Правосудие по русски. (Да и по израильски не далеко ушло)
В обед должны были состояться похороны зверски убитого Игоря Евлашова, бывшего компаньона Анатолия. Но проводить друга в последний путь не получилось. По подозрению в убийстве Анатолия взяли ранним утром без объяснений и проволочек на собственной квартире и тут же приступили к обыску. В понятые пригласили соседей Благовых.
- Следователь Синицын! - представился молодой человек в синей прокурорской форме. - Гражданин Благов, вы задерживаетесь по подозрению в совершении убийства гражданина Евлашова.
- Игоря? - побледнел Анатолий. - Никогда!
- Что никогда?
- Не мог я убить. Не убивал!
- Все так говорят, но вам, гражданин Благов, лучше сразу признаться. - И добавил: -Исключительно для вашей же пользы.
- Какая там польза! О чем вы говорите, товарищ следователь. Он кота не обидит, вмешалась Евгения.
- То кота. Все так говорят, а потом мы улики находим.
- Вот и найдите сначала, а потом говорите!
- Евгения Николаевна, не мешайте следствию! - следователь повысил голос. И, повернувшись к Анатолию:-
Орудия преступления выдашь сам или как, гражданин Благов? - строго спросил следователь прокуратуры с
лейтенантскими звездочками на темно-синем мундире. На вид ему было не больше двадцати лет.
«Молодой, а уже строгий», - с уважением подумал Анатолий.
- Какое оружие?
- Каким вы зверски убивали своего напарника Евлашова!
- Да штоб я! Никого я не убивал.
- А документы? - спросила следователя Евгения.
- Без вопросов. - Следователь открыл желтую папку и показал Анатолию два листа. - Читайте.
- Да я верю, - промямлил Анатолий, почувствовав, как становятся ватными ноги.
- Читай, раз тебе говорят! Или дайте мне! - Евгения едва не вырвала из рук следователя постановление суда о производстве
обыска и постановление прокурора о задержании подозреваемого в особо тяжком преступлении лица.
«Задержать гражданина Благова, подозреваемого в совершении убийства - преступления, предусмотренного ч.2 ст.105
Уголовного кодекса Российской Федерации…» - вслух прочитала Евгения и такой закатила рев, что старший опер, перестав
рыться в кладовке среди прошлогодних банок с вареньем, громко закашлял, но ничего не сказал. Только как-то стыдливо, как нашкодивший кот, чихнул.
- Говорила тебе сколько раз: бросай пить, бросай! А ты, ирод!
- Вот, видите, а говорили, что кота… - следователь отобрал у Евгении бумаги.
- Какого кота! А-а-а-а!
- Вы, гражданка Благова, лучше бы мужа в тюрьму собрали, - посоветовал следователь.
Евгения послушно стала собирать мужнины вещи, обильно поливая их слезами.
- Соседка, дочка, не на смерть собираешь! - баба Клава, приглашенная в качестве понятой, пришла на помощь. -
Тапки положи, сменку белья, наволочку, простыню, мыло, туалетную бумагу, таблетки от головы и живота, хоть и не пропустят!
- Откуда знаете, мамаша? - удивился следователь, высоко задрав на лоб белесые брови.
- Ой милок, жизнь прожить - не поле перейти. Помню, как мама в тридцать седьмом отца собирала.
- Так-то в тридцать седьмом!
- Почем знать! - отмахнулась баба Клава, - вон какие фильмы показывают!
- То кино!
-А это что?
-Домино! - пошутил за спиной у прокурора молоденький опер.
-Цыц, Пачкунов! - Вылез из кладовки старший опер, какой-то дальний знакомый Благовых: то ли сын, то ли племянник жившей этажом
ниже соседки, прикрикнул на молодого. - Вишь, людям не до шуток!
Все дальнейшее для Анатолия происходило как во сне.
Сначала его заперли в камере задержанных Октябрьского райотдела милиции и долго не приходили. Запах мочи, пота и человеческих
страданий пропитал сами стены КПЗ и висел в воздухе. В дальнем углу камеры в виде спального места возвышался небольшой
деревянный настил. На него и рухнул измученный Анатолий.
- Хавку притаранил? - громкий голос разбудил острожника. Сквозь полу - прикрытые веки обозначилась огромная мужская фигура. -
Тебя спрашивают, бля!
- Я-я-я, - заикаясь, произнес Анатолий, - я же не знал.
- Чего не знал, голуба? - фигура пнула по свисающей с настила ноге Анатолия.
- Что надо хавку, то есть продукты…
- Не знал - не знал. Ха-ха-ха! Первая ходка?
- Как это?
- Как накакал, так и съел! Га-га-га! Вставай!
- Зачем?
- Исповедоваться будем!
- Исповедоваться? О чем?
- А то не знаешь? В чем тебя подозревают и проч-ч-чее…
- Так не убивал я!
- Все так говорят, - детина пнул Анатолия грубым яловым ботинком.
- Не мог я его убить.
- Кого?
-Ну, Игоря этого!
- Игоря! - детина взвился всею своей могучей фигурой под потолок камеры, чуть не задев лампочку. - Какого Игоря? Так вот, знажит,
кто убийца моего любимого братана!
Удары на Анатолия сыпались за ударами. После второго или третьего Благов упал. Рука детины вдруг вытянулась, почернела и
стала хлестать по коленным чашечкам и ребрам, стараясь угодить по почкам. «Чем это он меня?» - подумал Анатолий и потерял сознание.
Сколько Анатолий находился без сознания, он не помнил, но когда очнулся, понял, что в камере он один. С трудом приподнялся
и сел на нары. И еще не успел ничего подумать, как дверь в камеру отворилась и маленький милиционер, еще ниже его ростом, приказал идти на выход.
- Гражданин сержант! - Анатолий пробовал заговорить с выводящим его сотрудником, но тот не отвечал на вопросы, только
при выходе за железную, напоминающую банковскую дверь с такими же ручками и замками, бросил налету:
- Там все узнаешь!
В кабинете, куда привел Анатолия сержант, сидел незнакомый человек, представившийся следователем отдела милиции.
Фамилии Благов не разобрал: избитая голова гудела как школьный барабан, на котором он так любил барабанить в пионерском детстве.
- Присаживайтесь, гражданин Благов!
- Спасибо. - Анатолий присел напротив, сложив по деревенской привычке руки на дрожащих коленях.
- Фамилия.
- Благов.
- Имя. Отчество.
- Анатолий Максимович.
- Год. Место рождения.
Следователь медленно записывал биографические данные Анатолия, пожевывая фильтр погасшей сигареты.
- Так. - Следователь отложил ручку. Рассказывайте, гражданин Благов!
- Что рассказывать?
- Все и по порядку.
-Про жизнь?
- Ага. Про то, и как вы убивали гражданина Евлашова.
- Никого я не убивал!
-Гы-гы-гы! Да мы знаем, что не вы!
- А тогда зачем?
- Зачем, говорите…
-Да. Зачем.
-Затем, чтобы вы дали нам показания в качестве свидетеля.
- Какого свидетеля?
-Слушайте, Благов, вы не имеете права отказываться от дачи показаний в качестве свидетеля. Это-раз. Во-вторых, вы должны говорить правду.
За ложные показания есть статья в Уголовном кодексе.
- Так я и говорю, что не убивал.
- А кто?
- Не знаю.
-Когда вы познакомились с потерпевшим?
-Года два назад.
-При каких обстоятельствах?
-У нас был пункт приема стеклотары.
- Вот отсюда поподробней.
- А что подробного-то. Работали. Принимали тару по одной цене, а на завод сдавали по другой.
- И все?
-И все.
-Ой, ли?
-Гражданин следователь я вам признаюсь…
Глаза следователя загорелись: -Давно бы так.
-Брал я у него.
-Что брал?
-Машину евойную. Газель.
-Зачем брали?
-Так денег подзаработать.
- Подзаработал?
-Если бы!
-Что так?
-Разбил Газелку-то полгода назад.
-Так-так. И что?
-Игоря сильно подвел. Он ее год как в кредит брал. Там банковские проценты, страховка общегражданская, добровольная.
-И что?
-Когда он обратился насчет страховки, то оказалось, что страховой полис ему оформили на чужую фамилию.
-Это как?
-Девочка- страховой агент ошиблась.
-И что?
- Страховая кампания на него все и повесила.
- Как это?
-Так, ремонт за свой счет, страховку не выплатила.
- Сама ошиблась и сама не выплатила?
-Выходит.
-Далее что было?
-Игоря просто подменили. В такое время и такой облом!
- Облом?
-Ну да. Игорь собирался жениться и дом начал строить в пригороде. Денег не хватало. А тут я еще помог, как грится.
Он меня и напряг с возмещением всех ущербов.
Глаза следователя снова вспыхнули двумя маленькими прожекторами: -Дальше. Он с вас, значит, затребовал долг?
-Затребовал.
- Так, так, так. Вот с этого места поподробнее.
-А что здесь? Пришлось у добрых людей занимать и отдавать по частям.
-У кого занимали?
-Не я. Жена.
-И жену допросим.
-Отдали?
-Что?
-Долг отдали?
-Отдал - отдал. Еще до рождества. Но он…
-Убитый Евлашов?
-Да.
-Что он?
-Не ожидал я от него такой подлянки!
-Какой такой?
-Он еще проценты потребовал.
-Проценты?
-Да. Он поставил меня на счетчик.
-А вы?
-Раз так, то отдал ему и проценты в аккурат до женских праздников.
-А он?
-Он сказал, что и этого мало!
-И вы убили его!
-Никого я не убивал. Спросите соседей. Меня все знают. Я кота не обижу!
-Кота?
-Так моя жена, Евгения, говорит.
-Но ведь долг вы не вернули?
-Вернул и вдвойне почти. Но обиды на Игореху не держал!
-Так и не держал!
-Вот те, то есть вам крест! - Анатолий, как еще бабушка в детстве учила, перекрестился.
- Ну, ладна! Хоть и мотивчик налицо, но без доказательств.
- Не верите!
- Верим! На седни отпустим. - Следователь подмахнул какой-то листок и протянул Благову: - Свободен! - и добавил: - Пока!
Анатолий, оказавшись на свежем воздухе, понемногу приходил в себя. Мысли разные роились в голове. Почему подозрение пало на него.
С Игорехой, кроме Газелки, недоразумений никогда не было. Долг он уплатил. Никаких расписок они друг другу не давали. Все на словах!
Доверяли! В день убийства он весь день просидел дома. Ни с кем не встречался. Приготовил обед и сделал несколько звонков с мобильника.
Смотрел телевизор. Только вот около часа дня стало очень тревожно у него на душе: стая голодных чаек настырно кружилась
над их пятым этажом, едва не задевая крыльями стекла окон. А одна, особенно надоедливая снаружи села на подоконник
кухонного окна и трижды клюнула какие-то пятнышки оцинковки и один раз - замерзшее стекло. Бабушка всегда говорила, что птица,
бьющаяся в окно, - всегда к покойнику. Он тогда еще постучал по раме и хлопнул форточкой, но дело было сделано: примета белой
чайкой постучалась в дом.
Об убийстве он узнал вечером, когда жена пришла с работы.
А ведь, грешным делом, сильно был обозлен на Игоря. И даже в закусочной на углу своего дома вроде кому-то по - пьяни
что-то ляпнул про их отношения. Сколько раз ругал себя за длинный язык и несдержанность. А за соседним столиком сидели хмыри
синюшные и любой из них мог за бутылку пива и не такое напеть операм.
Господи, воля твоя! Что же делать дальше? Ведь он и есть самый первый подозреваемый. Так. И следователь сказал,
что мотив есть. Спокойно. Надо собраться с мыслями. Никаких резких движений не делать. Вспомнить, что у него в
гараже из незаконного может храниться. Но, с другой стороны, если пойти в гараж и навести порядок, то ведь
наверняка следят за ним. Анатолий вспомнил: был когда-то у него нож, из автомобильной рессоры выточенный.
Не нож, а песня! Когда-то брал на болото за клюквой. Так, больше для острастки, чем для дела. Медведя ножом не убить,
а человека не суметь. Но ведь пали же на него подозрения! Не с потолка! Это ж что получается: он, Анатолий Благов, и есть убийца? Но ведь не убивал!
- А ты докажи!
- Кто это?
Никто не ответил и только ветер, безразличный к человеческому горю, просвистел тяжело и протяжно как раненый зверь…
Две недели Анатолий находился в постоянном ожидании. Тревога разбередила старую сердечную хворь и его дважды
увозила скорая. На третий раз доктор-старичок потребовал немедленной госпитализации, но Анатолий отказался. Доктор
укоризненно и даже неодобрительно сверкнул дореволюционным пенсне: «Жа-аль, мла-дой чек! Грудная жаба она и в Урюпинске грудная жаба!»
Доктор просто не знал, что Анатолий больше болезни и смерти боялся возврата в острог. Прихода милиционеров жаждал
и ждал как невеста жениха. Что-то ему подсказывало, что милиция еще наведается. То ли слова следователя запомнились, то ли интуиция сработала.
Скоро за ним пришли. Без особых церемоний и обыска увезли в ИВС (изолятор временного содержания).
Там его уже дожидался знакомый пожилой опер Василий Иванович, который еще первый раз был у него с обыском.
Он сходу предложил Анатолию признаться в убийстве.
- Ты порешил Игореху!
- Дядя Вася, ей-богу!
-Знаю, знаю, но выхода нет, Толян!
- Как нет?
- А ты прикинь: в долг у покойника брал? Брал. Раз. Ружжо обрезное хранил? Хранил. Два. В досуге у папы працювал!
- А откуда? - Анатолий вскочил.
- Сиди-сиди, - опер толкнул Анатолия в грудь. - Зна -а-ем!
-Я и кота, Василий Иванович!
-Кота! А Игоря?
- Не я! Ты же знаешь!
- А женщину с пустыря?
- Какую женщину? Какого пустыря?
-Митинского!
-Ми-т-т-и-н-с-кого?
-Ага. Да и не одну женщину! Там пятеро девочек погибло.
-А я причем?
-Причем? Даже модель одна.
- Модель?
- Мисс-сталевар, помнишь?
-Какой сталевар?
- Прикидываться брось! Почерк-то один, Толяш! Улавливашь?
-Никак!
-Убил!
- Не я!
- Ага. Не ты. Кто жа?
-А я знаю?
- Не при делах, значит? За модель весь город поднялся. Помнишь?
- Не убивал я!
-Брось! Почерк-то один, Толяш! Московские эксперты определили. Улавливашь?
-Что я должен уловить, дядя Вася?
- Как душил самую первую, как насиловал, как волок ее через все гаражи к болотцу, как вещи по весне подбрасывал к месту
обнаружения трупа! Как потом охотился за остальными, выбирая самых молоденьких и сисястых! Как они просили тебя не
убивать и кричали, что никому ничего не расскажут! Все золото мира обещали, только бы в живых оставил. Как писали под себя,
как землю грызли и клялись мамою и детьми? Одна даже распятие целовала, но ты, душегуб, не просветлел.
- Дядя Вася! Ты охринел! Да штобы я! У меня самого семья и дети!
- А у тех, убиенных тобою, семьи и детей не было.
- Откуда у них дети, если молодые, говоришь?
Дядя Вася немного подумал:
- Не было. Так могли быть!
- Дядя Вася, да что же ты такое несешь!
- Успокойсь!
- Успокоиться?
-Я тебе секрет открою!
-Какой?
- Тебя решено сдать.
- Как сдать?
- Со всеми потрохами!
- Кем решено?
- Не догадываешься?
-Нет.
- Папой.
- Папой? А с какого бока я - то с папой?
- По грудь и по абрикосы. Ха-ха-ха!
- Клянусь мамой, с папой никогда и никаких!
- Это у тебя никогда и никаких, а у папы, ты знаешь, Толяш, всегда и со всеми. Гы-гы-гы!
Анатолий побледнел и сполз с табурета, прибитого к полу камеры.
- Эй, пацан! Не дуркуй! - Дядя Вася со всего размаха залепил пощечину лежащему без сознания Анатолию, который сразу как резаный заорал:
- Прокурора требую!
- И адвоката - прохиндея дадим и права конститутские зачитаем и на правильную кичу, будь спок, определим. - Кто в твоей отсидке больша всех
пытает антирес, знашь?
Анатолий не отвечал, закатив глаза под самый потолок.
-Я тебе еще один секрет открою!
-Какой? - Анатолий с трудом разжал слипшиеся губы.
- Про антирес тот.
-Мне теперь все едино.
- А не скажи! Кому вы с Игорем тару поставляли?
- Порнографу.
- Догадливый. Но это не все. Дочка у тебя на выданье.
- Ксюшку не трожь! - глаза у Анатолия налились кровью. - Да я за нее…
- Не успеешь. Стены здесь кре-е-п-к-и-и-е… Понял?
Анатолий не отвечал. Слезы отчаяния наполнили глаза. Сердце защемило. Наконец он поднял голову и с готовностью посмотрел на опера:
- И что я должен сделать?
- Всего-то ничего: чистосердечно признаться.
- Но я не…
- Ох, и тупой же ты, сосед! Как же еще тебе объяснить… Мы столько на тебя повесим, что ни на какой зоне не выжить. Приговор на маньяка
завсегда впереди сидельца ласточкой полетит. А там… Пацаны с понятиями. Быстро разберутся, что и к чему.
- Но я требую адвоката! Прокурора!
- Предоставим тебе адвоката и прокурора. И президента! Всех, кого пожелаешь. А если серьезно, вот тебе сигарета. Думай, пока не выкуришь.
Приду: будет поздно. Время пошло.
Анатолий курил, давясь горьким дымом.
Как поступить? Признаться: тюрьма. Но менты обещают помочь и срок скостить, а то еще как-то сделают, что он долго сидеть не будет.
Не признаться: такое припишут, что лучше сразу в петлю, чтобы не мучиться. Василий Иваныч говорит, что все прямые и косвенные улики против.
Именно, у него, Анатолия, у одного и был мотив замочить компаньона. Но ведь кто-то же убил Игоря и так ловко отводит подозрение. Они и Евгению
с детьми в покое не оставят. Факт. До него доберутся, если долго не будет соглашаться. А что он расскажет следователю? Как и чем убивал?
Слухи всякие ходили по городу. Кто-то говорил о ружье охотничьем. Кто-то говорил, что чэпэшника (частного предпринимателя) подорвали в
собственном BMV. Скорее всего, что Василий Иванович подскажет, что писать. Эх! Была, не была! Признаюсь - ка я. А там как бог на душу положит.
Опер, словно угадав мысли Анатолия, тут как тут заскрипел дверью и вошел в следственную камеру.
- Ну, что, надумал, крестничек?
- Надумал, - угрюмо кивнул Анатолий, не совсем уверенный в своем выборе.
- Да не робей ты! Везде люди живут. А мы тебе еще и неосторожность в признание пихнем. А то и аффекту добавим.
- Как это?
- Не твоя забота. Пиши, Толяш! - просветлел лицом опер.
- Что писать?
- Справа вверху: старшему оперуполномоченному и прочее. Заявление.
- Написал.
Опер заглянул в бумагу:
- Не просто заявление, а с большой буквы заявление о чистосердечном признании.
- Написал.
- Пиши дальше…
Пришло время обеда, а не кормили. Анатолий вспомнил, что в таких случаях приглашают адвоката и заикнулся об этом Василию Ивановичу.
- Адвоката захотел, а хлеб тебе в перечницу!
- Хлеб?
- Хлеб. Захотел - дадим, штоб по закону.
- Дадите?
- А ты как думал. Все будет соблюдено.
Сказал и ушел.
Через некоторое время дверь камеры отворилась и первое, что увидел Анатолий, это были очки и перстни на волосатых пальцах рук.
Они блеснули всем своим отражением и вселили какую ни то, но надежду.
- Признавайся! - первое, что услышал от очков Анатолий.
- В чем?
- Во всем.
- А мне и не в чем, - робко заикнулся Анатолий.
- Не в чем? А пожизненного не желаешь?
- Как так?
- Просто. По закону. Именем Российской, значит, Федерации!
- Но не я же.
- А тебя, дорогуша, и не спросят.
- Как?
- Так. Сознавайся и весь сказ.
- Но не я!
- Поверь моему опыту, так будет лучше.
- Как?
- Так. Скажешь и тебе будет снисхождение.
- Пожизненное.
Очки недовольно засопели.
- Фмм.
- А не скажу?
- Каюк.
- За что?
- За глупую твою голову. Фьюить! - адвокат присвистнул. - Тебе ведь и платить нечем, горемыка!
- Есть.
- Сто штук.
- Сто тысяч?
- Ну да. Баксов.
- Побойтесь бога, мил человек!
- Давно боюсь.
- А меньше?
- Меньше только блох подчистить.
- За такие бабки отсижу!
- Сиди.
Адвокат нажал на кнопку вызова.
Контролер заглянул в дверь и выпустил адвоката.
Ночь для Анатолия в ИВС начиналась со странностей. Сначала его отвели в подвальное помещение.
Завязали глаза и поставили на край канализационного колодца со снятой чугунной крышкой. Было слышно,
как где-то внизу журчала пропахшая всеми миазмами грешного мира сточная вода.
- Пли! - скомандовал кто-то простуженным голосом.
Над головой пролетело без малого с десяток пуль, которые, вжикнув, врезались в бетонную стенку подземелья.
- Ты убил? - спросил все тот же сиплый голос.
- Кто это?
- Никто. Ты убил?
- Не я.
- А кто?
- Не знаю.
- Тогда мы убьем тебя.
- Без следствия и суда?
- Ага.
- Но так не бывает.
- Бывает. И ты, рыбачок, сейчас убедишься в этом.
- Что я должен сделать, - сдался Анатолий.
- Признаться.
- В чем?
- В убийстве своего напарника.
- Но я не убивал. Клянусь всем святым.
- И мамой?
- И мамой тоже.
По голове ударили чем-то твердым и звонким. Анатолий потерял сознание и полетел в преисподнюю. Пришел в себя оттого,
что голову мазали чем-то пахучим и липким. Попробовал приподняться на локтях.
- Лежи.
- Где я?
- В больнице.
- А-а-а! Больно!
- Терпи. Тебе еще повезло, а недавно одного так и не откачали.
В коридоре послышались торопливые шаги. Кто-то бесцеремонно ворвался в палату.
- Он? - спросил чей-то требовательный голос.
- Он.
Анатолий не видел говорящих, но его сердце сжалось в дурном предчувствии.
-Что у него?
- Ишпаншкая швинка!
-Не может быть!
- Иван Иваныч! Побойтесь бога! Да при моем штаже!
-Голубчик, это вы побойтесь бога и о наших спонсорах не забудьте!
- Как можно-ш!
- Так почему не актируете!
-Лимит вышел.
-А мозги не вышли!
-Никак нет!
-Срочно представление в суд по Постановлению правительства №54!
-А режекцию делать!
-Мне вас учить. Вы же торакальный хирург, а не я!
-Бу шделано, Иван Иваныч!
Анатолий сквозь звон в ушах слышал весь разговор и понял, что он в западне. Смысл докторского разговора до него не дошел, но напугал до смерти.
Что актировать, что ликвидировать - для него не представляло разницы. Он про себя помолился.
Простился мысленно с родными. Подумал, что и семье так будет лучше. Его зрачки расширились и до краев заполнили слезящиеся глаза.
Изо рта потекла густая клочковистая пена. Ноги задергались как у эпилептика со стажем.
Младший опер, стоявший за спиной докторов, решительно отстранил медперсонал. Выглянул в длинный коридор больницы и позвал
конвой. Обессилевшее тело Анатолия рукастые вертухаи без промедления отнесли в неизвестном направлении.
Старший опер дядя Вася, сняв старый картуз с околышем - трехглавым орлом - набожно перекрестил лысину, покрывшуюся пахучей,
наподобие ладана, испариной: Боже, упокой душу раба твояга Анатолия. - И помедлив, добавил: Невиннага!
С. Донец
- Следователь Синицын! - представился молодой человек в синей прокурорской форме. - Гражданин Благов, вы задерживаетесь по подозрению в совершении убийства гражданина Евлашова.
- Игоря? - побледнел Анатолий. - Никогда!
- Что никогда?
- Не мог я убить. Не убивал!
- Все так говорят, но вам, гражданин Благов, лучше сразу признаться. - И добавил: -Исключительно для вашей же пользы.
- Какая там польза! О чем вы говорите, товарищ следователь. Он кота не обидит, вмешалась Евгения.
- То кота. Все так говорят, а потом мы улики находим.
- Вот и найдите сначала, а потом говорите!
- Евгения Николаевна, не мешайте следствию! - следователь повысил голос. И, повернувшись к Анатолию:-
Орудия преступления выдашь сам или как, гражданин Благов? - строго спросил следователь прокуратуры с
лейтенантскими звездочками на темно-синем мундире. На вид ему было не больше двадцати лет.
«Молодой, а уже строгий», - с уважением подумал Анатолий.
- Какое оружие?
- Каким вы зверски убивали своего напарника Евлашова!
- Да штоб я! Никого я не убивал.
- А документы? - спросила следователя Евгения.
- Без вопросов. - Следователь открыл желтую папку и показал Анатолию два листа. - Читайте.
- Да я верю, - промямлил Анатолий, почувствовав, как становятся ватными ноги.
- Читай, раз тебе говорят! Или дайте мне! - Евгения едва не вырвала из рук следователя постановление суда о производстве
обыска и постановление прокурора о задержании подозреваемого в особо тяжком преступлении лица.
«Задержать гражданина Благова, подозреваемого в совершении убийства - преступления, предусмотренного ч.2 ст.105
Уголовного кодекса Российской Федерации…» - вслух прочитала Евгения и такой закатила рев, что старший опер, перестав
рыться в кладовке среди прошлогодних банок с вареньем, громко закашлял, но ничего не сказал. Только как-то стыдливо, как нашкодивший кот, чихнул.
- Говорила тебе сколько раз: бросай пить, бросай! А ты, ирод!
- Вот, видите, а говорили, что кота… - следователь отобрал у Евгении бумаги.
- Какого кота! А-а-а-а!
- Вы, гражданка Благова, лучше бы мужа в тюрьму собрали, - посоветовал следователь.
Евгения послушно стала собирать мужнины вещи, обильно поливая их слезами.
- Соседка, дочка, не на смерть собираешь! - баба Клава, приглашенная в качестве понятой, пришла на помощь. -
Тапки положи, сменку белья, наволочку, простыню, мыло, туалетную бумагу, таблетки от головы и живота, хоть и не пропустят!
- Откуда знаете, мамаша? - удивился следователь, высоко задрав на лоб белесые брови.
- Ой милок, жизнь прожить - не поле перейти. Помню, как мама в тридцать седьмом отца собирала.
- Так-то в тридцать седьмом!
- Почем знать! - отмахнулась баба Клава, - вон какие фильмы показывают!
- То кино!
-А это что?
-Домино! - пошутил за спиной у прокурора молоденький опер.
-Цыц, Пачкунов! - Вылез из кладовки старший опер, какой-то дальний знакомый Благовых: то ли сын, то ли племянник жившей этажом
ниже соседки, прикрикнул на молодого. - Вишь, людям не до шуток!
Все дальнейшее для Анатолия происходило как во сне.
Сначала его заперли в камере задержанных Октябрьского райотдела милиции и долго не приходили. Запах мочи, пота и человеческих
страданий пропитал сами стены КПЗ и висел в воздухе. В дальнем углу камеры в виде спального места возвышался небольшой
деревянный настил. На него и рухнул измученный Анатолий.
- Хавку притаранил? - громкий голос разбудил острожника. Сквозь полу - прикрытые веки обозначилась огромная мужская фигура. -
Тебя спрашивают, бля!
- Я-я-я, - заикаясь, произнес Анатолий, - я же не знал.
- Чего не знал, голуба? - фигура пнула по свисающей с настила ноге Анатолия.
- Что надо хавку, то есть продукты…
- Не знал - не знал. Ха-ха-ха! Первая ходка?
- Как это?
- Как накакал, так и съел! Га-га-га! Вставай!
- Зачем?
- Исповедоваться будем!
- Исповедоваться? О чем?
- А то не знаешь? В чем тебя подозревают и проч-ч-чее…
- Так не убивал я!
- Все так говорят, - детина пнул Анатолия грубым яловым ботинком.
- Не мог я его убить.
- Кого?
-Ну, Игоря этого!
- Игоря! - детина взвился всею своей могучей фигурой под потолок камеры, чуть не задев лампочку. - Какого Игоря? Так вот, знажит,
кто убийца моего любимого братана!
Удары на Анатолия сыпались за ударами. После второго или третьего Благов упал. Рука детины вдруг вытянулась, почернела и
стала хлестать по коленным чашечкам и ребрам, стараясь угодить по почкам. «Чем это он меня?» - подумал Анатолий и потерял сознание.
Сколько Анатолий находился без сознания, он не помнил, но когда очнулся, понял, что в камере он один. С трудом приподнялся
и сел на нары. И еще не успел ничего подумать, как дверь в камеру отворилась и маленький милиционер, еще ниже его ростом, приказал идти на выход.
- Гражданин сержант! - Анатолий пробовал заговорить с выводящим его сотрудником, но тот не отвечал на вопросы, только
при выходе за железную, напоминающую банковскую дверь с такими же ручками и замками, бросил налету:
- Там все узнаешь!
В кабинете, куда привел Анатолия сержант, сидел незнакомый человек, представившийся следователем отдела милиции.
Фамилии Благов не разобрал: избитая голова гудела как школьный барабан, на котором он так любил барабанить в пионерском детстве.
- Присаживайтесь, гражданин Благов!
- Спасибо. - Анатолий присел напротив, сложив по деревенской привычке руки на дрожащих коленях.
- Фамилия.
- Благов.
- Имя. Отчество.
- Анатолий Максимович.
- Год. Место рождения.
Следователь медленно записывал биографические данные Анатолия, пожевывая фильтр погасшей сигареты.
- Так. - Следователь отложил ручку. Рассказывайте, гражданин Благов!
- Что рассказывать?
- Все и по порядку.
-Про жизнь?
- Ага. Про то, и как вы убивали гражданина Евлашова.
- Никого я не убивал!
-Гы-гы-гы! Да мы знаем, что не вы!
- А тогда зачем?
- Зачем, говорите…
-Да. Зачем.
-Затем, чтобы вы дали нам показания в качестве свидетеля.
- Какого свидетеля?
-Слушайте, Благов, вы не имеете права отказываться от дачи показаний в качестве свидетеля. Это-раз. Во-вторых, вы должны говорить правду.
За ложные показания есть статья в Уголовном кодексе.
- Так я и говорю, что не убивал.
- А кто?
- Не знаю.
-Когда вы познакомились с потерпевшим?
-Года два назад.
-При каких обстоятельствах?
-У нас был пункт приема стеклотары.
- Вот отсюда поподробней.
- А что подробного-то. Работали. Принимали тару по одной цене, а на завод сдавали по другой.
- И все?
-И все.
-Ой, ли?
-Гражданин следователь я вам признаюсь…
Глаза следователя загорелись: -Давно бы так.
-Брал я у него.
-Что брал?
-Машину евойную. Газель.
-Зачем брали?
-Так денег подзаработать.
- Подзаработал?
-Если бы!
-Что так?
-Разбил Газелку-то полгода назад.
-Так-так. И что?
-Игоря сильно подвел. Он ее год как в кредит брал. Там банковские проценты, страховка общегражданская, добровольная.
-И что?
-Когда он обратился насчет страховки, то оказалось, что страховой полис ему оформили на чужую фамилию.
-Это как?
-Девочка- страховой агент ошиблась.
-И что?
- Страховая кампания на него все и повесила.
- Как это?
-Так, ремонт за свой счет, страховку не выплатила.
- Сама ошиблась и сама не выплатила?
-Выходит.
-Далее что было?
-Игоря просто подменили. В такое время и такой облом!
- Облом?
-Ну да. Игорь собирался жениться и дом начал строить в пригороде. Денег не хватало. А тут я еще помог, как грится.
Он меня и напряг с возмещением всех ущербов.
Глаза следователя снова вспыхнули двумя маленькими прожекторами: -Дальше. Он с вас, значит, затребовал долг?
-Затребовал.
- Так, так, так. Вот с этого места поподробнее.
-А что здесь? Пришлось у добрых людей занимать и отдавать по частям.
-У кого занимали?
-Не я. Жена.
-И жену допросим.
-Отдали?
-Что?
-Долг отдали?
-Отдал - отдал. Еще до рождества. Но он…
-Убитый Евлашов?
-Да.
-Что он?
-Не ожидал я от него такой подлянки!
-Какой такой?
-Он еще проценты потребовал.
-Проценты?
-Да. Он поставил меня на счетчик.
-А вы?
-Раз так, то отдал ему и проценты в аккурат до женских праздников.
-А он?
-Он сказал, что и этого мало!
-И вы убили его!
-Никого я не убивал. Спросите соседей. Меня все знают. Я кота не обижу!
-Кота?
-Так моя жена, Евгения, говорит.
-Но ведь долг вы не вернули?
-Вернул и вдвойне почти. Но обиды на Игореху не держал!
-Так и не держал!
-Вот те, то есть вам крест! - Анатолий, как еще бабушка в детстве учила, перекрестился.
- Ну, ладна! Хоть и мотивчик налицо, но без доказательств.
- Не верите!
- Верим! На седни отпустим. - Следователь подмахнул какой-то листок и протянул Благову: - Свободен! - и добавил: - Пока!
Анатолий, оказавшись на свежем воздухе, понемногу приходил в себя. Мысли разные роились в голове. Почему подозрение пало на него.
С Игорехой, кроме Газелки, недоразумений никогда не было. Долг он уплатил. Никаких расписок они друг другу не давали. Все на словах!
Доверяли! В день убийства он весь день просидел дома. Ни с кем не встречался. Приготовил обед и сделал несколько звонков с мобильника.
Смотрел телевизор. Только вот около часа дня стало очень тревожно у него на душе: стая голодных чаек настырно кружилась
над их пятым этажом, едва не задевая крыльями стекла окон. А одна, особенно надоедливая снаружи села на подоконник
кухонного окна и трижды клюнула какие-то пятнышки оцинковки и один раз - замерзшее стекло. Бабушка всегда говорила, что птица,
бьющаяся в окно, - всегда к покойнику. Он тогда еще постучал по раме и хлопнул форточкой, но дело было сделано: примета белой
чайкой постучалась в дом.
Об убийстве он узнал вечером, когда жена пришла с работы.
А ведь, грешным делом, сильно был обозлен на Игоря. И даже в закусочной на углу своего дома вроде кому-то по - пьяни
что-то ляпнул про их отношения. Сколько раз ругал себя за длинный язык и несдержанность. А за соседним столиком сидели хмыри
синюшные и любой из них мог за бутылку пива и не такое напеть операм.
Господи, воля твоя! Что же делать дальше? Ведь он и есть самый первый подозреваемый. Так. И следователь сказал,
что мотив есть. Спокойно. Надо собраться с мыслями. Никаких резких движений не делать. Вспомнить, что у него в
гараже из незаконного может храниться. Но, с другой стороны, если пойти в гараж и навести порядок, то ведь
наверняка следят за ним. Анатолий вспомнил: был когда-то у него нож, из автомобильной рессоры выточенный.
Не нож, а песня! Когда-то брал на болото за клюквой. Так, больше для острастки, чем для дела. Медведя ножом не убить,
а человека не суметь. Но ведь пали же на него подозрения! Не с потолка! Это ж что получается: он, Анатолий Благов, и есть убийца? Но ведь не убивал!
- А ты докажи!
- Кто это?
Никто не ответил и только ветер, безразличный к человеческому горю, просвистел тяжело и протяжно как раненый зверь…
Две недели Анатолий находился в постоянном ожидании. Тревога разбередила старую сердечную хворь и его дважды
увозила скорая. На третий раз доктор-старичок потребовал немедленной госпитализации, но Анатолий отказался. Доктор
укоризненно и даже неодобрительно сверкнул дореволюционным пенсне: «Жа-аль, мла-дой чек! Грудная жаба она и в Урюпинске грудная жаба!»
Доктор просто не знал, что Анатолий больше болезни и смерти боялся возврата в острог. Прихода милиционеров жаждал
и ждал как невеста жениха. Что-то ему подсказывало, что милиция еще наведается. То ли слова следователя запомнились, то ли интуиция сработала.
Скоро за ним пришли. Без особых церемоний и обыска увезли в ИВС (изолятор временного содержания).
Там его уже дожидался знакомый пожилой опер Василий Иванович, который еще первый раз был у него с обыском.
Он сходу предложил Анатолию признаться в убийстве.
- Ты порешил Игореху!
- Дядя Вася, ей-богу!
-Знаю, знаю, но выхода нет, Толян!
- Как нет?
- А ты прикинь: в долг у покойника брал? Брал. Раз. Ружжо обрезное хранил? Хранил. Два. В досуге у папы працювал!
- А откуда? - Анатолий вскочил.
- Сиди-сиди, - опер толкнул Анатолия в грудь. - Зна -а-ем!
-Я и кота, Василий Иванович!
-Кота! А Игоря?
- Не я! Ты же знаешь!
- А женщину с пустыря?
- Какую женщину? Какого пустыря?
-Митинского!
-Ми-т-т-и-н-с-кого?
-Ага. Да и не одну женщину! Там пятеро девочек погибло.
-А я причем?
-Причем? Даже модель одна.
- Модель?
- Мисс-сталевар, помнишь?
-Какой сталевар?
- Прикидываться брось! Почерк-то один, Толяш! Улавливашь?
-Никак!
-Убил!
- Не я!
- Ага. Не ты. Кто жа?
-А я знаю?
- Не при делах, значит? За модель весь город поднялся. Помнишь?
- Не убивал я!
-Брось! Почерк-то один, Толяш! Московские эксперты определили. Улавливашь?
-Что я должен уловить, дядя Вася?
- Как душил самую первую, как насиловал, как волок ее через все гаражи к болотцу, как вещи по весне подбрасывал к месту
обнаружения трупа! Как потом охотился за остальными, выбирая самых молоденьких и сисястых! Как они просили тебя не
убивать и кричали, что никому ничего не расскажут! Все золото мира обещали, только бы в живых оставил. Как писали под себя,
как землю грызли и клялись мамою и детьми? Одна даже распятие целовала, но ты, душегуб, не просветлел.
- Дядя Вася! Ты охринел! Да штобы я! У меня самого семья и дети!
- А у тех, убиенных тобою, семьи и детей не было.
- Откуда у них дети, если молодые, говоришь?
Дядя Вася немного подумал:
- Не было. Так могли быть!
- Дядя Вася, да что же ты такое несешь!
- Успокойсь!
- Успокоиться?
-Я тебе секрет открою!
-Какой?
- Тебя решено сдать.
- Как сдать?
- Со всеми потрохами!
- Кем решено?
- Не догадываешься?
-Нет.
- Папой.
- Папой? А с какого бока я - то с папой?
- По грудь и по абрикосы. Ха-ха-ха!
- Клянусь мамой, с папой никогда и никаких!
- Это у тебя никогда и никаких, а у папы, ты знаешь, Толяш, всегда и со всеми. Гы-гы-гы!
Анатолий побледнел и сполз с табурета, прибитого к полу камеры.
- Эй, пацан! Не дуркуй! - Дядя Вася со всего размаха залепил пощечину лежащему без сознания Анатолию, который сразу как резаный заорал:
- Прокурора требую!
- И адвоката - прохиндея дадим и права конститутские зачитаем и на правильную кичу, будь спок, определим. - Кто в твоей отсидке больша всех
пытает антирес, знашь?
Анатолий не отвечал, закатив глаза под самый потолок.
-Я тебе еще один секрет открою!
-Какой? - Анатолий с трудом разжал слипшиеся губы.
- Про антирес тот.
-Мне теперь все едино.
- А не скажи! Кому вы с Игорем тару поставляли?
- Порнографу.
- Догадливый. Но это не все. Дочка у тебя на выданье.
- Ксюшку не трожь! - глаза у Анатолия налились кровью. - Да я за нее…
- Не успеешь. Стены здесь кре-е-п-к-и-и-е… Понял?
Анатолий не отвечал. Слезы отчаяния наполнили глаза. Сердце защемило. Наконец он поднял голову и с готовностью посмотрел на опера:
- И что я должен сделать?
- Всего-то ничего: чистосердечно признаться.
- Но я не…
- Ох, и тупой же ты, сосед! Как же еще тебе объяснить… Мы столько на тебя повесим, что ни на какой зоне не выжить. Приговор на маньяка
завсегда впереди сидельца ласточкой полетит. А там… Пацаны с понятиями. Быстро разберутся, что и к чему.
- Но я требую адвоката! Прокурора!
- Предоставим тебе адвоката и прокурора. И президента! Всех, кого пожелаешь. А если серьезно, вот тебе сигарета. Думай, пока не выкуришь.
Приду: будет поздно. Время пошло.
Анатолий курил, давясь горьким дымом.
Как поступить? Признаться: тюрьма. Но менты обещают помочь и срок скостить, а то еще как-то сделают, что он долго сидеть не будет.
Не признаться: такое припишут, что лучше сразу в петлю, чтобы не мучиться. Василий Иваныч говорит, что все прямые и косвенные улики против.
Именно, у него, Анатолия, у одного и был мотив замочить компаньона. Но ведь кто-то же убил Игоря и так ловко отводит подозрение. Они и Евгению
с детьми в покое не оставят. Факт. До него доберутся, если долго не будет соглашаться. А что он расскажет следователю? Как и чем убивал?
Слухи всякие ходили по городу. Кто-то говорил о ружье охотничьем. Кто-то говорил, что чэпэшника (частного предпринимателя) подорвали в
собственном BMV. Скорее всего, что Василий Иванович подскажет, что писать. Эх! Была, не была! Признаюсь - ка я. А там как бог на душу положит.
Опер, словно угадав мысли Анатолия, тут как тут заскрипел дверью и вошел в следственную камеру.
- Ну, что, надумал, крестничек?
- Надумал, - угрюмо кивнул Анатолий, не совсем уверенный в своем выборе.
- Да не робей ты! Везде люди живут. А мы тебе еще и неосторожность в признание пихнем. А то и аффекту добавим.
- Как это?
- Не твоя забота. Пиши, Толяш! - просветлел лицом опер.
- Что писать?
- Справа вверху: старшему оперуполномоченному и прочее. Заявление.
- Написал.
Опер заглянул в бумагу:
- Не просто заявление, а с большой буквы заявление о чистосердечном признании.
- Написал.
- Пиши дальше…
Пришло время обеда, а не кормили. Анатолий вспомнил, что в таких случаях приглашают адвоката и заикнулся об этом Василию Ивановичу.
- Адвоката захотел, а хлеб тебе в перечницу!
- Хлеб?
- Хлеб. Захотел - дадим, штоб по закону.
- Дадите?
- А ты как думал. Все будет соблюдено.
Сказал и ушел.
Через некоторое время дверь камеры отворилась и первое, что увидел Анатолий, это были очки и перстни на волосатых пальцах рук.
Они блеснули всем своим отражением и вселили какую ни то, но надежду.
- Признавайся! - первое, что услышал от очков Анатолий.
- В чем?
- Во всем.
- А мне и не в чем, - робко заикнулся Анатолий.
- Не в чем? А пожизненного не желаешь?
- Как так?
- Просто. По закону. Именем Российской, значит, Федерации!
- Но не я же.
- А тебя, дорогуша, и не спросят.
- Как?
- Так. Сознавайся и весь сказ.
- Но не я!
- Поверь моему опыту, так будет лучше.
- Как?
- Так. Скажешь и тебе будет снисхождение.
- Пожизненное.
Очки недовольно засопели.
- Фмм.
- А не скажу?
- Каюк.
- За что?
- За глупую твою голову. Фьюить! - адвокат присвистнул. - Тебе ведь и платить нечем, горемыка!
- Есть.
- Сто штук.
- Сто тысяч?
- Ну да. Баксов.
- Побойтесь бога, мил человек!
- Давно боюсь.
- А меньше?
- Меньше только блох подчистить.
- За такие бабки отсижу!
- Сиди.
Адвокат нажал на кнопку вызова.
Контролер заглянул в дверь и выпустил адвоката.
Ночь для Анатолия в ИВС начиналась со странностей. Сначала его отвели в подвальное помещение.
Завязали глаза и поставили на край канализационного колодца со снятой чугунной крышкой. Было слышно,
как где-то внизу журчала пропахшая всеми миазмами грешного мира сточная вода.
- Пли! - скомандовал кто-то простуженным голосом.
Над головой пролетело без малого с десяток пуль, которые, вжикнув, врезались в бетонную стенку подземелья.
- Ты убил? - спросил все тот же сиплый голос.
- Кто это?
- Никто. Ты убил?
- Не я.
- А кто?
- Не знаю.
- Тогда мы убьем тебя.
- Без следствия и суда?
- Ага.
- Но так не бывает.
- Бывает. И ты, рыбачок, сейчас убедишься в этом.
- Что я должен сделать, - сдался Анатолий.
- Признаться.
- В чем?
- В убийстве своего напарника.
- Но я не убивал. Клянусь всем святым.
- И мамой?
- И мамой тоже.
По голове ударили чем-то твердым и звонким. Анатолий потерял сознание и полетел в преисподнюю. Пришел в себя оттого,
что голову мазали чем-то пахучим и липким. Попробовал приподняться на локтях.
- Лежи.
- Где я?
- В больнице.
- А-а-а! Больно!
- Терпи. Тебе еще повезло, а недавно одного так и не откачали.
В коридоре послышались торопливые шаги. Кто-то бесцеремонно ворвался в палату.
- Он? - спросил чей-то требовательный голос.
- Он.
Анатолий не видел говорящих, но его сердце сжалось в дурном предчувствии.
-Что у него?
- Ишпаншкая швинка!
-Не может быть!
- Иван Иваныч! Побойтесь бога! Да при моем штаже!
-Голубчик, это вы побойтесь бога и о наших спонсорах не забудьте!
- Как можно-ш!
- Так почему не актируете!
-Лимит вышел.
-А мозги не вышли!
-Никак нет!
-Срочно представление в суд по Постановлению правительства №54!
-А режекцию делать!
-Мне вас учить. Вы же торакальный хирург, а не я!
-Бу шделано, Иван Иваныч!
Анатолий сквозь звон в ушах слышал весь разговор и понял, что он в западне. Смысл докторского разговора до него не дошел, но напугал до смерти.
Что актировать, что ликвидировать - для него не представляло разницы. Он про себя помолился.
Простился мысленно с родными. Подумал, что и семье так будет лучше. Его зрачки расширились и до краев заполнили слезящиеся глаза.
Изо рта потекла густая клочковистая пена. Ноги задергались как у эпилептика со стажем.
Младший опер, стоявший за спиной докторов, решительно отстранил медперсонал. Выглянул в длинный коридор больницы и позвал
конвой. Обессилевшее тело Анатолия рукастые вертухаи без промедления отнесли в неизвестном направлении.
Старший опер дядя Вася, сняв старый картуз с околышем - трехглавым орлом - набожно перекрестил лысину, покрывшуюся пахучей,
наподобие ладана, испариной: Боже, упокой душу раба твояга Анатолия. - И помедлив, добавил: Невиннага!
С. Донец