воображаю, что мне будет лучше там, где меня нет» Шарль Бодлер
Из всех видов транспорта лучше всего думается в поезде. Вид из окна вагона обычно не так однообразен, как из иллюминатора самолета или с палубы корабля. Картины сменяются не так медленно что бы мы одурели от скуки, но и не так быстро, что бы нельзя было разглядеть отдельные предметы…Гостиничные номера тоже помогают нам избавиться от обычного образа мышления. Лежа на незнакомой кровати в тихой комнате - разве что лифт просвистит порой в глубине здания, - мы можем подвести итог тому, что происходило до нашего прибытия, пролистать важные и забытые страницы нашей истории. Мы можем взглянуть на наше существование с высоты, недоступной в суете повседневности, - в чем нам незаметно помогает непривычная обстановка вокруг: куски мыла в обертке на краю ванны, ряды бутылочек спиртного в мини-баре, комнатное меню, в котором нам сулят круглосуточную доставку еды в номер, и панорама чужого города, расстилающаяся в двадцати пяти этажах под нами.
Об экзотике
Если говорить об экзотике в самом сиюминутном и поверхностном смысле этого слова, обаяние заграницы заключается в элементарных отличиях от дома: верблюды вместо лошадей или отсутствие излишеств вместо колонн. Но возможно и более возвышенное удовольствие: в чужих обычаях мы можем ценить не их новизну, а то, что они оказываются куда ближе нашим сокровенным устремлениям, чем все, что мы видим на родине.
«Только что вернулись их Хайгейта с прогулки по тамошнему кладбищу. Как все чистенько и аккуратненько! Так и кажется, что люди тут умирали прямо в белых перчатках. Терпеть не могу эти садики вокруг памятников с тщательно взрыхленными клумбами в цвету. Это противопоставление живого и мертвого - вкус дешевых романов. Лично я предпочитаю кладбища, заросшие сорняками, разрушенные, заброшенные, оскверненные, с отбившейся от стада коровой, пасущейся на могилах. Не правда ли, все лучше, чем полисмен в шлеме! Что за глупость этот порядок!» Гюстав Флобер
«Я говорю «нет» представлению о родине как о некой части суши, нарисованной на карте и отделенной от прочих красной или синей линией. Моя родина - это страна, которую я люблю, о которой я мечтаю, в которой мне хорошо…Я такой же древний, как современный, и такой же китаец, как француз. Понятие о родине как об обязанности жить на территории, обозначенной на карте синим или красным, и ненавидеть все прочие, черные или зеленые, всегда казалось мне примитивным, ограниченным и исключительно глупым» Гюстав Флобер
О любознательности
«Мне ненавистно все, что только поучает меня, не расширяя границ моей деятельности и не вдыхая в нее новую жизнь» Гете
Вместо того чтобы вернуться с 1 600 образчиками южноамериканской растительности, мы можем привезти домой несколько простых, непритязательных, но улучшающих жизнь мыслей.
Беда с туризмом заключается в том, что мы сталкиваемся с новыми явлениями в неподходящий момент. У нас просто нет времени, чтобы подготовиться к их восприятию, поэтому приобретаемые нами знания так же бесполезны и недолговечны, как бусины без связывающей их нити. География усугубляет дело: в больших городах стоящие стенка к стенке достопримечательности могут не иметь ничего общего в смысле того, что необходимо для инстинктивного осознания важности. Первый и, возможно, единственный раз в жизни попав в город, мы чувствуем себя как будто обязанными пройтись по списку памятников, которые не связывает ничего, кроме местоположения. Между тем один человек вряд ли сможет обладать качествами, необходимыми для понимая столь различных вещей: нам предлагается, скажем, одновременно интересоваться и готической архитектурой, и этрусскими развалинами за углом.
О городе и деревне
Даже если благородное влияние природы существует, оно едва ли может быть значительным из-за своей кратковременности. Три дня в деревне вряд ли могут изменить наш душевный настрой больше чем на несколько часов. Уильям Вордсворт так не думал. Осенью 1790 года он отправился в пеший поход по Альпам. Он прошел от Женевы до долины Шамони, через Симплонский перевал перебрался в ущелье Гондо и спустился по нему до озера Лаго-Маджоре. Сестре он писал об этом так: «Сейчас, когда все эти пейзажи стоят у меня перед глазами, мое сердце переполняется радостью от мысли, что ни единый день жизни не пройдет теперь для меня без счастливого воспоминания об этих красотах». Это не было преувеличением. И десятки лет спустя Альпы продолжали жить в сердце Вордсворта, укрепляя его, когда бы он о них не вспомни. Эта долговечность памяти навела его на мысль, что некоторые образы природы могут оставаться с нами на протяжении всей жизни, составляя, когда бы они не всплывали в сознании, контраст и противовес сиюминутным трудностям. Он называл их «узлами времени».
О величественном
…не все что сильнее нас, обязательно нам ненавистно. То, что не подчиняется нам, может вызвать злость и раздражение, но может - преклонение и уважение. Разница в том, воспринимаем ли мы это поведение как благородное или как подлое и наглое. Мы бываем возмущены хамством распоясавшегося швейцара, но склоняем голову перед не обращающей на нас внимания заснеженной вершиной. Нас унижает сила ничтожества, но восхищает сила благородства. Возвращаясь к аллегории Берка, можно добавить, что бык величественен, а пиранья нет. Все дело в мотивах: нам кажется, что пиранья руководствуется извращенной жадностью, в то время как бык прям и непредвзят.
Глядя на величественный вид, сложно удивляться тому, что не все в мире справедливо или умопостигаемо. Мы всего лишь игрушки в руках тех сил, что сформировали океаны и обтесали горы. Величественность природы заботлива приводит нас к признанию пределов наших возможностей, уткнувшись в которые посреди будничной суеты, мы бы расстроились или разозлились. Не одна только природа бросает нам вызов. Человеческая жизнь ничуть не более податлива, но все же именно необъятные, нетронутые цивилизацией просторы служат нам лучшим и самым деликатным напоминанием обо всем что сильнее нас. Когда мы странствуем по таким местам, они могут научить нас с достоинством принимать те необъяснимые события, которые отравляют нашу жизнь и со временем непременно обратят нас в прах.
О волшебной силе искусства
Мы осознаем красоту какого-то места так же мгновенно и, кажется, так же беспричинно, как холод снега или сладость сахара. Именно поэтому так сложно представить что наше впечатление можно изменить или углубить. Нам кажется, что оно определяется свойствами самого места и устройством нашего сознания и что поэтому нам так же глупо пытаться изменить нашу оценку красоты ландшафта, как заставить себя полюбить мороженное, которое нам не нравится. Мы не оцениваем по достоинству многие места потому, что ничто никогда не заставляло нас задуматься о них как о достойных внимания, или же потому, что они случайно напомнили нам о чем-то малоприятном. Наше отношение к оливковому дереву может перемениться, если кто-нибудь укажет нам на серебро их листьев или же на красоту рисунка их ветвей. Мы взглянем на пшеничное поле совершенно новыми глазами, когда нам расскажут о долготерпении этого хрупкого но совершенно необходимого нам растения, гнущего под ветром свой налитой золотом колос.
Мы склонны считать реалистичной любую картинку, которая внятно передает ключевые детали окружающего мира. Но мир сложен, и два реалистичных изображения одного и того же места могут быть совсем не схожи. В каждом из них нам будет представлен некий набор деталей, которые художник посчитал главными, - ни одна картинка никогда не передает их все. Если нам, в свою очередь, нравится то, что нарисовал художник, то это значит, что он отобрал для изображений самые важные, на наш взгляд, элементы реальности. Этот отбор может быть настолько точным, что навсегда поменяет наше восприятие изображенного места, так что мы никогда уже не сможем побывать там, не вспомнив, что же в нем заметил великий художник.
Об обладании красотой
Изучая проблему обладания красотой, Джон Рескин пришел к пяти главным умозаключениям:
Во-первых, красота является результатом психического и зрительного воздействия на наше сознание многих разнородных факторов.
Во-вторых, в человеческой природе заложена чувствительность к красоте и желание обладать ею.
В-третьих, у этого желания есть множество проявлений низшего порядка: увлечение фотографией, страсть к сувенирам или потребность писать сове имя на колоннах.
В-четвертых, существует только один способ по-настоящему обладать красотой, и он заключается в понимании, т.е. в осознанном анализе вызвавших ее факторов.
И наконец, самый эффективный путь к этому пониманию состоит в описании красоты средствами искусства - литературы или живописи - вне зависимости от того, обладаем ли мы какими-либо талантами в этой области.
«Искусство рисования для человека важнее, чем письменность, и каждого ребенка надо учить рисовать, так же как мы учим его писать» Джон Рескин
«Художник рождается художником, как бегемот рождается бегемотом. Стать им можно не больше чем стать жирафом» Джон Рескин
«Никакое передвижение со скоростью ста миль в час не сделает нас ни на йоту сильнее, счастливее или мудрее. В мире всегда было всего больше, чем может рассмотреть человек, как бы медленно он ни двигался; тем меньше он увидит, двигаясь быстро. По настоящему важны мысль и взгляд, а не скорость. Дело не в том что бы двигаться, а в том что бы быть» Джон Рескин
«Я уверен, что видеть важнее, чем рисовать. И я предпочитаю преподавать вам рисование, с тем что бы вы научились любить природу, а не учить вас наблюдать природу, с тем что бы вы освоили рисование» Джон Рескин
Возвращение
На свете полно людей, которые пересекали пустыни, дрейфовали во льдах и прорубались через джунгли, но в чьей душе не обнаружить и следа пережитого опыта.
Вырезки по версии allchaos :
Место, каким мы его ожидаем увидеть, и место, каким мы его запоминаем, - безупречны. Именно это отличает от них место, как оно есть.
Когда мы грустим дома, мы виним погоду и уродство архитектуры, но на тропическом острове мы выясняем (после мелкой ссоры в стоящем на пляже бунгало под голубыми небесами), что климат и внешний вид нашего жилища сами по себе не могут ни гарантировать нам радости, ни обречь на горе.
О путях сообщения
«Жизнь - это больница, пациенты которой одержимы идеей переезда с койки на койку. Тот жаждет страдать у батареи, а этому кажется, что надежда для него есть только под окном. Я вечно воображаю, что мне будет лучше там, где меня нет» Шарль Бодлер
Из всех видов транспорта лучше всего думается в поезде. Вид из окна вагона обычно не так однообразен, как из иллюминатора самолета или с палубы корабля. Картины сменяются не так медленно что бы мы одурели от скуки, но и не так быстро, что бы нельзя было разглядеть отдельные предметы…Гостиничные номера тоже помогают нам избавиться от обычного образа мышления. Лежа на незнакомой кровати в тихой комнате - разве что лифт просвистит порой в глубине здания, - мы можем подвести итог тому, что происходило до нашего прибытия, пролистать важные и забытые страницы нашей истории. Мы можем взглянуть на наше существование с высоты, недоступной в суете повседневности, - в чем нам незаметно помогает непривычная обстановка вокруг: куски мыла в обертке на краю ванны, ряды бутылочек спиртного в мини-баре, комнатное меню, в котором нам сулят круглосуточную доставку еды в номер, и панорама чужого города, расстилающаяся в двадцати пяти этажах под нами.
Об экзотике
Если говорить об экзотике в самом сиюминутном и поверхностном смысле этого слова, обаяние заграницы заключается в элементарных отличиях от дома: верблюды вместо лошадей или отсутствие излишеств вместо колонн. Но возможно и более возвышенное удовольствие: в чужих обычаях мы можем ценить не их новизну, а то, что они оказываются куда ближе нашим сокровенным устремлениям, чем все, что мы видим на родине.
«Только что вернулись их Хайгейта с прогулки по тамошнему кладбищу. Как все чистенько и аккуратненько! Так и кажется, что люди тут умирали прямо в белых перчатках. Терпеть не могу эти садики вокруг памятников с тщательно взрыхленными клумбами в цвету. Это противопоставление живого и мертвого - вкус дешевых романов. Лично я предпочитаю кладбища, заросшие сорняками, разрушенные, заброшенные, оскверненные, с отбившейся от стада коровой, пасущейся на могилах. Не правда ли, все лучше, чем полисмен в шлеме! Что за глупость этот порядок!» Гюстав Флобер
«Я говорю «нет» представлению о родине как о некой части суши, нарисованной на карте и отделенной от прочих красной или синей линией. Моя родина - это страна, которую я люблю, о которой я мечтаю, в которой мне хорошо…Я такой же древний, как современный, и такой же китаец, как француз. Понятие о родине как об обязанности жить на территории, обозначенной на карте синим или красным, и ненавидеть все прочие, черные или зеленые, всегда казалось мне примитивным, ограниченным и исключительно глупым» Гюстав Флобер
О любознательности
«Мне ненавистно все, что только поучает меня, не расширяя границ моей деятельности и не вдыхая в нее новую жизнь» Гете
Вместо того чтобы вернуться с 1 600 образчиками южноамериканской растительности, мы можем привезти домой несколько простых, непритязательных, но улучшающих жизнь мыслей.
Беда с туризмом заключается в том, что мы сталкиваемся с новыми явлениями в неподходящий момент. У нас просто нет времени, чтобы подготовиться к их восприятию, поэтому приобретаемые нами знания так же бесполезны и недолговечны, как бусины без связывающей их нити. География усугубляет дело: в больших городах стоящие стенка к стенке достопримечательности могут не иметь ничего общего в смысле того, что необходимо для инстинктивного осознания важности. Первый и, возможно, единственный раз в жизни попав в город, мы чувствуем себя как будто обязанными пройтись по списку памятников, которые не связывает ничего, кроме местоположения. Между тем один человек вряд ли сможет обладать качествами, необходимыми для понимая столь различных вещей: нам предлагается, скажем, одновременно интересоваться и готической архитектурой, и этрусскими развалинами за углом.
О городе и деревне
Даже если благородное влияние природы существует, оно едва ли может быть значительным из-за своей кратковременности. Три дня в деревне вряд ли могут изменить наш душевный настрой больше чем на несколько часов. Уильям Вордсворт так не думал. Осенью 1790 года он отправился в пеший поход по Альпам. Он прошел от Женевы до долины Шамони, через Симплонский перевал перебрался в ущелье Гондо и спустился по нему до озера Лаго-Маджоре. Сестре он писал об этом так: «Сейчас, когда все эти пейзажи стоят у меня перед глазами, мое сердце переполняется радостью от мысли, что ни единый день жизни не пройдет теперь для меня без счастливого воспоминания об этих красотах». Это не было преувеличением. И десятки лет спустя Альпы продолжали жить в сердце Вордсворта, укрепляя его, когда бы он о них не вспомни. Эта долговечность памяти навела его на мысль, что некоторые образы природы могут оставаться с нами на протяжении всей жизни, составляя, когда бы они не всплывали в сознании, контраст и противовес сиюминутным трудностям. Он называл их «узлами времени».
О величественном
…не все что сильнее нас, обязательно нам ненавистно. То, что не подчиняется нам, может вызвать злость и раздражение, но может - преклонение и уважение. Разница в том, воспринимаем ли мы это поведение как благородное или как подлое и наглое. Мы бываем возмущены хамством распоясавшегося швейцара, но склоняем голову перед не обращающей на нас внимания заснеженной вершиной. Нас унижает сила ничтожества, но восхищает сила благородства. Возвращаясь к аллегории Берка, можно добавить, что бык величественен, а пиранья нет. Все дело в мотивах: нам кажется, что пиранья руководствуется извращенной жадностью, в то время как бык прям и непредвзят.
Глядя на величественный вид, сложно удивляться тому, что не все в мире справедливо или умопостигаемо. Мы всего лишь игрушки в руках тех сил, что сформировали океаны и обтесали горы. Величественность природы заботлива приводит нас к признанию пределов наших возможностей, уткнувшись в которые посреди будничной суеты, мы бы расстроились или разозлились. Не одна только природа бросает нам вызов. Человеческая жизнь ничуть не более податлива, но все же именно необъятные, нетронутые цивилизацией просторы служат нам лучшим и самым деликатным напоминанием обо всем что сильнее нас. Когда мы странствуем по таким местам, они могут научить нас с достоинством принимать те необъяснимые события, которые отравляют нашу жизнь и со временем непременно обратят нас в прах.
О волшебной силе искусства
Мы осознаем красоту какого-то места так же мгновенно и, кажется, так же беспричинно, как холод снега или сладость сахара. Именно поэтому так сложно представить что наше впечатление можно изменить или углубить. Нам кажется, что оно определяется свойствами самого места и устройством нашего сознания и что поэтому нам так же глупо пытаться изменить нашу оценку красоты ландшафта, как заставить себя полюбить мороженное, которое нам не нравится. Мы не оцениваем по достоинству многие места потому, что ничто никогда не заставляло нас задуматься о них как о достойных внимания, или же потому, что они случайно напомнили нам о чем-то малоприятном. Наше отношение к оливковому дереву может перемениться, если кто-нибудь укажет нам на серебро их листьев или же на красоту рисунка их ветвей. Мы взглянем на пшеничное поле совершенно новыми глазами, когда нам расскажут о долготерпении этого хрупкого но совершенно необходимого нам растения, гнущего под ветром свой налитой золотом колос.
Мы склонны считать реалистичной любую картинку, которая внятно передает ключевые детали окружающего мира. Но мир сложен, и два реалистичных изображения одного и того же места могут быть совсем не схожи. В каждом из них нам будет представлен некий набор деталей, которые художник посчитал главными, - ни одна картинка никогда не передает их все. Если нам, в свою очередь, нравится то, что нарисовал художник, то это значит, что он отобрал для изображений самые важные, на наш взгляд, элементы реальности. Этот отбор может быть настолько точным, что навсегда поменяет наше восприятие изображенного места, так что мы никогда уже не сможем побывать там, не вспомнив, что же в нем заметил великий художник.
Об обладании красотой
Изучая проблему обладания красотой, Джон Рескин пришел к пяти главным умозаключениям:
Во-первых, красота является результатом психического и зрительного воздействия на наше сознание многих разнородных факторов.
Во-вторых, в человеческой природе заложена чувствительность к красоте и желание обладать ею.
В-третьих, у этого желания есть множество проявлений низшего порядка: увлечение фотографией, страсть к сувенирам или потребность писать сове имя на колоннах.
В-четвертых, существует только один способ по-настоящему обладать красотой, и он заключается в понимании, т.е. в осознанном анализе вызвавших ее факторов.
И наконец, самый эффективный путь к этому пониманию состоит в описании красоты средствами искусства - литературы или живописи - вне зависимости от того, обладаем ли мы какими-либо талантами в этой области.
«Искусство рисования для человека важнее, чем письменность, и каждого ребенка надо учить рисовать, так же как мы учим его писать» Джон Рескин
«Художник рождается художником, как бегемот рождается бегемотом. Стать им можно не больше чем стать жирафом» Джон Рескин
«Никакое передвижение со скоростью ста миль в час не сделает нас ни на йоту сильнее, счастливее или мудрее. В мире всегда было всего больше, чем может рассмотреть человек, как бы медленно он ни двигался; тем меньше он увидит, двигаясь быстро. По настоящему важны мысль и взгляд, а не скорость. Дело не в том что бы двигаться, а в том что бы быть» Джон Рескин
«Я уверен, что видеть важнее, чем рисовать. И я предпочитаю преподавать вам рисование, с тем что бы вы научились любить природу, а не учить вас наблюдать природу, с тем что бы вы освоили рисование» Джон Рескин
Возвращение
На свете полно людей, которые пересекали пустыни, дрейфовали во льдах и прорубались через джунгли, но в чьей душе не обнаружить и следа пережитого опыта.