ТАЙНА МАЛЕНЬКОЙ ДВЕРЦЫ… ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. «БЕСКОНЧНЫЙ ТУПИК С СЕКРЕТОМ» (1908-1924 гг.) - ПРОДОЛЖЕНИЕ
Что ж, друзья и подписчики, мы с вами немного задержались на «первом этаже» психоаналитических концепций и техник. Пора нам, вслед за Фрейдом, начать переселение на «второй этаж» психоаналитического здания, где, как мы увидим, ему пришлось фактически начинать с самого начала организовывать свою практику, привязывая ее (внимание - спойлер!) уже не к комнате ожидания и проходной веранде, а к тупику своего рабочего кабинета, наполненного символическими артефактами и становящегося теперь не просто частью психоаналитического пространства (дверь из приемной в кабинет будет теперь постоянно открыта и человек, лежащий на кушетке, да и сам аналитик, визуально в этом кабинете будут постоянно присутствовать), но и важнейшим компонентом психоаналитической процедуры.
Итак, давайте начнем понемногу собираться и готовиться к подъему на второй этаж, подчиняясь логике «психоаналитического движения» как восходящего тренда… В самом начале 1908 года вот по этой лестнице Зигмунд Фрейд перемещает психоанализ на «новое место», нагружая Лестницу новой для нее ролью символа «психоаналитического восхождения».
Причем на новое место Фрейд перемещает психоанализ не только в рамках «переезда на второй этаж», т.е. отказа от модели «проходной комнаты», но и смещая центр «психоаналитического таинства» с кресла за изголовьем Кушетки на Кресло у рабочего стола, превращенного в универсальный алтарь древнеегипетских, древнегреческих и восточных богов.
В центре же этого алтаря, как мы видим, была помещена главная святыня его коллекции (столь важная для него, что он не захотел с ней, и только с ней, расстаться даже на короткое время при бегстве из Вены в Париж и Лондон) - фигурка Афины-Минервы, ставшей для него символом психоанализа.
А точнее, как мы недавно обсуждали, это был для него символический образ не «психоанализа», а «психоаналитики» («die Psychoanalyse») как божественной Девы-Воительницы, покровительницы войны, мудрости и ремесла (странное, не правда ли, сочетание?!), выношенной своим отцом Зевсом-Юпитером и рожденной непосредственно из его головы. Кстати, одаряя членов Тайного комитета лишь им самим избираемого высшего органа власти в психоаналитическом сообществе, специально заказанными им золотыми кольцами с изображениями богов на античных геммах из полудрагоценных камней, себе он заказал кольцо с изображением именно Зевса-Юпитера, увенчиваемого лавровым венком богиней победы Никой в присутствии все той же Минервы.
Замечу, что Анна Фрейд, унаследовавшая это кольцо, сделала после смерти отца из этой геммы булавку и носила ее на лацкане как знак высшей власти, когда участвовала в корпоративных мероприятиях. У нее, правда, было и свое кольцо, врученное ей отцом во время посвящения ее в члены Тайного комитета после изгнания оттуда Отто Ранка, но это - отцовское - было явно «круче».
Фигурка Афина-Минервы была столь ценна для Фрейда, что на фотографиях его знаменитого стола, снятых тогда, когда его там не было, она также отсутствует.
Складывается такое впечатление, что они вообще не расставались, что он не только во время бегства из Вены, но все время носил фигурку Афины с собой, общаясь с нею постоянно, а не только тогда, когда работал за своим столом. И если присмотреться к этой миниатюрной (10-сантиметровой) фигурке еще пристальнее, поместив ее в фаустианский контекст, царивший во фрейдовском кабинете, то можно сказать, что эта фигурка как раз и была тем самым «ключом от Обители Матерей», о котором Фрейд так часто упоминал, который он, как и Фауст, обрел и с помощью которого научился, как и Фауст, чудесным образом переноситься «по ту сторону» не только обыденного человеческого опыта, но и того патриархального мифа, ресурсами которого он этот опыт пытался очистить от страданий.
Эта фигурка, кстати, выражает смысл психоанализа («психоаналитики») еще и своим происхождением. Перед нами поздняя бронзовая римская копия греческого оригинала 5 века до нашей эры, т.е. времен Гераклита, Софокла и Сократа, времен высокой классики, вершины античной культуры работы с БСЗ как синтеза мистериозного и театрального катарсиса, сопряженного с индивидуальной работой с клиентами на кушетке (т.е. с «сократическими методиками» психокоррекции).
Так и наш с вами «психо-анализ» на первый взгляд являющийся греко-римским синтезом - ψυχή (Душа) + аnalysis (рассечение, расчленение), на самом деле является такой же «римской копией греческого оригинала». Поскольку в Древней Греции слово ἀνάλυσις (растворение, разложение) было производно от ἀνά (вверх, обратно) + λύσις (развязывание, разрешение, освобождение). Почувствуйте, как говориться, разницу: в греческом оригинале - освобождение Души через развязывание пут, тянущих ее вниз, и ее возвращение наверх (тут сразу вспоминается и платоновское сравнение Души с птенцом, выпавшим из гнезда, и его сравнение Души с Колесницей, запряженной двумя конями, один из которых тянет ее вниз, в второй - вверх). А в латинской «реплике» этого смыслового и метафорического богатства - просто «расчленение Души», пару раз публично даже названное Фрейдом «вивисекцией», т.е. хирургической операцией без наркоза, проводимой с целью посмотреть - как «оно» там реально устроено и как «оно» дергается от боли при таком «расчленении по живому».
Заняв центральное место на психоаналитическом алтаре (рабочем столе Фрейда) и спрятавшись там за китайским особым экраном, традиционно считавшимся границей между мирами обыденности и сакральности, Афина-Воительница - в боевом коринфском шлеме и в панцире с головой Медузы, с подразумеваемым копьем - встает во главе целого воинства богов.
По ее правую руку (в которой она, кстати, держит патеру, ритуальную чашу для жертвенных возлияний богам) расположились прочие божества греческого Олимпа: Зевс, Афродита, Гермес; по левую, с зажатым в ней невидимым копьем, стоят египетские боги во всем разнообразии своего пантеона: богиня войны Нейт, богиня любви и плодородия Баст с кошачьей головой, Великая Праматерь Исида с младенцем Гором, Творец мира Птах, ростовая фигура и голова Осириса, царя загробного мира, солнечный бог Амон-Ра в великолепном шлеме, бог мудрости Тот в образе обезьяны, взвешивающей души умерших; среди этих богов расположились и фигуры великих и богоравных фараонов. А позади этих «полков правой и левой руки», воинства Афины-Минервы, своего рода отрядов Эроса и Танатоса, в роли своего рода «боевого резерва» расположились восточные божества - от статуэтки бога Вишну на правом фланге, через череду китайских бодхисаттв до древнеиранских бронзовых демонов.
Важно отметить, что покидая свой рабочий стол и забирая Афину-Минерву с собой, Фрейд, как мы видим на фото, ставил на ее место фигурку Зевса-Юпитера, своего личного тотемного бога.
Эта замена очень многое проясняет… Афина-Миневра, как воплощение «психоаналитики», не возглавляет божественное воинство, тщательно отобранное Фрейдом для организуемого им военного похода в область неведомого и запредельного (именно в 1896 году, когда умер отец Фрейда и родился психоанализ, «родитель психоанализа» начал собирать свою коллекцию древностей).
Афина лишь реализует волю своего Родителя, одновременно и верховного Божества этого пантеона и главного (пожалуй что и единственного) жреца - Иерофанта - этой мистерии. И в этой роли Фрейд видел только себя самого, до последнего сопротивляясь любым покушениям на свои прерогативы как Творца и Властителя психоаналитического мира (и психоаналитического мифа). Чем, если не этим его самообожествлением, мы можем объяснить (и оправдать) его фразы типа: в психоанализе есть только один критерий истинности - мое собственное сдержанное благоволение к моим собственным мыслям?..
Из года в год, при малейшей финансовой возможности, отрывая деньги от семьи, а порою буквально вымогая отобранные им предварительно в антикварной лавке Роберта Лустига на Виблингер штрассе «подарки» у своих пациентов, Фрейд превращал свой рабочий кабинет на первом этаже в сокровищницу, полную магических артефактов, которым он возвращал их былую силу. Возвращал, выкупая их из плена пыльных сундуков антиквара и перемещая в атмосферу ритуального им поклонения, где они получали возможность снова реализовать свой магический потенциал. Каждую субботу, по вечерам, перед ночной игрой с друзьями в тарок, Фрейд перебирал и протирал все эти фигурки, общаясь с ними и давая им возможность персонального общения с собой.
Но это был его личный храм, храм его психоанализа («психоаналитики»), где он был и аналитиком, и анализандом (возможно, что и пациентом - мы ведь помним, как резко он изменился в период с 1896 по 1900 год, избавившись от многочисленных психосоматических симптомов, фобий, поведенческих навязчивостей и характерологических дефектов). А также - где он был и верховным Божеством, и Иерофантом, организатором таинства, и единственным поначалу прихожанином этой, как он ее позднее назвал, «светской Церкви». Этот период он впоследствии неоднократно вспоминал как «время блаженного одиночества», когда по ночам, поужинав с семьей и поиграв в карты с Минной, он отправлялся в свой кабинет для общения с богами и для проникновения с их помощью в тайны запредельного («потустороннего»), осторожно названного им «беззознательным».
Выглядело это ночное таинство как-то вот так, с учетом того, что Фрейд тогда еще был помоложе; на картине же изображен Фрейд уже иного периода - психоанализ тут обитает уже на «втором этаже». Автор этой картины - венский художник Макс Поллак, а нарисовал он ее в 1914 году.
Давайте теперь вернемся к поэтажной СХЕМЕ помещений «первого этажа», планировка которых была отыграна в первой модели психоаналитической процедуры и явным образом к 1907-08 годам Фрейда уже не устраивала. И попробуем понять - почему она его перестала устраивать и зачем его потянуло на столь радикальные перемены.
Про наполнение архитектурной планировки психоанализа «первого этажа» мы сегодня знаем немного (фотографий этих помещений не сохранилось, кроме одной, к которой мы сегодня обязательно обратимся), но мы совершенно точно знаем то, что касается расположения Кушетки, а также маршрутов и диспозиций анализанда и аналитика (см. СХЕМУ)
Причем в этой первой «рамочной модели» психоанализа их пока еще следовало бы называть терапевтом и пациентом, здесь Фрейд только лечит, причем лечит активно, даже напористо, отрицая гипноз, но применяя целый ряд суггестивных телесно-вербальных техник, производных от методики терапии невротических расстройств посредством суггестивно наведенного катарсиса, перенятой им от Иосифа Брейера и названной психоанализом. Только на «втором» этаже он начал постепенно различать и субординировать «цели терапии» и «цели анализа», а в третьей «рамочной модели» (когда как раз и будет пробита в до того цельной стене «таинственная маленькая дверца») «цели анализа» станут доминировать тотально: в 1926 году, как мы помним, Фрейд провозгласил окончание периода клинических экспериментов и переход от терапии к социокультурным практикам.
Как мы видим на СХЕМЕ, пациент совершает круговой переход (против часовой стрелки, что весьма символично) через анфиладу смежных комнат и веранду, «притормаживая» на Кушетке и получая там заряд провокативных интерпретаций, а порою даже и оценочных наставлений. Как это выглядело, мы прекрасно знаем, поскольку Фрейд, не жалея своего имиджевого статуса и всегда публикуя только неудавшиеся клинические случаи (по принципу - «вот как не надо заниматься психоанализом»), описал свою технику того периода в работе «Фрагмент анализа истерии», где были описаны события, приведшие к прерыванию в 1900 году терапии его пациенткой «Дорой» (Идой Бауэр), которую все более и более раздражали его патриархальные наставления и тенденциозные интерпретации.
Давным давно, еще в прошлом веке, когда я несколько лет подряд читал слушателям питерского института психоанализа большой лекционный курс по разбору ранних фрейдовских клинических случаев, я даже перевел «случай Доры» на русский язык, настолько этот кейс меня потряс своей яркой антипсихоаналитичностью (достаточно напомнить, что, говоря о психоаналитической технике, Фрейд тут ссылается на «Исследования истерии»). Но сейчас появились профессиональные переводы и я не удержусь от цитирования кусочка из предисловия к этому фрейдовскому тексту в переводе Сергея Панкова. Тем более, что тут Фрейд снова используем свою любимую археологическую метафору:
«Поскольку в этом случае анализ не был доведен до конца, мне не оставалось ничего иного, как последовать примеру тех ученых, которым посчастливилось извлечь из-под земли бесценные, хоть и изувеченные временем памятники древности. Я постарался воссоздать недостающие фрагменты по лучшим образчикам анализа других случаев из моей практики, но, как и подобает добросовестному археологу, ни разу не преминул указать, где заканчивается оригинал и начинается моя реконструкция».
Интересно признание, не правда ли? С одной стороны, предельно откровенное - ведь анализ всегда не завершен, и потому, метафора аналитического материала как археологической находки, «изувеченной временем» и требующей от аналитика ее «реконструкции», т.е. авторского прояснения, производного от его собственного опыта, очень точна и универсальна. А с другой стороны, такое «прояснение» (Фрейд, кстати, так и обозначал в то время природу работы аналитика - «прояснение симптомов»), активно проводимое не только по отношению к читателям описания «клинического случая», но и к самим пациентам, настолько субъективно, что никакие ссылки на «лучшие образчики анализа других случаев из практики» не мешают понять, что речь тут идет о ментальном давлении, о навязывании собственной точки зрения (в данном случае - все той же фантастической гипотезы об универсальности «раннего совращения» в этиологии истерии) и полной потери понимания границы (а пожалуй что и пропасти) между «оригиналом и собственной его «реконструкцией».
И это не критика Фрейда. Это описание того, чем он занимался на «первом этаже здания психоанализа»; причем описание, созданное им самим. Пациенты приходили, ложились на Кушетку, спонтанно проговаривали все то, что приходило им в голову, вставили с Кушетки и уходили, постоянно помня, что выход тут не совпадает со входом, что они теперь другие и в их жизни теперь произойдут перемены. Отчего? Оттого, что человек, спрятавшийся от них за изголовьем кушетки (потому что он не любил, когда на него долго смотрели), нашел в их речах некий скрытый смысл, таящийся в глубинах их памяти (а точнее - их беспамятства) и предъявил им его…
Не будем углубляться в эту странную технику. И тем более не станем ее критиковать, ведь многие как бы коллеги и ныне уверены в том, что это и есть психоанализ, которым они так успешно торгуют.
Нас в этой истории интересует не то, с чего начинал Фрейд, а то - куда он продвинулся. А еще интереснее понять - почему он двинулся вперед и выше, что его тут не устраивало?
В начале нулевых годов прошлого века Зигмунд Фрейд постепенно набирает вес и как ученый и как практикующий психотерапевт. Ему уже не надо бегать по городу, пользуя «сложных пациенток», которых ему перебрасывают преуспевающие врачи, типа Брейера или Нотнагеля. И уж тем более не нужно принимать больных сифилисом или проводить сомнительные физиотерапевтические процедуры на «электроаппарате» Эрба. Он получил наконец, благодаря просьбам ряда влиятельных пациенток, столь желанное звание экстраординарного профессора и повесил на двери табличку «PROF.Dr.FREUD», проговорив как-то в письме Юнгу, что врач и одновременно университетский профессор в Вене подобен божеству. У него появились первые ученики и последователи, которые по средам стали собираться у него дома для того, чтобы благоговейно обсуждать его идеи и его практические рекомендации, чтобы благодарно ловить каждое его слово. Его психоанализ обсуждают на международных конгрессах, врачи-психиатры из множества стран - от соседней Швейцарии до далекой России - приезжают к нему, чтобы поделиться опытом применения его терапевтического метода и выслушать его рекомендации. Выходят книги и статьи, и даже его самая странная книга «Толкование сновидений», изданная в 1899 году тиражом в 100 экземпляров, постепенно распродается, находя своих читателей…
Изменился социальный состав пациентов, это теперь были дамы из богатых семей высшего сегмента среднего класса, так что доходы Фрейда резко выросли, а вместе с ними росла и его коллекция. Он даже стал делать накопления, вкладывая деньги в государственные облигации Австро-Венгерской империи, о чем впоследствии многократно пожалел.
Казалось бы - все, жизнь удалась! Можно почивать на лаврах… Но нет, все наоборот. Фрейд внезапно отбрасывает уже широко разрекламированный и вроде даже апробированный метод психоанализа как «терапевтического прояснения симптомов» и «катарсического переживания интерпретаций», отрекается от своего друга, благодетеля, учителя и соавтора по «Исследованиям истерии» Иосифа Брейера (увидев его, радостно спешащего ему навстречу, Фрейд демонстративно переходит на другую сторону улицы). А ведь с самого 1896 года, года рождения психоанализа, Фрейд, рассказывая об этом новом методе психотерапии, многократно и публично объявлял его автором именно Брейера, а себя - лишь его последователем. И теперь от вместе с первой моделью психоанализа отталкивает от себя и человека, с именем которого эта модель была неразрывно связана… И фактически начинает все с самого начала.
В 1908 году, в год «переезда на второй этаж» здания психоанализа, он отрекается и от своих первых «апостолов», венских энтузиастов психоанализа, общение по средам с которыми было ранее для него столь ценным. Общество психоаналитических сред ликвидируется, а созданное на его месте Венское психоаналитическое общество, очищенное от «любителей», передается под контроль новому фрейдовскому фавориту - Карлу Густаву Юнгу, назначенному Фрейдом пожизненным президентом международного психоаналитического объединения. После нескольких публичных бунтов и публичных же порок «мятежные венцы», как их начинает называть Фрейд, отрекаются от своего Учителя и во главе с Адлером и Штекелем покидают психоаналитическое сообщество навсегда.
А сам Фрейд «очертя голову» начинает бурный интеллектуальный роман с Юнгом, сутками обсуждая с ним сны о богах и демонах, обучаясь у нового друга, быстро ставшего «наследным принцем психоанализа», молиться Богу и общаться с полтергейстом в своем кабинете (количество магических артефактов в котором явным образом начало переходить в качество), и т.д. Не буду тут пересказывать их раннюю переписку 1906-1909 годов, недавно переизданную на русском в полном ее объеме в двух толстых томах.
Если посмотреть на схему организации психоаналитического пространства на «первом этаже», можно заметить, что у Фрейда тут два места, два маршрута и две роли.
Во-первых, это роль терапевта и маршрут по диагонали комнаты для консультаций, где он курсирует подобно челноку - туда и обратно. Закончив анализ он встает со своего кресла за изголовьем Кушетки (поз.8), произносит свою стандартную «фразу расставания» («Я выслушал Вас, до следующей встречи!), провожает пациента (все еще намного чаще - пациентку) до двери на веранду и остается стоять у окна, чтобы перекурить и размять ноги (поз.9). В последней позиции он и был запечатлен на этой единственной фотографии, где видна обстановка приемной на «первом этаже».
Как видите - это просто терапевтический кабинет без всяческих отсылов к каким-либо древностям (вся коллекция пока что была размещена в соседнем рабочем кабинете), с картинками на стенах, изображающими достопримечательности Италии, куда Фрейд в то время ездил на отдых каждое лето, оставляя семью в арендованных альпийских виллах.
Отдохнув и перекурив, Фрейд отправлялся к двери в комнату ожидания, открывал ее и впускал следующего пациента, сам возвращаясь в поз.8. Как видите, для него не была принципиально нежеланной возможная встреча пациентов в комнате ожидания. Более того, такой встречи в данной планировке избежать было практически невозможно. Важен для него тут был именно «проходной» характер планировки, где вход принципиально не совпадает с выходом, где «прохождение психоанализа» имело место здесь и сейчас, причем в совершенно наглядной форме.
В конце же рабочего дня, обычно - в 10 часов вечера, поужинав и пообщавшись с близкими, Фрейд снова спускался в пространство своего «офиса» и теперь, уже в роли психоаналитика, исследователя тайн «бессознательного», шел для работы в кабинет, где допоздна делал клинические и дневниковые записи, писал заметки, письма и статьи, много читал, порою даже встречался с коллегами (в мемуарах Виттельса есть описание такой ночной беседы).
Но не только. Именно там, в окружении фигурок богов, древних реликвий и любимых книг (того же «Фауста» он перелистывал практически еженощно), он проходил свой психоанализ, разбирая свои сновидения, фантазии и воспоминания, практически ежедневно записывая с ним происходящее и отсылая эти отчеты Вильгельму Флиссу. И готовясь к сновидческому психосинтезу, все более и более приближаясь к пониманию природы и роли последнего.
Во время аналитических сессий дверь в кабинет была в тот период закрыта; более того - взглянув снова на СХЕМУ мы увидим, что Кушетку от этой двери отделяла печь, так что даже если бы эта дверь оставалась открытой, пациент все равно не смог бы не только заглянуть вовнутрь фрейдовского кабинета, но даже увидеть дверной проем. Кабинет и комната для консультаций для пациента были абсолютно сепарированы в пространстве (как если бы между ними была сплошная стена), а для самого Фрейда - абсолютно сепарированы во времени. И это Фрейда все более и более тяготило…
В кабинете накапливался и к концу 12-летнего срока работы в нем (1896-1908) явным образом достиг критического уровня потенциал символического воздействия древних артефактов, среди которых по ряду причин (и прежде всего - из-за идентификации Фрейда с умершим в 1896 году отцом, на которого он в конце своего самоанализа даже стал внешне неотличимо похож) начали доминировать древнеегипетские погребальные атрибуты - маски и покрывала мумий, терракотовые статуэтки из погребальных камер, ритуальные зеркала, и пр.
В соседней комнате Фрейд лечил невротиков «по Брейеру», а здесь, в своем кабинете, он занимался своим психоанализом, постепенно все более и более отчетливо понимая, что то, что он делает в комнате для консультаций, кардинальным образом отличается от того, чем он занимается в кабинете. И что психоанализом должно и быть, и именоваться именно последнее.
Из этого понимания вытекали три новации, настойчиво требующих от него воплощения:
- следовало выплеснуть символику древних артефактов, которой был уже перенасыщен его кабинет, в приемную, поделившись энергетикой ее воздействия с пациентами;
- следовало объединить кабинет и приемную в единое аналитическое пространство, где терапия объединится с психоанализом;
- следовало аналитическую процедуру начинать не на Кушетке, а в кабинете, сделав происходящее на Кушетке не центром анализа, а его продолжением, а ее саму - атрибутом священнодействия, которое организовывалось на рабочем столе и вокруг него.
Здесь, «на первом этаже», такие радикальные изменения, такую «психоаналитическую перестройку» (а точнее - перепланировку) осуществить было невозможно.
Но вот, когда в конце 1907 года печальные семейные обстоятельства освободили левую часть верхней квартиры, Фрейд решился на переезд, получив возможность на новом месте все изменить и совместить терапию с психоанализом в пространстве и во времени.
Продолжение следует…
Copyright © Медведев В.А. 2021 Все права защищены