(no subject)
Для меня нет никакого секрета, зачем я хочу оставаться в Японии и в японской науке. Я выросла на книгах Стругацких, и к сожалению, всю мою жизнь они были для меня утопией. Всю жизнь я прожила с чувством, что отдала бы все на свете, чтобы оказаться внутри одной из этих книг. По-серьезному, без шуток. Вот если думать о смерти и о том, зачем живешь - для меня вот такая жизнь, как в Полдне, или по крайней мере путь к этой жизни - единственное, ради чего стоить существовать.
"Много столетий человечество мечтало о необыкновенных странах, в которых счастливо и безбедно живут люди. Об этом рассказано в сотнях книг. Но, как бы ни назывались эти книги и эти страны, их обычно именовали утопиями; на греческом языке это означало «место, не существующее нигде». Ведь люди не знали туда пути и не знали, как, даже в будущем, завоевать мир всечеловеческого счастья.
Таким книгам близка повесть братьев А. и Б. Стругацких «Возвращение». Ее герои - люди двадцать второго века: астролетчики, учителя, охотники, ученые. Во многих из них читатели узнают себя - свое вдохновенье, свое упорство, свою жажду подвига, потому что люди грядущих веков будут похожи на нас, будут почти такими же, как мы, и в то же время будут иными. Их труд будет разнообразнее, чувства богаче - ведь ничто не будет мешать им или ограничивать их. Как и в наше время, они будут видеть счастье не в отдыхе, а в подвиге, будут искать трудностей, чтобы испытать напряжение всех сил в жестокой иногда борьбе, ведь во все времена и века без труда нет человека."
Кирилл Андреев, предисловие к повести "Возвращение"
Сегодня еще не Полдень, 22 век. У нас еще есть время. Думаете, не будем там к полудню? А хотите посмотреть, сколько уже прошли?
Это фотографии из Нью-Йоркской Библиотеки, раскрашенные вручную фотографом Алексом Арбаклом. На них запечатлена Япония 1890 г. Кто автор фотографий - неизвестно. Всмотритесь в этих людей. В их лица, во что они одеты, в их темную, сожженную солнцем кожу, морщины, выражение тоски на лице, остающееся от тяжкого, повторяющегося, бессмысленного труда, единственный результат которого - выживание. Заметьте пыльную дорогу, убогую лачугу на склоне, которую так легко смыть очередным оползнем во время августовского дождя.
Заметьте скорбь и безнадежность на лице женщины, держащей простой рисовый колобок. Заметьте пыльные старые брюки старика с тыквенным сосудом.
Представьте себя на месте женщин, набирающих воду из колодца. Увидьте ребенка на заднем плане, который не позирует и не делает красивое выражение лица, а чувствует себя так, как чувствует.
Посмотрите на стену дома слева, на простые, грубые доски. На ватник мужчины. Замотанную от погоды голову.
Посмотрите на лица тех, тех, кто несет паланкин.
А теперь глядите сюда. Это двадцать первый век. Не на словах, а на деле. Такой, каким многим мечталось. Такой, за который (не хочу звучать банально, но это правда) многие умирали. Это то, к чему мы привыкли. Такое обычное.
Мы просто привыкли и не видим этого. Не замечаем. А для людей с тех старых фотографий - это ведь и есть Полдень. Утопия. Большая, светлая, безопасная страна, в которой много роботов, много студентов, в которой ученые, музыканты, глубоководники, инженеры.
И я хочу быть к этому как можно ближе. И жить туда, в 22 век. Потому что здесь, в японской науке, он уже виднеется, он уже легко различим. Еще немного - и мы покорим генетический код. И мы станем совсем такими. И будет и фукамизация, и любую болячку будут лечить за полчаса с шутками и прибаутками.
"Много столетий человечество мечтало о необыкновенных странах, в которых счастливо и безбедно живут люди. Об этом рассказано в сотнях книг. Но, как бы ни назывались эти книги и эти страны, их обычно именовали утопиями; на греческом языке это означало «место, не существующее нигде». Ведь люди не знали туда пути и не знали, как, даже в будущем, завоевать мир всечеловеческого счастья.
Таким книгам близка повесть братьев А. и Б. Стругацких «Возвращение». Ее герои - люди двадцать второго века: астролетчики, учителя, охотники, ученые. Во многих из них читатели узнают себя - свое вдохновенье, свое упорство, свою жажду подвига, потому что люди грядущих веков будут похожи на нас, будут почти такими же, как мы, и в то же время будут иными. Их труд будет разнообразнее, чувства богаче - ведь ничто не будет мешать им или ограничивать их. Как и в наше время, они будут видеть счастье не в отдыхе, а в подвиге, будут искать трудностей, чтобы испытать напряжение всех сил в жестокой иногда борьбе, ведь во все времена и века без труда нет человека."
Кирилл Андреев, предисловие к повести "Возвращение"
Сегодня еще не Полдень, 22 век. У нас еще есть время. Думаете, не будем там к полудню? А хотите посмотреть, сколько уже прошли?
Это фотографии из Нью-Йоркской Библиотеки, раскрашенные вручную фотографом Алексом Арбаклом. На них запечатлена Япония 1890 г. Кто автор фотографий - неизвестно. Всмотритесь в этих людей. В их лица, во что они одеты, в их темную, сожженную солнцем кожу, морщины, выражение тоски на лице, остающееся от тяжкого, повторяющегося, бессмысленного труда, единственный результат которого - выживание. Заметьте пыльную дорогу, убогую лачугу на склоне, которую так легко смыть очередным оползнем во время августовского дождя.
Заметьте скорбь и безнадежность на лице женщины, держащей простой рисовый колобок. Заметьте пыльные старые брюки старика с тыквенным сосудом.
Представьте себя на месте женщин, набирающих воду из колодца. Увидьте ребенка на заднем плане, который не позирует и не делает красивое выражение лица, а чувствует себя так, как чувствует.
Посмотрите на стену дома слева, на простые, грубые доски. На ватник мужчины. Замотанную от погоды голову.
Посмотрите на лица тех, тех, кто несет паланкин.
А теперь глядите сюда. Это двадцать первый век. Не на словах, а на деле. Такой, каким многим мечталось. Такой, за который (не хочу звучать банально, но это правда) многие умирали. Это то, к чему мы привыкли. Такое обычное.
Мы просто привыкли и не видим этого. Не замечаем. А для людей с тех старых фотографий - это ведь и есть Полдень. Утопия. Большая, светлая, безопасная страна, в которой много роботов, много студентов, в которой ученые, музыканты, глубоководники, инженеры.
И я хочу быть к этому как можно ближе. И жить туда, в 22 век. Потому что здесь, в японской науке, он уже виднеется, он уже легко различим. Еще немного - и мы покорим генетический код. И мы станем совсем такими. И будет и фукамизация, и любую болячку будут лечить за полчаса с шутками и прибаутками.