Книжное: отличная фантастика, переоценённая муть и викторианский детектив
«Дюна». Фрэнк Герберт
Своеобразный фантастический мир с совершенно разным устройством планет и обществ. Великолепная фантазия, Вселенная книги получилась очень интересной, особенно, гигантские черви и всё, что с ними связано. Выпуклые образы, главный персонаж развивается ух как, действие динамичное. Из недостатков вижу один: уж больно величественное повествование, а это значит, что не прозвучит ни единой шутки. Эх) Не моя это чашка чая всё же, но я была рада ознакомиться с таким известным произведением в своём жанре. Посмотрела «Дюну» Дэвида Линча, теперь ключевых персонажей иначе не вижу, но подождём версию Вильнёва.
Цитаты:
Позади отворилась дверь. Прежде чем обернуться, барон внимательно рассмотрел отражение в оконном стекле.
Питер де Врие вступил в помещение, за ним следовал Умман Куду, капитан личной охраны барона. За дверью толклись… Его охрана - бараньи рожи, они всегда напускали на свои лица в его присутствии овечье выражение.
Барон обернулся.
Питер насмешливо отсалютовал, прикоснувшись одним пальцем ко лбу:
- Добрые вести, милорд. Сардаукары доставили герцога.
- Естественно, этого следовало ожидать, - прогремел барон.
Он вгляделся в угрюмую маску злодея на женственном лице, ох, эти глаза, темные щелки, синева в синеве.
«Скоро придется его заменить, - подумал барон, - он уже почти бесполезен и вот-вот станет опасен мне самому. Но сперва он должен заставить весь Арракис возненавидеть себя. А потом… потом они будут приветствовать моего дорогого Фейд-Рауту как спасителя».
- Ах-х, черви, - сказал герцог. - Хорошо бы поглядеть хотя бы на одного!
- Это может случиться уже сегодня, - проговорил Кайнс. - Где специя, там и черви.
- Всегда? - спросил Холлек.
- Всегда.
- А черви и специя как-нибудь связаны? - спросил герцог.
Кайнс обернулся, и Пол увидел, как шевельнулись его сухие губы:
- Они защищают пески со специей. У каждого червя есть своя территория. Что касается специи… кто знает? Те экземпляры червей, которые мы обследовали, заставляют предположить, что в их органах происходят сложные химические реакции. В трахеях мы находим следы соляной кислоты, вообще, более сложные кислоты имеются повсюду. Я подарю вам свою монографию об этом.
- Значит, щит бесполезен? - спросил герцог.
- Щит! - Кайнс пренебрежительно усмехнулся. - Да только включите щит неподалеку от червя - и ваша судьба решена! Черви немедленно забывают про все границы участков и бросаются на щит. Никто из включивших в пустыне щит не выжил после подобной атаки.
*
«Предвиденье, - понял он, - словно луч света, за пределами которого ничего не увидишь, он определяет точную меру… и, возможно, ошибку». Оказывается, и в его провидческих способностях крылось нечто вроде принципа неопределенности Гейзенберга: чтобы увидеть, нужно затратить энергию, а истратив энергию, изменишь увиденное.
И он увидел то, чему надлежало случиться в этой пещере, в ней, словно в котле, бурлили вероятности… малейший поступок его - мигнет ли он, поскользнется или не вовремя отвлечется на неуместное слово, - словно гигантский рычаг переворачивал вселенную. А вдали бушевал кровавый пожар, но судьбы зависели от такого количества факторов, что даже самое незаметное его движение полностью изменяло грядущую череду и характер событий.
Волнами из горла пещеры выплескивались варианты будущего. И чаще всего тропа его жизни кончалась. Он видел собственный труп и алую кровь, вытекающую из оставленной ножом раны.
«Поправки». Джонатан Франзен
Семейная сага о двух поколениях американской семьи, действие происходит в 90-х плюс воспоминания. Роман очень громкий, а анонсируют его ни много, ни мало, как аналог «Войны и мира» Толстого. Сравнение это крайне глупое, так и хочется посоветовать рекламщикам и рецензентам перечитать Толстого. А то получается, что если написал что-то в жанре семейной саги и награфоманил на увесистый том, то всё, ты - второй Лев Николаевич! Нет, граждане, это так не работает. Если сей опус у американцев считается «великим произведением 21 века», то я им сочувствую от души. Каков век, такие и великие произведения?
Понатыкано множество сцен секса, читая о котором, хочется всё это развидеть, до того анти-сексуально они подаются. Такое ощущение, что автор в этом совсем не дока, и ведь описывается-то в большинстве своём страстное соитие, однако, читать об этом - загасить либидо к чертям собачьим)) Но ещё ужаснее выглядит семья. У стариков - два сына и дочка, у одного из сыновей есть жена и трое сыновей, остальные одиночки, но всё время с кем-то встречаются. Несчастливы все и вдоль, и поперек, как ни разглядывай всё это в рамках одной семьи или в рамках семьи сына, а так же всяческих связей, в которые вовлекаются и женатые/замужние любовники(-цы). Персонажи не развиваются никак, сколь ни пытаются они как-то справиться со своими неврозами, зависимостями и прочими проблемами. Никакого тебе катарсиса, откровений и прозрений. Тянет ли на откровение и прозрение диалог старика в деменции с, простите, какашкой? Увы, и тут автор облажался, поговорили, можно сказать, ни о чём, хоть какой-то шанс был. Все разочарованы, дети в родителях, родители в детях, все врут, наркотики такие, наркотики сякие, внезапно лесби, неожиданно подробности о Литве (ну хоть что-то оригинальное), всё это было не раз и в более талантливом исполнении. А тут - тягомотина по сути, вроде как с перчиком, как автор его понимает (но нет).
Я так люблю читать, что никогда не считаю время на чтение потерянным временем, даже если роман не понравился. Этот той случай, когда хочется бросить читать вообще)) Ни одной умной мысли, ни одной циnаты не хочется отметить на память. Привожу, конечно, отрывки просто чтобы ознакомить со стилем автора.
Цитаты:
Плотские подвиги Чипа освещало лишь зарево над супермаркетом в центре Коннектикута да мерцание электронных табло домашней техники. Стоя на коленях перед креслом, он принюхивался к плюшу, скрупулезно, дюйм за дюймом, в надежде отыскать аромат Мелиссы Пакетт, который мог же сохраниться в обивке и восемь недель спустя. Он так усердно нюхал, что обычные, хорошо знакомые запахи - пыль, пот, моча, застоялый табачный дым, едва уловимый след женщины - смешивались, становились неразличимыми и приходилось поминутно прерываться, прочищать нос. Чип зарывался губами в ямки с пуговицами, сцеловывал из них скопившиеся волоконца, пыль, крошки и волоски. Он определил три местечка, где ему мерещился аромат Мелиссы - во всех случаях недостаточно резкий, небезусловный, и после долгого и изнурительного исследования выбрал наиболее вероятное из этих мест, возле пуговицы чуть пониже спинки, сосредоточив на нем свое обоняние. Одновременно Чип обеими руками надавливал на другие пуговицы; прохладный плюш, соприкасавшийся с его пахом, чуточку напоминал кожу Мелиссы, и в конце концов ему удалось до такой степени убедить себя в реальности ее аромата, в реальности реликвии, еще находившейся в его власти, что он сумел довести акт до конца. А потом скатился со своей покорной рухляди и остался лежать на полу со спущенными штанами, уткнувшись головой в сиденье кресла.
С каких пор ты наказываешь родного сына, лишь бы угодить своей сумасшедшей матери? Ты загоняешь нас всех обратно в шестьдесят четвертый год, в Пеорию. "Не оставляй еду на тарелке!", "Надень галстук!", "Никакого телевизора вечером!" И ты еще удивляешься, из-за чего спор! Удивляешься, почему Аарон при виде твоей матери закатывает глаза! Тебе словно стыдно перед ней за нас! Пока она тут гостит, ты притворяешься, будто мы живем по ее правилам! Но вот что я тебе скажу: нам стыдиться нечего! Лучше бы твоя мать постеснялась. Ходит за мной по пятам по всей кухне, проверяет, будто у меня без того хлопот мало, можно плдумать, я каждую неделю готовлю индейку, за моей спиной наливает по стакану растительного масла во все кастрюли и сковородки, а стоит на минуту выйти, она начинает рыться в мусоре, словно чертов санитарный контроль...
Дениз осваивала новую для себя территорию. Никогда прежде она не испытывала такого острого желания, особенно в сексе. В браке достижение оргазма было как бы еще одной утомительной, но непременной обязанностью по кухне. Четырнадцать часов кряду она работала и нередко засыпала прямо в уличной одежде. Меньше всего ей хотелось посреди ночи возиться со сложным, отнимавшим с каждым разом все больше времени рецептом, изготовляя блюдо, к которому лично она утратила вкус. Предварительная подготовка - минимум пятнадцать минут, но после этого отнюдь не всегда удавалось перейти к решительным действиям - то сковорода перегревалась, жар то чересчур сильный, то чересчур слабый, лук никак не покрывается золотистой корочкой или сразу начинает гореть и прилипать к днищу; надо снять сковороду с плиты, остудить, а потом начинать все сначала, поспорив с обиженным, обозленным помощником, и конечно же мясо получалось жесткое, волокнистое, соус от многократных добавок и перемешиваний утрачивал консистенцию, и уже так поздно, так дьявольски поздно, в глаза словно толченого стекла насыпали, ну ладно, если не пожалеть сил и времени, злосчастное блюдо все-таки удастся выложить на тарелку, но оно будет выглядеть так, что и официантам не скормишь, так что приходится быстренько проглотить его («Ну хорошо, у меня оргазм») и заснуть, несмотря на боль во всем теле.
«Темные искусства». Оскар де Мюриэл
1889 год, Эдинбург. Большое семейство устраивает спиритический сеанс - популярную забаву викторианской эпохи. Провести его приглашают гадалку по имени мадам Катерина. Но наутро после сеанса все приглашённые оказываются мертвы - за исключением Катерины. Гадалке грозит казнь за убийство шестерых, но она клянётся, что невиновна. Распутать это загадочное дело предстоит двум инспекторам шотландской полиции - Девятипалому Макгрею, известному своей кипучей натурой и любовью к оккультным наукам, и Иэну Фрею, чопорному денди с отличными дедуктивными способностями. Фрея и Макгрея ждет масса испытаний - от судебного противостояния с подлейшим прокурором в городе до встречи с самой преисподней.
Детективно-мистическая история с крепким сюжетом, события развиваются динамично, есть и юмор, ирония и сарказм (очень уж главные герои разные). Приятно погрузиться в викторианскую эпоху в Шотландии и читать, как помои выплескиваются на улице, сидя в комфортной современной квартире)) Жестокое, конечно, было время, хлеба и кровавых зрелищ - вот чего жаждали сердца. У меня, собственно, претензия одна, из цикла переведена лишь пятая книга, поэтому раздражают туманные отсылки в прошлое, намёки или обсуждение чего-то, о чём ты ни бум-бум. Есть циклы, в которых почти не чувствуешь связь с предыдущими романами, но здесь это слегка раздражает. В остальном же - отличный развлекательный детектив в интересных исторических декорациях.
Цитаты:
Макгрей потянулся за револьвером, и мы увидели, как за дверью мелькнул чей-то серый рукав. Девятипалый бросился вперед и пинком распахнул дверь.
- Ты кто, мать твою, такой?
От его вопля я вздрогнул и чуть не выронил ящичек с пластинками. Я поставил его на пол и ринулся к двери.
В темноте коридора стоял упитанный седой мужчина, лицо его выражало неподдельный ужас. Он волок за собой большой мешок, перевязанный бордовым шнуром от штор, который он все еще сжимал в руке.
- Ты кто, мать твою, такой? - повторил Макгрей. - Отвечай! Пока не обделался.
Когда тот заговорил, голос его прозвучал так утробно, как будто именно это только что и произошло.
- С-слуга, сэр.
- Чей?
- Полковника Гренвиля, упокой Господь его душу.
Макгрей показал на мешок.
- А это что у тебя такое?
Мужчина взглянул на мешок, отпустил шнур, затем снова перевел глаза на нас. Поразмышляв с мгновение, он глупо улыбнулся, как ребенок, которого поймали за поеданием чужого куска торта.
И побежал прочь.
Девятипалый зарычал.
- Ох, да что ж они вечно…
И рванул за слугой с револьвером в руке, а я - следом за ним.
*
Меня пытались отравить в едущем поезде, я катался в открытых вагонах ночью, одновременно сражаясь с ведьмой, я греб через шотландские озера, зная, что за спиной у меня верная смерть, - но ни одно из этих путешествий не было столь напряженным и страшным, как та короткая поездка в Морнингсайд.
Макгрей заплатил вознице положительно абсурдные деньги, и отчаянный молодчик домчал нас туда за невероятно скромный отрезок времени, не обращая внимания на кочки, ямы, острые углы и испуганных пешеходов.
Потрясенный этой поездкой, я вышел из экипажа и пустился вслед за Девятипалым. Он отпер входную дверь дома и устремился на верхний этаж.
*
Небеса разверзлись аккурат в день суда, и с утра дождь затопил улицы, словно сезонные ливни в Амазонии. Завязывая один из лучших своих галстуков, я услышал безжалостную дробь дождя по стеклу и выглянул на улицу: по ней, выплескиваясь из переполненных водостоков, неслись мощные потоки коричневой воды.
«Скотсмен» (который Лейтону пришлось прогладить утюгом, поскольку газету можно было выжимать) писал о суде на первой же странице в еще более зловещих - хотя, казалось бы, куда уж там - выражениях. Леденящий кровь рисунок с дланью Сатаны напечатали снова, к счастью, в этот раз в куда меньшем размере, чем в прошлую пятницу, - я списываю это на то, что в газете экономили краску.