Вне зоны действия сети (1)
Дорогие друзья!
Мне пришлось прервать свой рассказ о путешествии в Чехию прошлой зимой - очень несвоевременно, а удивляться пустой Праге даже как-то неловко). Надеюсь, в лучшие времена я смогу его продолжить. А сейчас начинаю своё летнее путешествие с друзьями по Ленинградской-Вологодской-Архангельской областям. Мы ездили разглядывать деревянные церкви. Я давно об этом мечтала, а мечты обычно сбываются!
Начну издалека...
Возвращаясь во дворец, узнал я от Коновницына, стоявшего в карауле, что в Арзруме открылась чума. Мне тотчас представились ужасы карантина, и я в тот же день решился оставить армию. Мысль о присутствии чумы очень неприятна с непривычки. Желая изгладить это впечатление, я пошел гулять по базару…
А.С. Пушкин. Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года
Заголовок этого отчёта я списала у Юры, с его давнего рассказа о поездке в одно из мест Тверской губернии. С тех пор прошло много лет, может быть, даже парочка десятилетий, и мобильная сеть в Лесном давно появилась. В те времена она вообще была сильно не везде, а наши телефоны были несколько другими - приятно вспомнить Юрину здоровенную моторолу или мой изящный эриксон с крышечкой. Эти забавные телефоны постепенно и одновременно стремительно меняли эпоху, и тверской уездный городок вне зоны казался провинциальным прошлым и вместе с тем - настоящим. Потому что мы - как бы немножко в будущем.
Эпоха изменилась, сети обмотали землю, вернее, Землю; люди стали ближе, по крайней мере, дальние, это все знают и совсем это неинтересно.
Но вдруг всё кончилось. Кончилось, я не буду вслед за классиком иронизировать над этим Но вдруг.
Наступил карантин. И не говорите, не говорите мне, что как же так - значимость самых разных сетей возросла в разы, электронные технологии совершенствуются на глазах, все мы - в зоне действия, иначе и быть не может... Ну и прочее, прочее, совершенно правильное. Всё это никак не влияет на но вдруг.
Этой весной я почувствовала себя жителем аквариума: я живу внутри, здесь мой мир, и я общаюсь с теми, кто там, за толстым стеклом. Общаюсь много и качественно - работы стало больше, чем в доаквариумной жизни, и тепло дорогих людей - коллег, учеников, - теплее. Эта замечательная жизнь занимала большую часть времени, но она была - внешней, застекольной. Внутри же аквариума жизнь тянулась медленно; мир движется медленнее, если смотреть на него сквозь толщу воды. Я жила в толще жидкости намного гуще воды.
Весной парк меняется каждый день, можно и не думать об этом, но всё равно замечаешь в долгих прогулках. Я не Пришвин и даже не Паустовский, а то бы обязательно описала, как тихо падает на воду озера апрельский крупный снег, как подрастают сначала листочки, потом утята... Описала бы поездки в друзьями на залив, в лес, яркие калужницы над пенящейся речкой, корабельные лиственницы, оглушающий и захватывающий морской майский ветер...
Глухо, всё глухо, стены из толстого стекла.
Стены начали таять, когда мы пришли на работу порисовать картинки. Был июнь, и я даже не сразу поняла, что уже не глухо! Стекло растаяло, сеть постепенно восстанавливается, связываются узелки... Окончательно сеть срослась в Куркиёках, где цветут скалы, вода в тихих лесных озёрах тёплая и обжигает в Ладоге, сосны вечные, рядом - три собаки и коллеги, по которым я ужасно соскучилась! Журавлиная река...
***
Едем!
Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела
А.С. Пушкин
В старых деревянных церквях, старых домах люблю дерево, что от времени стало серебряным. Кажется, чувствую жгучий мороз, который прокалил его, и затяжные осенние дожди, и запах талого снега, когда войдёшь с мороза, а тут печка топится... Луговые травы мёдом пахнут в июльском солнце... И руки, скрепляющие чешуйки лемеха на куполе... А чешуйки ещё не серебряные, они золотые и пахнут смолой. Серебряными они станут в старости, и хрупкими - хватит малой искры, чтобы могучим костром вспыхнула изящная церковь, или набухшего по весне сугроба на крыше, чтобы рухнула.
Об этих серебряных деревяшках я мечтала с детства - был у меня набор открыток «Деревянное зодчество русского севера» . В детстве мне вообще хотелось настоящего древнего: настоящей деревни (а получался дачный посёлок), глухой избы бабки-шептухи... И сейчас хочется не меньше, что уж тут, но сейчас намного легче: и получить легче, и увидеть за резной часовней то, что что в детстве только неясно, но очень сильно манило и тревожило.
Гуляли мы с Викой в наши карантинные будни по нашей малой родине, глядели на глинистые тропинки, поросшие вытоптанной душистой сорной травой, одуванчики цветут... Она сказала, что эти тропинки - её детство (и моё - детство у нас общее), мы именно по таким шлялись целыми днями на пустырях. Мы, конечно, пошли по тропинке. Кто сказал, что детства не вернуть?
Вот так и с этими церквями - они переносят ТУДА. (Не только они, но сейчас - о них.)
***
Реки по пути были могучие - Нева, Волхов, Свирь... Или Свирь была не по пути? Неважно - она всё равно была всё время на пути. Могучие реки, огромные водохранилища, шлюзы - мы приехали в систему Волгобалта, и проезжать шлюзы, и разглядывать корабли внутри стало привычным для восьмилетнего Ильи (я так и не привыкла - изрядно это меня смущает). Была по пути и маленькая, совсем простая Никольская церковь XVII века, заросшая высокими травами, но бережно хранимая людьми - заменяются прогнившие доски обшивки, куски резных украшений. Купол не сохранился - жесть (это не сленг, это купол, обшитый серой жестью, как сейчас принято).
И ещё одна церковь по дороге - в усадьбе Поленова. Очень красивый новодел, художники делали по всем правилам здешнего сакрального строительства, и всё местечко осмыслено как сакральное. Художники Ирина и Юрий Грецкие на конце деревни Акулова Гора возродили историческую память места, и начали возрождение со строительства храма Василия Великого (святого покровителя Василия Поленова). Церковь построили своими руками, сами писали иконы. Потом восстановили плотину и озеро, как при Поленове... И вода в озере считается целебной. Нравятся мне такие зоны сакрализации.
И наконец - Винницы! Как же я соскучилась! Они всё такие же, наши Винницы, если не считать пресловутых магнитов и пятёрочек вместо старых магазинов (поэтому не пришлось нам купить вкуснейшего местного сала и огурцов). Так же везде теперь - местные производители пусть сами едят своё сало с огурцами и обходятся без денег, а приезжим не порадоваться тому, чего дома не знают.
Впрочем, Винницы не изменились. Так же чисто, спокойно и красиво. Традиционные дома ветшают, но медленно, могучий лес, быстрая Оять пенится... Вспоминаются вепсские лешие из наших экспедиций ростом с вековой лес...
Один пастух заключил договор с лесовым все лето малины не есть и не собирать, а подпасок его не знал об этом, малины же много в то лето уродилось, и парнишка, верно, ее любил. Отправился пастух корову заблудившуюся искать, подпасок тем временем малины вдоволь наелся, а как ночь наступила, явился ему гигантский человек во всем белом. Парнишка закричал от ужаса, пастух на крик прибежал, а лесовой хозяин и говорит: Счастье твое, что ты - подпасок, будь пастухом, так и смерть бы твоя тут пришла. И исчез. Зато уж пастух парнишке от души всыпал.
Приехали, и - купаться! На наше любимое озеро - я мечтала его показать друзьям, там вода особенно нежная. Люди в вепсских сёлах, к слову, это озеро особенно любят. Здесь освящают воду на Крещение, говорят об озере очень тепло, мостки деревянные вдоль берега... Один раз мы с Настей убрали мусор, который народ аккуратно сбрасывал в одну кучу (бутылки из-под водки, консервные банки и пр. - я же говорю, деревенские это озеро любят). Сейчас (Настя!) кучи мусора нет! И мне легче поверить в то, что на чистом месте люди не создали новой кучи, чем в то, что они за собой убрали.
Мне пришлось прервать свой рассказ о путешествии в Чехию прошлой зимой - очень несвоевременно, а удивляться пустой Праге даже как-то неловко). Надеюсь, в лучшие времена я смогу его продолжить. А сейчас начинаю своё летнее путешествие с друзьями по Ленинградской-Вологодской-Архангельской областям. Мы ездили разглядывать деревянные церкви. Я давно об этом мечтала, а мечты обычно сбываются!
Начну издалека...
Возвращаясь во дворец, узнал я от Коновницына, стоявшего в карауле, что в Арзруме открылась чума. Мне тотчас представились ужасы карантина, и я в тот же день решился оставить армию. Мысль о присутствии чумы очень неприятна с непривычки. Желая изгладить это впечатление, я пошел гулять по базару…
А.С. Пушкин. Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года
Заголовок этого отчёта я списала у Юры, с его давнего рассказа о поездке в одно из мест Тверской губернии. С тех пор прошло много лет, может быть, даже парочка десятилетий, и мобильная сеть в Лесном давно появилась. В те времена она вообще была сильно не везде, а наши телефоны были несколько другими - приятно вспомнить Юрину здоровенную моторолу или мой изящный эриксон с крышечкой. Эти забавные телефоны постепенно и одновременно стремительно меняли эпоху, и тверской уездный городок вне зоны казался провинциальным прошлым и вместе с тем - настоящим. Потому что мы - как бы немножко в будущем.
Эпоха изменилась, сети обмотали землю, вернее, Землю; люди стали ближе, по крайней мере, дальние, это все знают и совсем это неинтересно.
Но вдруг всё кончилось. Кончилось, я не буду вслед за классиком иронизировать над этим Но вдруг.
Наступил карантин. И не говорите, не говорите мне, что как же так - значимость самых разных сетей возросла в разы, электронные технологии совершенствуются на глазах, все мы - в зоне действия, иначе и быть не может... Ну и прочее, прочее, совершенно правильное. Всё это никак не влияет на но вдруг.
Этой весной я почувствовала себя жителем аквариума: я живу внутри, здесь мой мир, и я общаюсь с теми, кто там, за толстым стеклом. Общаюсь много и качественно - работы стало больше, чем в доаквариумной жизни, и тепло дорогих людей - коллег, учеников, - теплее. Эта замечательная жизнь занимала большую часть времени, но она была - внешней, застекольной. Внутри же аквариума жизнь тянулась медленно; мир движется медленнее, если смотреть на него сквозь толщу воды. Я жила в толще жидкости намного гуще воды.
Весной парк меняется каждый день, можно и не думать об этом, но всё равно замечаешь в долгих прогулках. Я не Пришвин и даже не Паустовский, а то бы обязательно описала, как тихо падает на воду озера апрельский крупный снег, как подрастают сначала листочки, потом утята... Описала бы поездки в друзьями на залив, в лес, яркие калужницы над пенящейся речкой, корабельные лиственницы, оглушающий и захватывающий морской майский ветер...
Глухо, всё глухо, стены из толстого стекла.
Стены начали таять, когда мы пришли на работу порисовать картинки. Был июнь, и я даже не сразу поняла, что уже не глухо! Стекло растаяло, сеть постепенно восстанавливается, связываются узелки... Окончательно сеть срослась в Куркиёках, где цветут скалы, вода в тихих лесных озёрах тёплая и обжигает в Ладоге, сосны вечные, рядом - три собаки и коллеги, по которым я ужасно соскучилась! Журавлиная река...
***
Едем!
Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела
А.С. Пушкин
В старых деревянных церквях, старых домах люблю дерево, что от времени стало серебряным. Кажется, чувствую жгучий мороз, который прокалил его, и затяжные осенние дожди, и запах талого снега, когда войдёшь с мороза, а тут печка топится... Луговые травы мёдом пахнут в июльском солнце... И руки, скрепляющие чешуйки лемеха на куполе... А чешуйки ещё не серебряные, они золотые и пахнут смолой. Серебряными они станут в старости, и хрупкими - хватит малой искры, чтобы могучим костром вспыхнула изящная церковь, или набухшего по весне сугроба на крыше, чтобы рухнула.
Об этих серебряных деревяшках я мечтала с детства - был у меня набор открыток «Деревянное зодчество русского севера» . В детстве мне вообще хотелось настоящего древнего: настоящей деревни (а получался дачный посёлок), глухой избы бабки-шептухи... И сейчас хочется не меньше, что уж тут, но сейчас намного легче: и получить легче, и увидеть за резной часовней то, что что в детстве только неясно, но очень сильно манило и тревожило.
Гуляли мы с Викой в наши карантинные будни по нашей малой родине, глядели на глинистые тропинки, поросшие вытоптанной душистой сорной травой, одуванчики цветут... Она сказала, что эти тропинки - её детство (и моё - детство у нас общее), мы именно по таким шлялись целыми днями на пустырях. Мы, конечно, пошли по тропинке. Кто сказал, что детства не вернуть?
Вот так и с этими церквями - они переносят ТУДА. (Не только они, но сейчас - о них.)
***
Реки по пути были могучие - Нева, Волхов, Свирь... Или Свирь была не по пути? Неважно - она всё равно была всё время на пути. Могучие реки, огромные водохранилища, шлюзы - мы приехали в систему Волгобалта, и проезжать шлюзы, и разглядывать корабли внутри стало привычным для восьмилетнего Ильи (я так и не привыкла - изрядно это меня смущает). Была по пути и маленькая, совсем простая Никольская церковь XVII века, заросшая высокими травами, но бережно хранимая людьми - заменяются прогнившие доски обшивки, куски резных украшений. Купол не сохранился - жесть (это не сленг, это купол, обшитый серой жестью, как сейчас принято).
И ещё одна церковь по дороге - в усадьбе Поленова. Очень красивый новодел, художники делали по всем правилам здешнего сакрального строительства, и всё местечко осмыслено как сакральное. Художники Ирина и Юрий Грецкие на конце деревни Акулова Гора возродили историческую память места, и начали возрождение со строительства храма Василия Великого (святого покровителя Василия Поленова). Церковь построили своими руками, сами писали иконы. Потом восстановили плотину и озеро, как при Поленове... И вода в озере считается целебной. Нравятся мне такие зоны сакрализации.
И наконец - Винницы! Как же я соскучилась! Они всё такие же, наши Винницы, если не считать пресловутых магнитов и пятёрочек вместо старых магазинов (поэтому не пришлось нам купить вкуснейшего местного сала и огурцов). Так же везде теперь - местные производители пусть сами едят своё сало с огурцами и обходятся без денег, а приезжим не порадоваться тому, чего дома не знают.
Впрочем, Винницы не изменились. Так же чисто, спокойно и красиво. Традиционные дома ветшают, но медленно, могучий лес, быстрая Оять пенится... Вспоминаются вепсские лешие из наших экспедиций ростом с вековой лес...
Один пастух заключил договор с лесовым все лето малины не есть и не собирать, а подпасок его не знал об этом, малины же много в то лето уродилось, и парнишка, верно, ее любил. Отправился пастух корову заблудившуюся искать, подпасок тем временем малины вдоволь наелся, а как ночь наступила, явился ему гигантский человек во всем белом. Парнишка закричал от ужаса, пастух на крик прибежал, а лесовой хозяин и говорит: Счастье твое, что ты - подпасок, будь пастухом, так и смерть бы твоя тут пришла. И исчез. Зато уж пастух парнишке от души всыпал.
Приехали, и - купаться! На наше любимое озеро - я мечтала его показать друзьям, там вода особенно нежная. Люди в вепсских сёлах, к слову, это озеро особенно любят. Здесь освящают воду на Крещение, говорят об озере очень тепло, мостки деревянные вдоль берега... Один раз мы с Настей убрали мусор, который народ аккуратно сбрасывал в одну кучу (бутылки из-под водки, консервные банки и пр. - я же говорю, деревенские это озеро любят). Сейчас (Настя!) кучи мусора нет! И мне легче поверить в то, что на чистом месте люди не создали новой кучи, чем в то, что они за собой убрали.