догадалась, что "кокоро" - это сердце... こころ
"КОКОРО - ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА ЯПОНИИ".
В традиционной синтоистской философии, частично смыкающейся с буддизмом, перводвигателем человеческой жизни является кокоро - «сердце» (в широком смысле слова оно же «душа» или «духовная основа»).
Неисповедимые свойства кокоро постоянно служили объектом размышлений поэтов и философов.
«Кокоро», сердцем, обладает каждый предмет и явление, человеческое слово в том числе. Но если в слове живёт дух, способный двигать им, приводить в движение чувства, то слово может жить по своим законам. Такое отношение к слову, разумеется, сказалось на творчестве самих писателей. Раз в слове есть душа, художнику остаётся лишь довериться ему, творить по наитию.
Стремление не вносить своего, не выдумывать, не перечить слову привели к созданию необыкновенно свободной, непосредственной манере письма, к созданию жанров, которым трудно провести аналогию в мировой культуре. В японской литературе не было романа в нашем понимании (слово «сёсэцу» - малое повествование, которое мы переводим как роман, появилось только после знакомства с европейской литературой, после 1868 г.). Процветали такие прозаические жанры, как «моногатари» («рассказы о вещах» или «говорят вещи»), что означает: мир выражает себя через человека, призванного передать его беззвучный голос; «никки» («дневник», «записки»), «дзуйхицу» (букв.: «следовать за кистью»).
«Сердце» (кокоро), о котором так часто говорится в японских поэтических трактатах, это и сердце природы, и сердце человека, и сердце песни. Все эти три сердца, три сущности составляют единое целое и выявляются посредством слова. Эта слиянность природного и человеческого во всех проявлениях утверждается в знаменитом Предисловии Ки-но Цураюки к антологии «Кокинсю»: «Песни страны Ямато прорастают из семян сердец людских, обращаясь в бесчисленные листья слов… Слушая трели соловья, что распевает среди цветов, или голоса лягушек, обитающих в воде, понимаем мы, что каждое живое существо слагает свои песни» {пер. А. Долина}.
Листья-слова вырастают из единого семени-сердца, а человек всего лишь одна из многих тварей, поющих свою песню, - ничуть не выше соловья или лягушки. Характерно, что во многих японских поэтических трактатах (к примеру, «Керайсе», начало XVIII века) «сердце» (содержание, кокоро) сопоставляется с «плодами», а «слова» (форма, котоба) с «цветами».
http://www.haikupedia.ru/
В традиционной картине мира японцев есть представления об еще одной душе человека или божества - кокоро ("сердце, духовность"). Исконно японское слово "кокоро" имеет параллели в алтайских (корейском, тунгусо-маньчжурских и тюркских) языках, и изначально обозначало часть тела: сердце (в биологическом смысле), грудь. Однако, уже по данным VIII в. видно, что оно стало утрачивать физические характеристики и приобретать психологические и эмоциональные. "Кокоро" могло записываться разными иероглифами: син/синь - "сердце, душа, психический; центр, сердцевина"; насакэ/цин - "чувство, любовь, симпатия, эмоциональный"; и/шэнь - "намерение, желание, воля; настроение, чувства, душа; мысли". Кокоро превратилось в отличительный признак и неотъемлемый атрибут человека, психическую и познающую деятельность, способность чувствовать, выражение индивидуальной воли и желания. Стандартное выражение в "Манъёсю": "сердце /человека/ печалится (любит)". "Сердце" ("тайная воля") божества узнавалось через магические обряды, гадания, в сновидениях. Если тама выступало объектом ритуала, то кокоро его действующим субъектом. Понятие кокоро позднее развилось в важнейшую категорию японской эстетики.
...
Итак, можно сказать, что, в принципе, у древних японцев для человека существовала дуалистическая концепция души, состоящей из телесной (иноти - "жизнь") и свободной (тама/кагэ) душ. Однако, учитывая важную роль "сознания-чувства", или "эмоционального сознания" (кокоро - "сердце"), можно говорить и о тернарной (троичной) структуре представлений о сакральном. При этом если иноти давало биологическую жизнь, то тама - энергию, духовность, а кокоро - личность...
Е.С. Бакшеев
(Российский институт культурологии,
Окинавский университет искусств)
В традиционной синтоистской философии, частично смыкающейся с буддизмом, перводвигателем человеческой жизни является кокоро - «сердце» (в широком смысле слова оно же «душа» или «духовная основа»).
Неисповедимые свойства кокоро постоянно служили объектом размышлений поэтов и философов.
«Кокоро», сердцем, обладает каждый предмет и явление, человеческое слово в том числе. Но если в слове живёт дух, способный двигать им, приводить в движение чувства, то слово может жить по своим законам. Такое отношение к слову, разумеется, сказалось на творчестве самих писателей. Раз в слове есть душа, художнику остаётся лишь довериться ему, творить по наитию.
Стремление не вносить своего, не выдумывать, не перечить слову привели к созданию необыкновенно свободной, непосредственной манере письма, к созданию жанров, которым трудно провести аналогию в мировой культуре. В японской литературе не было романа в нашем понимании (слово «сёсэцу» - малое повествование, которое мы переводим как роман, появилось только после знакомства с европейской литературой, после 1868 г.). Процветали такие прозаические жанры, как «моногатари» («рассказы о вещах» или «говорят вещи»), что означает: мир выражает себя через человека, призванного передать его беззвучный голос; «никки» («дневник», «записки»), «дзуйхицу» (букв.: «следовать за кистью»).
«Сердце» (кокоро), о котором так часто говорится в японских поэтических трактатах, это и сердце природы, и сердце человека, и сердце песни. Все эти три сердца, три сущности составляют единое целое и выявляются посредством слова. Эта слиянность природного и человеческого во всех проявлениях утверждается в знаменитом Предисловии Ки-но Цураюки к антологии «Кокинсю»: «Песни страны Ямато прорастают из семян сердец людских, обращаясь в бесчисленные листья слов… Слушая трели соловья, что распевает среди цветов, или голоса лягушек, обитающих в воде, понимаем мы, что каждое живое существо слагает свои песни» {пер. А. Долина}.
Листья-слова вырастают из единого семени-сердца, а человек всего лишь одна из многих тварей, поющих свою песню, - ничуть не выше соловья или лягушки. Характерно, что во многих японских поэтических трактатах (к примеру, «Керайсе», начало XVIII века) «сердце» (содержание, кокоро) сопоставляется с «плодами», а «слова» (форма, котоба) с «цветами».
http://www.haikupedia.ru/
В традиционной картине мира японцев есть представления об еще одной душе человека или божества - кокоро ("сердце, духовность"). Исконно японское слово "кокоро" имеет параллели в алтайских (корейском, тунгусо-маньчжурских и тюркских) языках, и изначально обозначало часть тела: сердце (в биологическом смысле), грудь. Однако, уже по данным VIII в. видно, что оно стало утрачивать физические характеристики и приобретать психологические и эмоциональные. "Кокоро" могло записываться разными иероглифами: син/синь - "сердце, душа, психический; центр, сердцевина"; насакэ/цин - "чувство, любовь, симпатия, эмоциональный"; и/шэнь - "намерение, желание, воля; настроение, чувства, душа; мысли". Кокоро превратилось в отличительный признак и неотъемлемый атрибут человека, психическую и познающую деятельность, способность чувствовать, выражение индивидуальной воли и желания. Стандартное выражение в "Манъёсю": "сердце /человека/ печалится (любит)". "Сердце" ("тайная воля") божества узнавалось через магические обряды, гадания, в сновидениях. Если тама выступало объектом ритуала, то кокоро его действующим субъектом. Понятие кокоро позднее развилось в важнейшую категорию японской эстетики.
...
Итак, можно сказать, что, в принципе, у древних японцев для человека существовала дуалистическая концепция души, состоящей из телесной (иноти - "жизнь") и свободной (тама/кагэ) душ. Однако, учитывая важную роль "сознания-чувства", или "эмоционального сознания" (кокоро - "сердце"), можно говорить и о тернарной (троичной) структуре представлений о сакральном. При этом если иноти давало биологическую жизнь, то тама - энергию, духовность, а кокоро - личность...
Е.С. Бакшеев
(Российский институт культурологии,
Окинавский университет искусств)