День За Три 2. НОЧНАЯ СРАБОТКА.
2.
НОЧНАЯ СРАБОТКА
Все началось, как обычно: легкое потряхивание за плечо, тихий голос
дежурного:
- Вставай, поехали.
Открыл глаза, увидел знакомый до тошноты контур Сашки Чиркова,
получившего беззатейное прозвище Чирок. Cлабо освещенное дурацким
зелено-синим дежурным светом, усталое лицо Чирка здорово смахивало на маску
злодея из плохой постановки. Прохрипел ему сонным голосом:
- Какой?
Чирок ответил, как и положено отрицательному персонажу, не оставляя
надежды на спасение:
- Второй, а тебе бы хотелось на ворота?
Второй участок был почти самым дальним из охраняемых нашей заставой, а
ворота - одним из ближних. Мне хотелось спать и не ехать никуда вообще, но
выбора не было.
В углу напротив возились, обувая непросохшие сапоги, водитель машины и
водитель собаки. Получалось у них не очень хорошо, судя по тому, как злобно
пыхтел Семка Шурупов, и тихо ругался, поминая нехорошими словами пограничную
романтику, китайцев и свою нелегкую собачью жизнь Шуня, он же Игорь Елагин,
он же Акбар. Так уж повелось, что на заставе почти все имели свои прозвища,
кто профессиональные (как, например, я - комтех, командир технического
отделения), кто просто прилипшие. У Елагина таковых было два - по кличке его
служебной собаки Акбар и по внешнему виду - Шуня; видимо, тот, кто прилепил
ему это имечко, прочитал иллюстрированную книжку про Алису Селезневу, где
нарисованный инопланетянин Шуня был удивительно похож на многострадального
Игоря Елагина.
Я стряхнул остатки сна, вскочил и начал быстро одеваться, краем глаза
наблюдая за остальными членами тревожной группы. По сборам я был чемпион, -
сказывались ежесуточные назначения в тревожку. Обычно мне удавалось
полностью взнуздаться до того, как остальные, спавшие, как положено по
Уставу, одетыми, не торопясь обуются. В этот раз рекорд установлен не был, и
я выскочил в дежурную комнату за оружием в числе последних. В общем, мы
храбро мчались по направлению к сработавшему участку сигнализации через три
минуты после получения сигнала, что было очень даже здорово, если не
принимать во внимание зверского желания спать, обрушившегося на всех сразу
после погрузки в кузов нашего абсолютно нового грузовика ГАЗ-66, который,
похоже, помнил еще нашествие Мамая.
В этот выезд тревожная группа была, как обычно, не в полном составе
из-за нехватки людей после увольнения дембелей в запас и всеобщей
измотанности народа. Собралось нас всего шестеро: я, Шуня, Захар из моего
отделения с автоматной фамилией Калашников, храбрый водитель Шуруп и
начальник заставы. Шестым был пожилой пес Акбар, который почему-то не
выражал обычной радости поездке, а, грустно свесив уши, лежал на
подстеленном заботливым Шуней старом ватнике и смотрел куда-то в пустоту.
Неверный свет кузовного плафона слабо освещал усталые лица ребят. Все были
измучены, на каждого солдата приходилось в последнее время по 12-14 часов
службы в сутки, на сержанта - по 16-18. Полное занудство и ничего
интересного.
Да еще зверье со своей предзимней беготней хлопот добавляет: то медведи
снуют туда-сюда, места для берлог разыскивают, то олени в стада сбиваются,
то вечно беспокойные кабаны... В общем, всякие божьи твари бегают по своим
звериным делам и постоянно норовят залезть в сигнализацию. А мы по каждой
сработке - "В ружье!" и вперед. Сегодня ночью это был первый выезд, но зато
накануне спать почти не удалось - участки срабатывали один за другим с
занудной периодичностью; набегались так, что к середине ночи пришлось
поменять почти всех в тревожной группе, остались только я и начальник, да и
то потому, что нам деваться некуда. Когда садились в машину, начальник
глянул на меня красными воспаленными глазами и невесело пошутил:
- Приятно чувствовать себя незаменимым.
Судя по всему, у меня видок был еще тот, наверное, в гроб краше кладут.
Сквозь заднее стекло кабины мне было видно, как он пытается не заснуть,
сидя в тепле: то трет лицо, то старается рассмотреть в боковое стекло
мелькающую в прыгающем свете фар контрольно-следовую полосу. Шуруп тоже
старается за себя и за начальника - видно, как шевелятся губы, значит
болтает без умолку. Понятное дело, отвлекается от сна, в конечном итоге, за
наши жизни в дороге он отвечает. Уснет - всем хана, дорожки-то у нас жуть
какие: то в гору, то с горы - на каждом фланге по перевалу. Спать хочется
жутко, ребятки все уже дрыхнут, даже Акбар задремал. Ничто не помогает - ни
холодный ветер, забирающийся под тент, ни тряска машины на бесконечных
камнях и ухабах. Но нельзя. Хотя бы кто-то один должен бодрствовать, не дай
Бог на перевале выбьет передачу - все, пиши пропало, будет, как в прошлый
раз. В конце подъема выбило скорость, а кручи такие, что грузовичишка наш на
первой пониженной передаче, да с двумя ведущими мостами еле спускается, не
то что в гору идет. Тормозами машину не удержать, бесполезно. Шуруп с
криком: "Прыгайте!" из кабины выскочил и под переднее колесо лег, вместо
тормозной колодки. Спас он тогда нас. Пока машина через него перелезала, да
скорость набирала, все повыскакивали. Мне только слегка не повезло - пес
Задор заартачился, не выпрыгнул сразу за хозяином, так что пока я его
выбросил, да оружие схватил, скорость уже была километров 50 в час. В общем,
приземлился не совсем удачно. Так и поехали в госпиталь вдвоем с Шурупом -
он с трещинами ребер, а я с кучей вывихов.
Ну вот и прискакали, пора работать. Все проснулись, поматерились и
начали. Мы с Захаром перешли КСП, по тропинке у самого заграждения
пошлепали, начальник с Шуней - по дороге, Акбар нос в землю уткнул и впереди
всех шагает. Никого учить не надо, все машинально делают привычные вещи.
Аккумуляторные фонари на рассеивающий свет, отпускаем на тридцать метров
вперед Шуню с собакой, за ним в отрыве я с Захаром по своей стороне,
напротив Захара - начальник. Как положено, каждый осматривает свой сектор,
чтобы ничего неувиденного и необнюханного за ним не осталось. Все занудно,
обыденно и неромантично, не то что в кино. Прошли метров двести и тут сделал
стойку Акбар, Шуня встал, как вкопанный и выкинул правую руку в сторону, а я
увидел впереди, напротив собачьего носа, пролаз в заграждении. Фонари в
задрожавших руках высветили на плохо вспаханной и затоптанной зверьем КСП
смутные, но явно свежие вмятины-царапины - следы. Такие отметины зверь не
оставляет, это сразу ясно, хотя видно плохо, даже направление движения сразу
не разобрать, не говоря о размере обуви и весе. Вот оно, дождались,
домечтались, блин, сейчас попрет романтика, только разгребай! Я машинально
глянул на часы: 3.40, через три с минутками светать начнет, это хорошо.
Начальник даже и секунды не медлил, сразу к следу с подветренной стороны и
на ходу:
- Захар, бегом к машине, дай связь, заслоны - "В ружье" и с машиной
сюда.
Захар умчался, а начальник Шуне:
- Как след?
- Один человек, а направление, похоже, в тыл.
Разглядывая пролаз, я с колючей проволки ниточку синюю снял.
Начальник мне:
- Комтех?
- По пролазу, похоже, точно в тыл.
- Так похоже или точно?
Тут мы с Шуней в один голос завопили:
- Да Вы сами говорите, наверняка же знаете уже! - а сами аж на месте
приплясываем от волнения.
- Я-то знаю, а вы когда научитесь?
Тоже мне, педагог сыскался, нашел время! Приехали Захар с Шурупом,
глаза горят от нетерпения. Начальник им:
- Ждать на месте, держать связь!
Захар расстроился, как будто ему в отпуске отказали. А мы поснимали
свои ватники, шапки, все из карманов выкинули, начальник у меня радиостанцию
забрал, я у Шуни - сигнальный пистолет, и - бегом...
Бежать по нашей дальневосточной тайге где попало нельзя - не пролезешь.
Так что двигаться приходится в основном по руслам ручьев, оврагам да тропам
звериным, да и то где шагом, где бегом. Тяжко перли мы по сопкам, долго,
часа четыре. Помню, читал где-то, что гонщик "Формулы-1" теряет до трех
килограммов веса за одну гонку, а пилот сверхзвукового истребителя - до
десяти за один сложный полет. Интересно, сколько веса, а заодно и нервов,
теряет состав "тревожки" за многочасовое преследование нарушителя? Об этом я
тогда тоже думал, да и о многом другом, к делу относящемся и не очень, а
гвоздем сидело в голове одно: "Догнать!" Почему-то совсем не думал, как
брать будем, когда догоним, какой-то азарт чувствовал, сродни охотничьему.
Догнали уже на рассвете, видно было все хорошо. Вырвались из кустов на
большую поляну и увидели в дальнем конце ее маленькую фигурку в синей робе,
наподобие той, что рабочие носят. Фигурка метнулась вправо-влево и замерла,
изготовившись в боевой стойке. Тут что-то случилось со временем, оно как бы
растянулось, и дальше все происходило, как в замедленном кино. Начальник
кричит: "Пускай!", Акбар поводок рвет и в злобе аж заходится. Шуня сипло
выдохнул пересохшим горлом "Фас!" и бросил поводок. Так получилось, что
бежали мы в небольшом отрыве: пес, за ним Шуня, потом я, а мне в затылок
начальник дышит. Акбар в прыжке вытянулся, сейчас на горле повиснет, сшибет
сильным телом и начнет рвать, катать по земле, как куклу... Не вышло. Как-то
неправдоподобно медленно отклонился в сторону человек в синем, коротко
взмахнул рукой и пролетел мимо Акбар, упал и покатился по земле, не
взвизгнув. Шуня издает короткий крик и, не сбавляя скорости, мчится, как
таран. Взмах ногой - и Шуня будто сломался пополам, рухнул на то место, где
только что стоял этот проклятый китаец. Я скорости тоже не сбавлял, но
приближался, словно преодолевая сопротивление воды, а мозг, как компьютер,
лихорадочно работал, анализировал стойку противника и выдавал возможные
варианты атаки. Вот уже близко злые глаза, напружиненное тело врага... ну,
давай, кто кого! Автомат я давно двумя руками перехватил поудобней и пер,
как танк, провоцировал на прямой удар ногой. Есть, купился! Пошла правая
нога навстречу, а мы ее обогнем извивом тела да с выкриком в ненавистное
лицо автоматным магазином, да на скорости, да всей массой тела и оружия -
НА! Только ноги в грязных кедах кверху, да кровь из размолоченной физиономии
мне на лицо, одежду, оружие, как сок из переспелого помидора. Размахнулся
было ногой - контрольный удар в голову отвесить, но сдержался, понял - не
скоро встанет.
Тут и подзатыльник от любимого начальничка схлопотал, аж в глазах
искры.
- Псих, - кричит, - урод моральный! Ты ж его убил!
Ага, убьешь такого, ничего ему не будет. Прошла секунда, остывать
стали, вернулось время в свои привычные быстрые рамки. Тут начальник
опомнился и к Шуне кинулся, я через нарушителя перескочил, чтоб и своих
видеть и его. Смотрю и как-то холодеть начинаю - Шуня с перекошенным лицом
кривобоко сидит рядом с неподвижным Акбаром и какие-то странные звуки
издает. Долго я не мог сообразить, в чем дело. Начальник кричит, трясет Шуню
за плечо:
- Игорь, ранен? Чем тебя, ножом? Куда? Говори со мной!
И тут я почувствовал: Шуня плачет, а Акбар мертв. Сжал зубы, перевернул
неподвижное тело китайца лицом вниз, завел руки за спину и связал, обшарил
одежду - нет оружия, никакого. Только потом к своим подошел. Шуня уткнулся
лицом в собачий бок, зарылся в шерсть, обнял тело руками и сам весь трясется
от рыданий, словно маленький ребенок от горькой, незаслуженной обиды.
Начальник на колени встал, одной рукой Шуню по плечу гладит, другой Акбара
по голове и шепчет:
- Ну что ж вы, ребятушки, как же вы так...
И вид у него растерянный, в первый раз за все время, что я его знаю. У
меня руки опустились и такой ком к горлу подкатил - задохнусь сейчас.
Чувствую: и у меня слезы потекли, прямо потоком.
Не знаю, сколько мы так в себя приходили, но, кажется, долго. Первым
начальник очнулся. Мягко оттянул Шуню от мертвого пса, уложил на спину и
мне:
- Осмотри. Обоих осмотри, чем он так Акбара?
Глянул я на Шуню - крови на форме нет, расстегнул гимнастерку -
расплывается здоровый синяк на правом подреберье, плохо дело, но кажется
ребра уцелели, хотя без рентгена, конечно, не поймешь. Подошел к Акбару,
перевернул бережно, как спящего. Нет ран, нет крови, только шея внутри
похрустывает странно и жутко. Вернулся к начальнику, он над задержанным
трудится, в чувство приводит. Тот мычать начал, шевелиться, кровь
сплевывать. Живой, гад, даром что маленький, такого ломом не убьешь.
- Ну?
- Шуня очухается, удар сильный, - покачал я головой. - А Акбара он
голыми руками убил, одним ударом.
Потом все опять пошло по Уставу: по радиостанции доложили кодом о
задержании, обыскали местность, нашли все: и мешок с контрабандой, и карту,
и нож. Понадеялся, дурак, на свое ушу, что ли? Через переводчика разберемся.
Трудновато пришлось без акбарова нюха шмотки разыскивать, но нашли. При
таких уликах не отвертится, а то мастера они притворяться политическими
беженцами. Хуже всего, что мне же пришлось этого паразита еще и
перевязывать, чтоб идти мог и кровью не истек. Рожу я ему действительно
автоматом здорово разломал, придется медикам потрудиться.
Выходили к дороге тяжело и долго. Шуня Акбара на руках нес, хоть и
корчился сам от сильной боли в боку. Мы молча шли рядом и только плечами его
поддерживали, а впереди задержанный плелся. Такой вот невеселый кортеж
получился. Дальше - просто. На дороге ждала машина, нас замотали в тулупы и
кружным путем повезли домой. Дома сдали нарушителя на руки врачам и
разведчикам, отписали подробные отчеты и рухнули спать до вечера.
Вечером хоронили Акбара. Ребята выкопали ему могилу рядом с заставой,
на невысоком холме, собрались все свободные от службы. Шуня, которому было
совсем худо, завернул друга в старый плащ и опять сам нес до могилы, сам и
опустил туда. Командир собачьего отделения "компес" Сашка Сагидов в могилу
все нехитрое снаряжение собачье положил, словно воину оружие: ошейник,
поводок и намордник, который Акбар и не носил никогда - ласковый он был со
своими. А на дубке рядом прикрепили табличку с именем, снятую с опустевшего
вольера. Молча засыпали, постояли. Потом начальник сказал неуверенно, как бы
спрашивая:
- Отсалютуем... - и потянулся к кобуре, но Шуня взял его за руку:
- Не надо, он этого при жизни наслушался, теперь пусть в тишине лежит.
Поднял я тогда глаза, и увидел всех нас, как бы со стороны: не солдат и
сержантов, не офицеров боевых, через кровь, огонь и воду сотни раз
прошедших, а молодых пацанов, беззащитных и растерянных перед чужой смертью.
На следующее утро, перед отправкой в госпиталь, Шуня отдал начальнику
рапорт с просьбой о переводе стрелком в отделение Чирка. Начальник рапорт
подписал не спрашивая. Ну а еще через пару дней жизнь заставы вернулась в
свое размеренно-занудное русло, подчиненное строгому расписанию.
НОЧНАЯ СРАБОТКА
Все началось, как обычно: легкое потряхивание за плечо, тихий голос
дежурного:
- Вставай, поехали.
Открыл глаза, увидел знакомый до тошноты контур Сашки Чиркова,
получившего беззатейное прозвище Чирок. Cлабо освещенное дурацким
зелено-синим дежурным светом, усталое лицо Чирка здорово смахивало на маску
злодея из плохой постановки. Прохрипел ему сонным голосом:
- Какой?
Чирок ответил, как и положено отрицательному персонажу, не оставляя
надежды на спасение:
- Второй, а тебе бы хотелось на ворота?
Второй участок был почти самым дальним из охраняемых нашей заставой, а
ворота - одним из ближних. Мне хотелось спать и не ехать никуда вообще, но
выбора не было.
В углу напротив возились, обувая непросохшие сапоги, водитель машины и
водитель собаки. Получалось у них не очень хорошо, судя по тому, как злобно
пыхтел Семка Шурупов, и тихо ругался, поминая нехорошими словами пограничную
романтику, китайцев и свою нелегкую собачью жизнь Шуня, он же Игорь Елагин,
он же Акбар. Так уж повелось, что на заставе почти все имели свои прозвища,
кто профессиональные (как, например, я - комтех, командир технического
отделения), кто просто прилипшие. У Елагина таковых было два - по кличке его
служебной собаки Акбар и по внешнему виду - Шуня; видимо, тот, кто прилепил
ему это имечко, прочитал иллюстрированную книжку про Алису Селезневу, где
нарисованный инопланетянин Шуня был удивительно похож на многострадального
Игоря Елагина.
Я стряхнул остатки сна, вскочил и начал быстро одеваться, краем глаза
наблюдая за остальными членами тревожной группы. По сборам я был чемпион, -
сказывались ежесуточные назначения в тревожку. Обычно мне удавалось
полностью взнуздаться до того, как остальные, спавшие, как положено по
Уставу, одетыми, не торопясь обуются. В этот раз рекорд установлен не был, и
я выскочил в дежурную комнату за оружием в числе последних. В общем, мы
храбро мчались по направлению к сработавшему участку сигнализации через три
минуты после получения сигнала, что было очень даже здорово, если не
принимать во внимание зверского желания спать, обрушившегося на всех сразу
после погрузки в кузов нашего абсолютно нового грузовика ГАЗ-66, который,
похоже, помнил еще нашествие Мамая.
В этот выезд тревожная группа была, как обычно, не в полном составе
из-за нехватки людей после увольнения дембелей в запас и всеобщей
измотанности народа. Собралось нас всего шестеро: я, Шуня, Захар из моего
отделения с автоматной фамилией Калашников, храбрый водитель Шуруп и
начальник заставы. Шестым был пожилой пес Акбар, который почему-то не
выражал обычной радости поездке, а, грустно свесив уши, лежал на
подстеленном заботливым Шуней старом ватнике и смотрел куда-то в пустоту.
Неверный свет кузовного плафона слабо освещал усталые лица ребят. Все были
измучены, на каждого солдата приходилось в последнее время по 12-14 часов
службы в сутки, на сержанта - по 16-18. Полное занудство и ничего
интересного.
Да еще зверье со своей предзимней беготней хлопот добавляет: то медведи
снуют туда-сюда, места для берлог разыскивают, то олени в стада сбиваются,
то вечно беспокойные кабаны... В общем, всякие божьи твари бегают по своим
звериным делам и постоянно норовят залезть в сигнализацию. А мы по каждой
сработке - "В ружье!" и вперед. Сегодня ночью это был первый выезд, но зато
накануне спать почти не удалось - участки срабатывали один за другим с
занудной периодичностью; набегались так, что к середине ночи пришлось
поменять почти всех в тревожной группе, остались только я и начальник, да и
то потому, что нам деваться некуда. Когда садились в машину, начальник
глянул на меня красными воспаленными глазами и невесело пошутил:
- Приятно чувствовать себя незаменимым.
Судя по всему, у меня видок был еще тот, наверное, в гроб краше кладут.
Сквозь заднее стекло кабины мне было видно, как он пытается не заснуть,
сидя в тепле: то трет лицо, то старается рассмотреть в боковое стекло
мелькающую в прыгающем свете фар контрольно-следовую полосу. Шуруп тоже
старается за себя и за начальника - видно, как шевелятся губы, значит
болтает без умолку. Понятное дело, отвлекается от сна, в конечном итоге, за
наши жизни в дороге он отвечает. Уснет - всем хана, дорожки-то у нас жуть
какие: то в гору, то с горы - на каждом фланге по перевалу. Спать хочется
жутко, ребятки все уже дрыхнут, даже Акбар задремал. Ничто не помогает - ни
холодный ветер, забирающийся под тент, ни тряска машины на бесконечных
камнях и ухабах. Но нельзя. Хотя бы кто-то один должен бодрствовать, не дай
Бог на перевале выбьет передачу - все, пиши пропало, будет, как в прошлый
раз. В конце подъема выбило скорость, а кручи такие, что грузовичишка наш на
первой пониженной передаче, да с двумя ведущими мостами еле спускается, не
то что в гору идет. Тормозами машину не удержать, бесполезно. Шуруп с
криком: "Прыгайте!" из кабины выскочил и под переднее колесо лег, вместо
тормозной колодки. Спас он тогда нас. Пока машина через него перелезала, да
скорость набирала, все повыскакивали. Мне только слегка не повезло - пес
Задор заартачился, не выпрыгнул сразу за хозяином, так что пока я его
выбросил, да оружие схватил, скорость уже была километров 50 в час. В общем,
приземлился не совсем удачно. Так и поехали в госпиталь вдвоем с Шурупом -
он с трещинами ребер, а я с кучей вывихов.
Ну вот и прискакали, пора работать. Все проснулись, поматерились и
начали. Мы с Захаром перешли КСП, по тропинке у самого заграждения
пошлепали, начальник с Шуней - по дороге, Акбар нос в землю уткнул и впереди
всех шагает. Никого учить не надо, все машинально делают привычные вещи.
Аккумуляторные фонари на рассеивающий свет, отпускаем на тридцать метров
вперед Шуню с собакой, за ним в отрыве я с Захаром по своей стороне,
напротив Захара - начальник. Как положено, каждый осматривает свой сектор,
чтобы ничего неувиденного и необнюханного за ним не осталось. Все занудно,
обыденно и неромантично, не то что в кино. Прошли метров двести и тут сделал
стойку Акбар, Шуня встал, как вкопанный и выкинул правую руку в сторону, а я
увидел впереди, напротив собачьего носа, пролаз в заграждении. Фонари в
задрожавших руках высветили на плохо вспаханной и затоптанной зверьем КСП
смутные, но явно свежие вмятины-царапины - следы. Такие отметины зверь не
оставляет, это сразу ясно, хотя видно плохо, даже направление движения сразу
не разобрать, не говоря о размере обуви и весе. Вот оно, дождались,
домечтались, блин, сейчас попрет романтика, только разгребай! Я машинально
глянул на часы: 3.40, через три с минутками светать начнет, это хорошо.
Начальник даже и секунды не медлил, сразу к следу с подветренной стороны и
на ходу:
- Захар, бегом к машине, дай связь, заслоны - "В ружье" и с машиной
сюда.
Захар умчался, а начальник Шуне:
- Как след?
- Один человек, а направление, похоже, в тыл.
Разглядывая пролаз, я с колючей проволки ниточку синюю снял.
Начальник мне:
- Комтех?
- По пролазу, похоже, точно в тыл.
- Так похоже или точно?
Тут мы с Шуней в один голос завопили:
- Да Вы сами говорите, наверняка же знаете уже! - а сами аж на месте
приплясываем от волнения.
- Я-то знаю, а вы когда научитесь?
Тоже мне, педагог сыскался, нашел время! Приехали Захар с Шурупом,
глаза горят от нетерпения. Начальник им:
- Ждать на месте, держать связь!
Захар расстроился, как будто ему в отпуске отказали. А мы поснимали
свои ватники, шапки, все из карманов выкинули, начальник у меня радиостанцию
забрал, я у Шуни - сигнальный пистолет, и - бегом...
Бежать по нашей дальневосточной тайге где попало нельзя - не пролезешь.
Так что двигаться приходится в основном по руслам ручьев, оврагам да тропам
звериным, да и то где шагом, где бегом. Тяжко перли мы по сопкам, долго,
часа четыре. Помню, читал где-то, что гонщик "Формулы-1" теряет до трех
килограммов веса за одну гонку, а пилот сверхзвукового истребителя - до
десяти за один сложный полет. Интересно, сколько веса, а заодно и нервов,
теряет состав "тревожки" за многочасовое преследование нарушителя? Об этом я
тогда тоже думал, да и о многом другом, к делу относящемся и не очень, а
гвоздем сидело в голове одно: "Догнать!" Почему-то совсем не думал, как
брать будем, когда догоним, какой-то азарт чувствовал, сродни охотничьему.
Догнали уже на рассвете, видно было все хорошо. Вырвались из кустов на
большую поляну и увидели в дальнем конце ее маленькую фигурку в синей робе,
наподобие той, что рабочие носят. Фигурка метнулась вправо-влево и замерла,
изготовившись в боевой стойке. Тут что-то случилось со временем, оно как бы
растянулось, и дальше все происходило, как в замедленном кино. Начальник
кричит: "Пускай!", Акбар поводок рвет и в злобе аж заходится. Шуня сипло
выдохнул пересохшим горлом "Фас!" и бросил поводок. Так получилось, что
бежали мы в небольшом отрыве: пес, за ним Шуня, потом я, а мне в затылок
начальник дышит. Акбар в прыжке вытянулся, сейчас на горле повиснет, сшибет
сильным телом и начнет рвать, катать по земле, как куклу... Не вышло. Как-то
неправдоподобно медленно отклонился в сторону человек в синем, коротко
взмахнул рукой и пролетел мимо Акбар, упал и покатился по земле, не
взвизгнув. Шуня издает короткий крик и, не сбавляя скорости, мчится, как
таран. Взмах ногой - и Шуня будто сломался пополам, рухнул на то место, где
только что стоял этот проклятый китаец. Я скорости тоже не сбавлял, но
приближался, словно преодолевая сопротивление воды, а мозг, как компьютер,
лихорадочно работал, анализировал стойку противника и выдавал возможные
варианты атаки. Вот уже близко злые глаза, напружиненное тело врага... ну,
давай, кто кого! Автомат я давно двумя руками перехватил поудобней и пер,
как танк, провоцировал на прямой удар ногой. Есть, купился! Пошла правая
нога навстречу, а мы ее обогнем извивом тела да с выкриком в ненавистное
лицо автоматным магазином, да на скорости, да всей массой тела и оружия -
НА! Только ноги в грязных кедах кверху, да кровь из размолоченной физиономии
мне на лицо, одежду, оружие, как сок из переспелого помидора. Размахнулся
было ногой - контрольный удар в голову отвесить, но сдержался, понял - не
скоро встанет.
Тут и подзатыльник от любимого начальничка схлопотал, аж в глазах
искры.
- Псих, - кричит, - урод моральный! Ты ж его убил!
Ага, убьешь такого, ничего ему не будет. Прошла секунда, остывать
стали, вернулось время в свои привычные быстрые рамки. Тут начальник
опомнился и к Шуне кинулся, я через нарушителя перескочил, чтоб и своих
видеть и его. Смотрю и как-то холодеть начинаю - Шуня с перекошенным лицом
кривобоко сидит рядом с неподвижным Акбаром и какие-то странные звуки
издает. Долго я не мог сообразить, в чем дело. Начальник кричит, трясет Шуню
за плечо:
- Игорь, ранен? Чем тебя, ножом? Куда? Говори со мной!
И тут я почувствовал: Шуня плачет, а Акбар мертв. Сжал зубы, перевернул
неподвижное тело китайца лицом вниз, завел руки за спину и связал, обшарил
одежду - нет оружия, никакого. Только потом к своим подошел. Шуня уткнулся
лицом в собачий бок, зарылся в шерсть, обнял тело руками и сам весь трясется
от рыданий, словно маленький ребенок от горькой, незаслуженной обиды.
Начальник на колени встал, одной рукой Шуню по плечу гладит, другой Акбара
по голове и шепчет:
- Ну что ж вы, ребятушки, как же вы так...
И вид у него растерянный, в первый раз за все время, что я его знаю. У
меня руки опустились и такой ком к горлу подкатил - задохнусь сейчас.
Чувствую: и у меня слезы потекли, прямо потоком.
Не знаю, сколько мы так в себя приходили, но, кажется, долго. Первым
начальник очнулся. Мягко оттянул Шуню от мертвого пса, уложил на спину и
мне:
- Осмотри. Обоих осмотри, чем он так Акбара?
Глянул я на Шуню - крови на форме нет, расстегнул гимнастерку -
расплывается здоровый синяк на правом подреберье, плохо дело, но кажется
ребра уцелели, хотя без рентгена, конечно, не поймешь. Подошел к Акбару,
перевернул бережно, как спящего. Нет ран, нет крови, только шея внутри
похрустывает странно и жутко. Вернулся к начальнику, он над задержанным
трудится, в чувство приводит. Тот мычать начал, шевелиться, кровь
сплевывать. Живой, гад, даром что маленький, такого ломом не убьешь.
- Ну?
- Шуня очухается, удар сильный, - покачал я головой. - А Акбара он
голыми руками убил, одним ударом.
Потом все опять пошло по Уставу: по радиостанции доложили кодом о
задержании, обыскали местность, нашли все: и мешок с контрабандой, и карту,
и нож. Понадеялся, дурак, на свое ушу, что ли? Через переводчика разберемся.
Трудновато пришлось без акбарова нюха шмотки разыскивать, но нашли. При
таких уликах не отвертится, а то мастера они притворяться политическими
беженцами. Хуже всего, что мне же пришлось этого паразита еще и
перевязывать, чтоб идти мог и кровью не истек. Рожу я ему действительно
автоматом здорово разломал, придется медикам потрудиться.
Выходили к дороге тяжело и долго. Шуня Акбара на руках нес, хоть и
корчился сам от сильной боли в боку. Мы молча шли рядом и только плечами его
поддерживали, а впереди задержанный плелся. Такой вот невеселый кортеж
получился. Дальше - просто. На дороге ждала машина, нас замотали в тулупы и
кружным путем повезли домой. Дома сдали нарушителя на руки врачам и
разведчикам, отписали подробные отчеты и рухнули спать до вечера.
Вечером хоронили Акбара. Ребята выкопали ему могилу рядом с заставой,
на невысоком холме, собрались все свободные от службы. Шуня, которому было
совсем худо, завернул друга в старый плащ и опять сам нес до могилы, сам и
опустил туда. Командир собачьего отделения "компес" Сашка Сагидов в могилу
все нехитрое снаряжение собачье положил, словно воину оружие: ошейник,
поводок и намордник, который Акбар и не носил никогда - ласковый он был со
своими. А на дубке рядом прикрепили табличку с именем, снятую с опустевшего
вольера. Молча засыпали, постояли. Потом начальник сказал неуверенно, как бы
спрашивая:
- Отсалютуем... - и потянулся к кобуре, но Шуня взял его за руку:
- Не надо, он этого при жизни наслушался, теперь пусть в тишине лежит.
Поднял я тогда глаза, и увидел всех нас, как бы со стороны: не солдат и
сержантов, не офицеров боевых, через кровь, огонь и воду сотни раз
прошедших, а молодых пацанов, беззащитных и растерянных перед чужой смертью.
На следующее утро, перед отправкой в госпиталь, Шуня отдал начальнику
рапорт с просьбой о переводе стрелком в отделение Чирка. Начальник рапорт
подписал не спрашивая. Ну а еще через пару дней жизнь заставы вернулась в
свое размеренно-занудное русло, подчиненное строгому расписанию.